В это время армия наша развивалась и росла. На станции Молосковицы формировался штаб 3-й дивизии, начальником которой был назначен полковник Ветренко, начальником штаба ротмистр Голубев, начальником оперативного отделения капитан Неклюдов212 (бывший командир Красной Горки). В состав дивизии входили 53-й Волынский полк и два только что сформированных: Красногорский из офицеров и солдат гарнизона Красной Горки и Вятский, 1-я рота которого была переименована из Врудской комендантской команды. Через некоторое время к дивизии был присоединен отряд капитана Данилова, переименованный в Темницкий батальон. Артиллерия была сведена в два дивизиона, моя батарея вошла в состав 2-го дивизиона под названием 1-й батареи, 2-й батареей командовал штабс-капитан Тенно, 3-й – капитан Иванов213.
Последние дни нашего стояния в Княжеве прошли спокойно, противник не показывался. Одной из характерных черт этой войны являлось отсутствие постоянного соприкосновения с противником. Только перед попытками наступления или атак красные появлялись на опушке леса, в остальное время на фронте была полная тишина, настолько, что мы свободно гуляли за собственной проволокой и собирали землянику, которой в этом году был большой урожай. Например, в день, назначенный для демонстрации (12 июля), наши разведчики свободно доходили до деревни Муромицы, расположенной в версте от Княжева. Вообще, война сводилась к занятию населенных пунктов. Это обусловливалось отчасти лесистой местностью, так как лишь около деревень были пространства, очищенные от деревьев и дававшие свободный обстрел, а дома давали приют солдатам.
16 июля выяснилось движение красных по правому берегу реки Луги. Легко преодолев сопротивление немногочисленных частей 1-й дивизии, красные решительно наступали и заняли уже Сабек (на слиянии рек Луги и Сабы), дальше движение обозначилось по направлению мызы Ивановской (имение семьи Таптыковых). Это движение было нам крайне опасно, так как разрезало армию на две части и, кроме того, создавало угрозу Ямбургу. К счастью, к этому времени в Ямбург прибыли первые эшелоны отрядов светлейшего князя Ливена. Немедленно они были переправлены на станцию Веймарн и посланы для ликвидации прорыва в южном направлении. Отряды эти были сформированы и навербованы князем Ливеном в Курляндии.
Некоторые роты были сплошь офицерские, они были вооружены Германией, с ними шла батарея, был броневик «Россия». Одетые немцами и выправленные по-немецки, они представляли резкий контраст с оборванными и босоногими чинами Северо-Западной армии. Многие офицеры были вывезены из Киева немцами и этим спасены от неминуемой смерти от рук большевиков. В связи с приходом ливенцев у нас ходил следующий рассказ. В Ямбург приехал английский представитель, ему были выставлены два караула – один от ливенцев, другой от северозападников. Представитель спросил, отчего эти караулы не одинаково одеты, ему ответили, что эти чисто одетые и обутые солдаты снабжаются нашими врагами немцами, а те полуголые люди – нашими друзьями англичанами. В первых же боях ливенцы дрались превосходно, но, к сожалению, понесли большие потери. Слышались обвинения: отчего эти части были посланы в бой, где потеряли многих офицеров, а не были использованы как кадры для новых формирований. Надо иметь в виду, что в тот момент положение армии было крайне тяжелое, перевес сил и инициатива были на стороне красных, у нас не было свободных сил, а потому все вновь прибывающие части должны были быть немедленно использованы для укрепления слабых мест фронта.
Итак, 19 июля положение на Луге было восстановлено, и наши части дошли до деревни Лемовуси, где и остановились по течению реки того же названия. В виде артиллерии в то направление было послано одно орудие, снятое с бронепоезда, люди при нем были моего 2-го взвода под командой поручика Лиона, энергичного офицера, только что прибывшего в батарею из Финляндии. Через два дня прибыл в мое распоряжение поручик Андрей Владимирович Жадимеровский214 (2-й гвардейской артиллерийской бригады). С остальными людьми 2-го взвода и полученным из починки орудием он пошел на соединение с Лионом. Снова моя чуть не соединившаяся батарея разделилась, причем расстояние между взводами было около 30 верст. Все это очень осложняло командование батареей. К счастью, на 2-м взводе были такие энергичные офицеры, как Жадимеровский и Лион. Правда, не надолго, так как 23-го числа Жадимеровский был тяжело ранен в руку и выбыл надолго из строя. В то же время связь непосредственная между взводами была необходима для всевозможных хозяйственных вопросов: сулили скорую выдачу обмундирования, оно требовалось срочно, так как многие солдаты были без сапог и у большинства была лишь одна смена белья. Положение осложнялось еще и тем, что 2-й взвод снова находился на участке Ревельского полка, и Ежевский снова делал попытки его с собою связать. К тому же Голенкин, посылая какие-то распоряжения Жадимеровскому через штаб Ревельского полка, от высокого ума называл его «сводным взводом». Это окончательно запутало все – создавалось положение, будто бы взвод снова отделен от батареи. В результате я получил донесение от Лиона (Жадимеровский к этому времени уже был ранен), где он умолял выяснить его положение, оградить от притязаний ревельцев и письменным удостоверением официально назначить его командиром взвода, так как командир Ревельского полка собирается назначить на эту должность кого-то другого. Пришлось подчинить взвод командиру Балтийского полка. Лион энергично устанавливал порядок во взводе, но при этом ему пришлось сместить взводного и некоторых солдат из начальствующих. С одним из первых донесений Лиона я получил «рапорты» четырех курсантов 2-го взвода, в которых они просили меня о производстве их в офицеры, мой ответ был достаточно определенным, чтобы отнять у них всякую охоту еще раз обращаться ко мне с такой просьбой. Не прошло и четырех дней, как вся эта компания еще с несколькими людьми ушла к красным. Все эти хлопоты отнимали у меня много времени, и по правде сказать, это были одни из самых трудных для меня дней, так как, кроме внутренней жизни батареи, мне приходилось почти все время проводить с Андреевым на наблюдательном пункте – атаки красных были направлены с двух сторон, и один человек не мог вести наблюдение и огонь.
Неудача красных на Лужском направлении не прекратила их атаки на фронте 2-й дивизии. Семеновцы были уже оттеснены к Озерцам. После неудачной попытки восстановить положение они отошли дальше на Ушевицы, чем заставили и нас очистить Княжево и отойти на Хотыницы. Взвод встал на позицию на дороге Коложицы – имение Колорицы. Наблюдательный пункт был на одном из домов Хотыниц, мой участок был около 4 верст от деревни Мокрая Ледина до поселка севернее Пролог. Пехотные позиции были хороши, тем более что волынцы немедленно обмотали себя проволокой.
Первые дни было сравнительно спокойно, кроме незначительного наступления на 6-ю роту и постоянного, временами сильного обстрела деревни, мы мало страдали от противника. Наш дом был крепкий, с железной крышей, но представлял завидную цель, так что двор наш был изрядно исковеркан попаданиями, но что же делать, на то война.
На левом фланге наши неуспехи продолжались, 2-я дивизия отступала, теряя орудия. Батарея Тенно их потеряла три, во время попытки их вернуть был убит один из офицеров батареи и ранен другой. В связи с потерей орудий на его участке был отдан под суд капитан Быков. Он, кроме того, поручился за нескольких арестованных курсантов, которые немедленно по освобождении перешли к красным. Его еще обвиняли в сношениях с красными, но это обвинение было опровергнуто.
Один день для нас был прямо критическим, когда семеновцы оставили Ушевицы, и нам пришлось заворачивать наш левый фланг настолько, что одна из цепей лежала по западной опушке Хотыниц, фронтом на запад. К счастью, положение было восстановлено прибывшей ротой талабцев и самими семеновцами, главным образом командой Навроцкого. Дела наши все более и более ухудшались. Существовал план отхода за Лугу, чтобы за этой преградой дать отдохнуть частям. Но это было связано с оставлением Ямбурга, а владение этим городом имело громадное моральное значение для обеих сторон. Все же, под угрозой отхода за Лугу и обнажения их границ у Луги, удалось принудить эстонское командование к 20 июля выдвинуть два полка на наш левый фланг. Рассчитывая на помощь эстонцев и на подошедших ливенцев, наше командование собиралось перейти в наступление и, как было всем ясно, думало этим контрманевром восстановить положение и удержаться в Ямбургском уезде. Но эстонцы действовали очень вяло, ливенцы же распылялись поротно для восстановления местных неудач на разных участках фронта. Ожидаемая помощь от англичан в виде танков, снарядов, обмундирования и денег все не приходила. В то же время предписываемая экономия снарядов, отсутствие обуви, невыдача жалованья, а также неудачи на фронте сильно понижали настроение солдат. Участились случаи побегов. В Вятском полку были произведены аресты вследствие раскрытого заговора. Шаг за шагом красные подвигались вперед, и в последних числах июля бои уже происходили в 10 верстах от Ямбурга у деревень Килли и Малли. На севере наш фронт шел приблизительно до дороги на Котлы, а затем на Гурлево, Ушевицы, Мокрую Ледину впереди Хотыниц на поселок Прологи – Полобицы, Сырковицы, Яблоновицы, Лемовжа, Осмино и т. д. Один день был крайне тревожным, так как красные заняли деревню Килли. Был отдан приказ об отходе, но Ветренко отказался исполнить его немедленно, и, к счастью, к вечеру положение было восстановлено, причем был захвачен красный броневик. При восстановлении положения работал также эстонский автомобиль «Эстония», самодельная машина, броня которой была собрана из орудийных и пулеметных щитов. Все же Молосковицы понемногу эвакуировались, были увезены поезда и все лишние грузы.
От Хотыниц до станции Молосковицы было рукой подать. Разные дела, хлопоты хозяйственного порядка, а также необходимость полной информации об общем положении заставляли меня, в спокойные дни и оставляя на наблюдательном пункте заместителя, ехать на станцию. Там царило оживление. В вагонах стоял штаб полковника Ветренко, в интендантстве можно было навести справку о возможностях получения снарядов и обмундирования, поклянчить телефоны, провод и т. д. Там же кто-нибудь только что приехавший из Ревеля сообщал ворох новостей, слухов и рассказов из «первоисточника». Однажды на станции меня окликнула жена, работавшая на передовом перевязочном пункте, ее туда по ее просьбе командировал Филиппов, она рассчитывала меня встретить. К этому времени я сильно оброс бородой, и жена меня издали и не признала, не будь на мне желтые финские сапоги. От нее я узнал многое, о чем в приказах и распоряжениях не говорилось.