Около 4 часов утра, под дождем и в полной темноте, роты начали выстраиваться на дороге. Две роты красногорцев и такое же количество Темницкого полка только что прибыли из запасного полка и еще ни разу не участвовали с нами в боях. Стоя на куче щебня, Данилов их напутствовал в первый бой. В авангарде шел бывший батальон Джаврова (красногорцы), под командой капитана Васильева. Колонна двинулась по узкой песчаной дороге на Сабицу, весь путь был свободен, и лишь в версте от деревни нам пришлось остановиться, так как разведка обнаружила красную заставу. Местность была малоблагоприятная для нас – по обеим сторонам дороги тянулись болота, труднопроходимые и не дающие прикрытия движущейся цепи. Пришлось накопляться поодиночке, но, как только наша цепь закричала «Ура!», красные сложили оружие, сдалось 14 человек. На плечах отступающих красных красногорцы ворвались в деревню и заняли ее без потерь.
После двухчасового отдыха пошли на деревню Элемно. Шедший в авангарде 2-й батальон красногорцев снимал по дороге заставы красных в чухонских хуторах, разбросанных по всей дороге. Я догнал 2-й батальон под самой деревней Элемно у моста через речку того же названия. Здесь, вследствие вырубок, образовалась довольно просторная поляна, на которой я собирался поставить батарею. Позиция была мало удачная, слишком близкая от противника, она простреливалась ружейным огнем, и высокие деревья мешали стрельбе на близкие дистанции, но выхода не было. Действия 2-го батальона развивались медленно. Посланная в обход рота не нашла дороги, могущей вывести ее в тыл красных, болота и лес ограничивали действия узким дефиле по бокам дороги. В ожидании результатов действий вновь посланной роты, подошедший отряд сосредоточился у моста. В это время раздалось «Ура!», и, думая, что это начало атаки, мы бросились вперед, но оказалось, что 2-й батальон атакует лишь последнюю заставу перед деревней. Под сильным огнем противника наши залегли, а люди молодых рот Красногорского полка уткнулись носами в землю и, вероятно закрыв глаза, распластались на земле. Старые солдаты смеялись: «Совсем еще красноармейцы». – «Ничего, – заметил Данилов, – один-другой удачный бой – орлами станут».
С телефонистами начал прокладывать связь и, добравшись до наших цепей, залег у пулемета. Из цепи выносили тело смертельно раненного поручика Хрусталева. Никогда не унывающий, веселый и остроумный, он всегда вносил комический элемент во все переживания походной жизни. После короткой агонии он скончался. Деревня Элемно была обнесена проволокой, и засел в ней какой-то коммунистический отряд, несмотря на обстрел артиллерией и пулеметами, он стойко оборонялся. С батареи мне сообщили грустную весть о ранении младшего фейерверкера Антонова, недавно прибывшего в батарею с сыном. Это был старый солдат, подтянутый и умевший и себя, и других держать в порядке. Я его назначил начальником обоза 1-го разряда, где у меня возились снаряды. Подвозя снаряды на батарею, он был ранен в грудь. Атака деревни в лоб нам была не под силу, оставалось действовать обходом, но для этого местность была весьма неблагоприятная. Но Данилов, боясь за судьбу посланных им на Поля рот, торопил красногорцев, а потому одна рота снова была послана попытаться обойти деревню. В этот момент огонь красных достиг невероятной силы, а затем мгновенно прекратился. По моим наблюдениям казалось, что красные оставили деревню, и действительно, посланная по моему настоянию разведка в деревне противника не обнаружила.
Уже начало смеркаться, когда отряд собрался в деревню. Отдохнув с полчаса, двинулись дальше по дороге, еле намеченной на карте пунктиром, но, по словам жителей, исправленной и расширенной красными. По девственному болотистому лесу эта дорога тянулась до самых Витчин, причем, кроме трех-четырех хуторов, на всем протяжении не было никаких населенных пунктов. В особенно топких местах был сделан настил из стволов, который был чуть шире колеи орудий. Опять на долю батареи выпал тяжелый переход по болотистой дороге. В полной темноте колонна наша вследствие тяжелой дороги и усталости лошадей страшно растянулась; повозки ломались, лошади падали, загромождая дорогу. Остановка одной повозки задерживала всю колонну, так как объехать ее не было возможности – рядом с дорогой начиналась трясина, по которой еле пробирались пешие, лошади же падали, вязли и вследствие утомления не могли больше подняться. Роты шли отдельными кучками, оставляя за собой пулеметные повозки. Так мы миновали два хутора, но останавливаться нельзя было, требовалась немедленная помощь ротам в Полях, с которыми не было никакой связи. Не доходя третьего хутора, разведчики остановились, впереди в лесу был замечен костер и сгрудившиеся вокруг него повозки и люди. Это была ночевка части красного обоза, отставшего от своих. Наконец, насквозь промокшие, мы дотащились до хутора и там остановились, люди падали от усталости. В единственной комнате хутора вповалку заснули, как только засыпают беспредельно утомленные люди. Примостившись с Джавровым под столярным станком, я забылся сном часа на два и проснулся оттого, что нога спавшего на станке Данилова уж очень бесцеремонно задела меня по голове. Данилов проснулся одновременно со мной и поднял людей, чтобы идти дальше. За ночь отряд чуть-чуть подтянулся, но некоторые роты, батарея и обоз заночевали по дороге. Не выспавшись, дрожа мелкой дрожью, как это бывает, когда усталый выходишь на утренний туман, пошел дальше. Наконец добрались до хуторов в полутора верстах от деревни Витчины; находящийся там и бежавший при нашем появлении пост поднял тревогу, и наша разведка была встречена из деревни сильным огнем. Витчина была сильно укреплена несколькими рядами проволоки, и позиция обеспечена с флангов болотами и озером. Пока делали разведку и готовили атаку, прошло несколько часов. По распоряжению Данилова, получившего от штабс-капитана Андреева донесение о занятии Полей, батарея была отправлена туда, так как оттуда дорога на Красные Горы была несравненно лучше. Андреев доносил, что при занятии деревни Поля он захватил комиссара бригады, почти целиком команду связи и 17 телефонов (пять из них Данилов подарил батарее), перевязочный пункт. Командир бригады каким-то образом улизнул. Набег этот произвел на красных огромное впечатление, кроме сопротивления у Элемно и у Волынцев, они спешно отходили по всему фронту дивизии. Измученные ночным трудным переходом красногорцы действовали очень вяло, к счастью, красные очистили деревню без боя, потерявшие между собой связь части их бежали в панике.
Выехав вперед, я вдруг неожиданно встретил генерала Родзянко. На своей свежей породистой лошади он объезжал части и подгонял их. Я ему доложил о наших затруднениях, и мы одно время ехали вместе, и он мне рассказал последние новости. Затем, перепрыгнув через какое-то срубленное дерево (я на своей кляче, конечно, не последовал его примеру), он рысью поехал подгонять другие колонны.
Переночевав в очищенной от красных деревне, мы наутро двинулись дальше. Около деревни Сабы встретил Конную батарею, которая устанавливалась на позицию, готовя атаку Вятского полка на Красные Горы. Эта деревня, так же как и Заозерье на восточном берегу озера, была тоже сильно укреплена, и они составляли последние опорные пункты красных для защиты линии Варшавской железной дороги. После сильнейшего артиллерийского обстрела и одновременной атаки красногорцев на Заозерье и Вятского полка на Красные Горы большевики дрогнули и побежали.
С нашей колонной отсюда уже неотлучно шел и генерал Родзянко, крича и требуя движения вперед. Тут же мой брат сообщил мне, что, по всей вероятности, ему придется, вместе с Темницким полком, согласно плану наступления и после достижения нашими войсками линии Сиверская – Волосово, двигаться на Николаевскую железную дорогу, перехватить ее и мешать подвозу подкреплений красных из Москвы. Но затем это, по-видимому, предположение не было исполнено, и движение дивизии происходило по обеим сторонам Варшавской дороги прямо на Гатчину. Со всех сторон обвиняют Ветренко, что он, желая участвовать во взятии Гатчины, не исполнил это приказание. Многие указывают на этот факт как на одну из причин неудачи нашего наступления на Петербург. Я уже указывал на недисциплинированность как на одну из черт характера Ветренко, но эта черта была свойственна и не ему одному, а была общим для всей армии пороком. Большая доля вины лежит на нашем командовании, которое, перестраивая армию на регулярный порядок, слишком мало обращало внимание на вопрос дисциплины (история с присоединением к моей батарее второго взвода – разительный пример). Кроме того, забывают, что при дивизии неотлучно находился помощник Главнокомандующего генерал Родзянко, на которого вина в неисполнении плана наступления ложится сугубо.
После занятия Красных Гор вятцы были двинуты на Бежаны, но эта важная переправа через Лугу была занята лишь на другой день и не без помощи даниловцев, двинувшихся от Полей на Накол и переправившихся через реку.
12-го числа части дивизии пошли дальше по двум направлениям: даниловцы, вятцы и первый взвод моей батареи, переправившись у Бежан, должны были двигаться на станцию Мшинская, после занятия которой Вятский полк должен был дойти до деревни Лизеры, ведя разведку по линии железной дороги. Волынцы же двинуты были на станцию Преображенка, после занятия которой красногорцы поворачивали на юг с целью занять город Лугу, в случае же нахождения там 1-й дивизии – войти с ней в связь.
Весь день 12-го числа мы провозились на переправе. Из-за небольшого размера парома переправа шла очень медленно – в один раз на нем помещалось не более 4–5 лошадей. Кроме того, даниловцы ждали хлеб, который люди не видели уже три дня. Вообще, подготовка к наступлению была ниже всякой критики. При подготовке к наступлению естественно было бы отдать приказ о заготовке частями запаса продовольствия хотя бы дня на три-четыре. Однако это сделано не было, и полки двинулись в наступление, имея при себе лишь носильный на людях запас, который быстро истощился, подвоз же по непроходимым дорогам и [при] нашем быстром продвижении был совершенно немыслим. А доказательством того, что этот запас можно было сделать, служила батарея, люди которой ни одного дня не сидели без хлеба. Все части, до занятия Гатчины, кормились по большей части от населения, лишь изредка и не полностью получая довольствие из тыла. При стоянии на месте такие временные займы возвращались, но сейчас, вследствие быстрого продвижения, это делать было невозможно.