Национальная гордость была подавлена. Они страдали. И видели ливенцев, которым повезло, которые были у немцев.
Готовы были забыть и то, за что сражались пять лет, и проклятие Бреста, и то, что немцы и сейчас – враги!
Что они поддерживали большевиков и сейчас поддерживают их!
Что, наконец, пустить немцев на фронт – это значит совершить предательство, потому что немцам не выгодно брать Петроград.
Это же их лаборатория – Петроград. Там выделываются ядовитые газы, от которых задохнутся Франция и Англия…
Пусть мучаются эти русские свиньи – фатерланд вздохнет свободно, когда во Франции будет большевизм.
А потом… когда «начнется» на Западе, можно будет освободить и Россию. Заключить с ней союз. И тогда-то Россия будет в наших руках. Вся Восточная Европа… и Сибирь – какие богатства!
Этого они не понимали.
И гордо носили ливенцы свою германскую форму, проклятое клеймо фабрикантов большевизма, и завидовал им весь фронт, босой и раздетый.
О! Немцы получили хорошие проценты за помощь Ливенскому отряду. Симпатии всего фронта были на их стороне.
Немцам нужно приобрести влияние не только у большевиков, но и у белых. По возможности помогать тем и другим. Пусть продолжается подольше гражданская война в России.
Какое им дело до того, что льется русская кровь! А если все-таки осилит и на Восточном фронте Антанта, и займут белые войска Петроград, нужно подготовить заранее почву, чтобы не упускать союза с Россией.
Но какая странная судьба!
Крайние левые – большевики – обмануты немецкими агентами злым миражем – утопией.
И крайние правые обмануты теми же немецкими агентами – тоже утопией.
Ведь они хотят восстановить в России все, как было, точно не переживаем мы уже три года страшную катастрофу, точно можно строить жизнь не из жизни самой, а из мозга – разумом. Не считаясь с действительностью.
Ливенцы в этом неповинны. Их немецкие симпатии, столь недоброкачественные, к счастью, не пошли дальше платонических воздыханий.
А дрались они как львы. И умирали честно за родину. Среди них были офицеры и солдаты, бежавшие от большевиков в Литву и в Польшу, были освобожденные поляками из тюрем Петлюры, где самостийные палачи мучили их не хуже большевиков, были воины, перенесшие немецкий плен.
И как только открылись регистрационные пункты в Варшаве, в Риге, они пошли на голос России.
Пока звучит еще этот голос, пока жива еще эта тяга – никакие страдания не убьют нас. Через заблуждения и раскаяние, через борьбу и раны – мы обретем нашу великую Родину и снова создадим железную армию – на страх врагам!
Г.Е. С-в258В Северо-Западной армии259
В «Памятке Ливенца» я встретил напечатанный приказ командира корпуса от 5 сентября 1919 года за № 96—2, где говорится о 2-м полку. Все сказанное в равной мере относится и к Стрелковому дивизиону, вошедшему в состав 2-го полка. Дело идет о прорыве красных под деревней Шимы. Я, к сожалению, не могу указать точно числа этого прорыва, потому что я дневника не вел. А если меня спросят, почему я не вел дневника, то я могу дать самый простой ответ: во-первых, мы, солдаты дивизии светлейшего князя Ливена, как только приехали из Митавы на Северо-Западный фронт, не имели свободного времени в месяц более как дня три. А во-вторых, у нас голова была занята так же, как и сейчас, когда я пишу эти строки, только одним – как бы поскорее освободить дорогую нам нашу Родину Россию от всей засевшей там разной инородной сволочи.
Поэтому я хочу описать без всякого преувеличения тот самый прорыв, который ни один стрелок бывшего Стрелкового дивизиона дивизии светлейшего князя Ливена забыть не должен, так как мы в бою за Шимы потеряли убитым любимого нашего г-на штабс-ротмистра Ильяшевича.
В конце августа месяца 1919 года, после небольшого перехода, мы остановились в большой деревне Старополье. Простояв в ней не более суток, мы получили приказ командира дивизиона г-на полковника Козакова собраться с полной походной, в чем с нашей стороны задержки не было (и вообще никогда не бывало). Взяв с собою одни мундиры, винтовку, патронташи, по нескольку штук гранат, и – айда, хлопцы, глушить красных! Шли скоро, что называется по-ливенски. Дорога идет лесом. Шли не долго. Дорогу пересекает болото, через которое проложен мост (деревянный). От моста до деревни версты полторы – чистое поле, засеянное ячменем.
Перешли поле и дошли до самой деревни Шимы. Справа и слева от деревни озера. На короткое время располагаемся в деревне, потом занимаем наскоро вырытые окопы, причем влево от деревни Козиру выставляем полевые караулы. Нас было три эскадрона: 1-й, 2-й и 3-й. Первым эскадроном командовал полковник Синегуб260, вторым – полковник Ильяшевич, и третьим – штабс-ротмистр Ильяшевич, брат полковника. Часть 1-го эскадрона была в конном строю. Общее число нас было не более как человек 100. 2-й эскадрон занимает правый конец деревни и одновременно перерезает дорогу, ведущую от Малых Шим в Большие Шимы. 3-й эскадрон занимает позицию левее второго эскадрона, не теряя с ним связи. 1-й эскадрон садится по коням и выезжает на разведку по направлению Малые Шимы. Мы с напряженным настроением ожидаем, что они нам привезут нового. Ожидать нам пришлось не долго. Смотрим – катят наши разведчики, приехали и говорят, что красные наступают и не далече. Силы численностью много больше наших (их был целый полк).
Но мы все-таки не очень их испугались, а приготовились, стоим и дожидаем: пущай идут, только поскорее, потому что мы долго ждать не привыкли.
Смотрим – идут. Показалась 1-я цепь, и мы их подпустили шагов на 80, а потом пошла… понесла… давай, ребята, пока не поздно! Смотрим: красные валятся как снопы. Много убитых, раненые стонут. Два раза они пытались было перейти в атаку и кричали «Ура!», но напрасно! Ротмистр же Ильяшевич ходит поверх окопов во весь рост и навскидку из карабина расстреливает приближающихся к нему красных, а сам говорит: «Ага! Красная босота соляна, кажется! Мы вас встретим!»
Бой продолжался более двух часов. Красные напирали, но мы с частой ружейной стрельбы по команде ротмистра Ильяшевича перешли на стрельбу залпом. Залпом стреляли 40 человек, а залп выходил как с одной винтовки. Наши залпы пришлись красным не по вкусу, и они заметно смутились и с нашего левого фланга стали было бежать обратно в лес.
Вдруг положение меняется. Во втором эскадроне портится пулемет и исправить его нет возможности. 2-й эскадрон начинает отходить за деревню. Положение наше становится скверным. Тогда ротмистр Ильяшевич дает приказание отходить и 3-му эскадрону, причем на задержку остаются добровольно 10 человек с ротмистром Ильяшевичем во главе. Остаются, кроме ротмистра Ильяшевича: прапорщик Соколов261, прапорщик Сибиркин262, унтер-офицер Мохно, унтер-офицер Сорокин, унтер-офицер Петр Позняков (убитый под Темницкими хуторами при разведке от устья Жердянки), стрелок Синеговский, младший унтер-офицер Сергей Годунов, стрелок Начаткин (попал в плен к красным у деревни Горелово и тут же ими был расстрелян) и я – старший унтер-офицер Царской армии 14-го Гренадерского Грузинского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича, Великого князя Алексея Николаевича полка.
Прапорщик Соколов, прапорщик Сибиркин, старший унтер-офицер Сорокин, старший унтер-офицер Позняков, стрелок Начаткин и я – все Тульского отряда. Все мы 10 человек были в окопах до тех пор, пока дали возможность отойти за деревню нашим двум эскадронам.
Тем временем красные заняли половину деревни и уже успели около часовни собрать митинг. Ротмистр же Ильяшевич отдал нам приказание войти в деревню. Мы оставили окопы и по переулку вышли в центр деревни. Красные заметили нас, и некоторые из них поспешили к нам навстречу и говорят: «Товарищи, идите сюда к нам, выведите своих золотопогонников и вам ничего не будет». Тогда мы остановились, и они думали, что мы предадим своих начальников. В этот момент ротмистр Ильяшевич скомандовал: «По красной босоте! Взвод… пли!» Грянул залп выстрелов и взрыв нескольких гранат, и ихнего митинга как не было. Только послышались стоны раненых.
Мы же, отстреливаясь на ходу, стали отходить за деревню. Красные успели тем временем поставить пулеметы на крышах домов и стали нас обстреливать. Мы только успели взойти на мост, что через болото, смотрим… свалился полковник Долгов (начальник пулеметной команды). Когда мы подошли, смотрим: он ранен в ногу. Эта первая наша жертва в бою за деревню Шимы. Его взяли на лошадь и отправили в тыл. Мы же всем дивизионом, отойдя версты две от моста, решили, что красные не скоро опомнятся и сразу наступать не будут. По приказанию командира дивизиона полковника Козакова, весь дивизион рассыпался в цепь, перерезав тем дорогу на Старополье. В сторону Шимы выставлена застава, от которой выдвинуты полевые караулы. Затем мы остались в таком положении на всю ночь в ожидании красных, но они за ночь еще не очухались и поэтому наступать не решились. Довелось бы это нам – такая сила, – так мы бы их гнали и днем и ночью, но убежать от нас они бы не успели.
Пролежали в цепи до утра, а наутро к нам подошел наш 2-й полк. Командиры, обсудив положение на месте, решили: наш стрелковый дивизион должен выслать от себя разведку в стороны Шимы и занять всем дивизионом позицию по берегу озера, что правее деревни, а 2-му полку перейти через болото в обход и занять позицию от озера влево. Но так как 2-й полк не был знаком с расположением места, то из нашего дивизиона им были даны провожатые, в числе которых находился и я. Мы свернули с дороги влево и подошли к болоту лесом. Болото широкое, и воды много, а кроме того, очень топкое. Но мы думали, что мы не такие тяжелые, чтобы потонуть, а когда мы стали переходить, то оказались совсем легкими. Ну и поперли! В первую очередь, конечно, за собою тащим «максимки», и они оказались тоже легкими, как гидропланы, так и наезжают нам на ноги. Смотрим… не успели промокнуть, а уже на другом берегу болота. Ну и слава Богу, сейчас неожиданно и негаданно к красным с визитом явимся. Здравствуйте пожалуйста! Вышли на берег, встряхнулись, и вся вода с нас так и стряхнулась, сразу сухие. Ну а теперь айда, хлопцы! А то красные, наверное, нас заждались.