Белая дорога
Белая дорога
1
Заведующий оленефермой Архип Степанович Урэкчэнов пришел в контору довольный жизнью. И на работе дела хороши, и жена из отпуска вернулась. Встала пораньше, накормила домашней едой. Это тебе не столовая в совхозном поселке… Настроение Урэкчэнова сразу улучшилось.
В конторе его поджидал молодой оленевод Степан Мучитов. С письмом от своего бригадира Кадара Болгитина. Тот в письме коротко сообщал, что Степан отказывается работать. «Пусть уходит, — писал Кадар, — лодыри мне не нужны. Но постарайся найти замену. — И подчеркнул особо: — Хорошую. А если не сможешь — невелика беда, Кадар не заплачет. Только вот, имей в виду — волки у нас объявились. Десяток оленей уже зарезали».
— Дурной ты, однако, Степан, — Урэкчэнов не понимал, как можно отказаться работать в лучшей бригаде совхоза; почти все пастухи мечтают попасть к Кадару.
— Какой есть, — усмехнулся парень и, кажется, совсем не обиделся.
— Таких надо безжалостно гнать из совхоза! — вспыхнул заведующий. — А мы все нянчимся с вами.
Урэкчэнов колючим взглядом впился в лицо Мучитова.
— А куда они денутся, Архип Степанович? — спросила чернявая девушка, зоотехник отделения. Она сидела в одном кабинете с Урэкчэновым.
— Это тебя, Тамара, пусть не касается. Пускай катятся на все четыре стороны! Лучшую бригаду предал! И, главное, в такой момент, когда у них там волки бесчинствуют. Где я замену найду?.. Ну скажи, где? Уходи, Степан, уходи с глаз долой! Такие нам не нужны… — Лицо Урэкчэнова покрылось красными пятнами, от хорошего настроения, с каким он пришел в контору, не осталось следа.
— Я сам решил уехать. Руки, ноги на месте, голова, хоть и обозвали дураком, все же работает — без куска хлеба не останусь, — огрызнулся парень; его черные глаза зло кольнули Урэкчэнова, пальцы нервно забегали по пуговицам старенького арбагаса[1].
— Не болтай попусту, — мягко сказала Тамара. — Куда ты пойдешь, Степан? Подумай-ка хорошенько…
— Как куда? Люди везде нужны. Могу в райцентр, могу и в город махнуть.
— И что будешь там делать? — девушка снисходительно улыбнулась.
— Найду занятие, Тамара, — Степан тоже улыбнулся, хотя улыбка у него получилась жалкая и какая-то беспомощная.
— Больно нужен ты в городе… — усмехнулся и Урэкчэнов. — Что ты умеешь? Лодыри там тоже не требуются. Всюду работать надо.
— Не пропаду.
— Не упрямься, Степан, — ласково проговорила Тамара. — Поезжай в стадо. Некем нам тебя заменить. А с Кадаром мы все уладим… Обещаю тебе… — девушка взглянула на него с надеждой и опять ласково улыбнулась.
Степан смутился, отвел глаза в сторону.
— Нет, в стадо я не вернусь, Тамара…
— Почему? Ну скажи, почему? Что у вас там случилось? С Кадаром не поладили?
— Да, с Кадаром… Какой я оленевод без седла, без ездовых оленей? Не работа — одно мученье… Не уговаривай меня, Тамара! Я все решил!
— Почему это, интересно, ты без оленей? — зло спросил Урэкчэнов. — Я лично приказал бригадиру выделить тебе десять ездовых.
— Десять! Дал пару доходяг, и те еле на ногах держатся. На них далеко не уедешь! А уж оленей догнать…
— Только двух дал? Как же так? — удивилась Тамара.
— Еще четырех упряжных. Такие худые, смотреть тошно. Но хуже всего — хорошего седла нет. Как можно работать?
— Мы здесь, в конторе, транспортных оленей не выращиваем, — заведующий снова нахмурился. — Седла тоже не делаем. Насчет седла и прочего снаряжения говорите дирекции совхоза. Мне нечего претензии предъявлять!
— К директору, говоришь, обращаться? А где его взять, директора? Два раза в год приедет в отделение, посидит с вами в конторе — и все. Нет, и ездовые, и седла — это ваша забота. Прежде чем работу с нас спрашивать, вы должны обеспечить пастухов всем необходимым!
— Ишь ты, какой умный! Все ему не так. Смотри-ка, директором недоволен… Не приезжает к нему! Директор каждый день с нами по рации связывается. У него дела поважнее, чем твои седла!
— А вы, Архип Степанович, почему о нас не заботитесь? — наступал Мучитов.
— Мы заботимся по мере возможностей. Но у нас свои трудности. У нас четырнадцать стад. Многие бригады пастухами полностью не укомплектованы. Вот ты убегаешь… Скажи мне, где я найду людей? Вы, молодежь, не больно в оленеводы стремитесь… — Урэкчэнов сверкнул маленькими, медвежьими глазками.
— Не знаю, где вы людей найдете. Лично я пастухом больше работать не буду. — Степан посмотрел на Тамару, словно хотел еще что-то сказать, но передумал, ушел, с силой хлопнув дверью.
Урэкчэнов с досадой швырнул ручку на стол, та скатилась на пол. Но он не обратил на это внимания, с грохотом отодвинул стул, вышел из-за стола, начал ходить из угла в угол, будто зверь в клетке.
— Я и директору совхоза, и управляющему говорил об этих проклятых седлах…
— Да, сейчас не каждый умеет их делать, — вздохнула Тамара.
— Молодые не умеют! И не хотят учиться! А старики…
— Скоро оленьи седла у нас из синтетики будут. Всех обеспечим.
— Откуда знаешь? — оживился Урэкчэнов. — В газетах читала?
— Нет. Просто я уверена в этом, — заулыбалась Тамара. — Должен же быть какой-то выход…
— Скоро! Фантазия это! Нам седла сегодня нужны. А где их взять?
— Архип Степанович, мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
— Брось, Тамара, лекции мне читать. Занимайся лучше такими, как Степан, чтобы не бежали от оленей… А! — воскликнул вдруг заведующий так громко, что девушка даже испугалась. — Ведь дед Семен прилетел! Жена у меня вчера вернулась, видела его в аэропорту. Хочет, говорит, сразу в стадо поехать. Тамара, я к управляющему!
2
— Вот человек! — восхитился Мэтин Петрович, услышав от Урэкчэнова о старом Семене. — Хочет сразу в стадо поехать? Это бы хорошо было!
— Хоть бы сделал нам несколько седел. Мы еще вчера об этом говорили, помните?
— О седлах помню. Попрошу деда зайти к нам, может, уговорю. Еще что у тебя?
— Мэтин Петрович, мне срочно оленевод нужен, — тихим, сдавленным голосом проговорил Урэкчэнов и тяжело вздохнул.
— Как же так? Ведь мы вместе бригады укомплектовывали? — удивился управляющий.
— Степан приехал из шестого стада. Отказался работать. Я изо всех сил пытался его образумить, но ничего не вышло. В город, говорит, уеду…
— Да? А с чего это вдруг? В чем причина, как он все объяснил? — Управляющий нахмурился и недоверчиво посмотрел на Урэкчэнова.
— Парень он молодой, современный, ему подавай все готовое. Нет готового — работать не будет. Вот и вся причина, — снова вздохнул Архип Степанович.
Управляющий помолчал, обдумывая услышанное и что-то прикидывая в уме. Покосился на Урэкчэнова.
— Ты вот что, Архип Степанович… — Адитов опять помолчал, — поговори-ка еще раз с парнем, объясни ему…
— Пока я буду этого типа уговаривать, волки там такой беды натворят… Не расхлебать после…
— И все же поговори! — жестко прервал его управляющий. — Сегодня же!
— Я плохой агитатор, Мэтин Петрович. Пусть катится ко всем чертям, — резко ответил Урэкчэнов. — Нянчиться тут со всяким!
— Каждый руководитель обязан быть агитатором.
— Если мы все начнем агитацией заниматься, лодырям в ножки кланяться, руководить некогда будет! Руководитель должен приказывать, а остальные выполнять.
— На одних приказах далеко не уедешь, — возразил Адитов.
— Уговорами тоже ничего не добьешься…
— А ты не уговаривай, убеждай. Убеди того же Степана вернуться в бригаду. Если хочешь, понимай это как мой приказ! Тебе нравится, когда приказывают, вот и действуй!
Урэкчэнов резко поднялся, зло глянул на управляющего и, ничего не сказав, поспешил к выходу…
3
— Яв укчэнэс. Здравствуй, что нового? — тихо поздоровался дед Семен. — Зачем звал старика?
— Здравствуй, абага![2] — Адитов улыбнулся, пожал его сухонькую морщинистую руку. — Садись вот здесь, — поставил стул возле печки.
— Спасибо, сынок. Спину погреть нехудо, — старик сел, степенно вытащил деревянную трубку и мешочек с табаком. Долго вытряхивал пепел из трубки, выковыривая его острием ножа, снова набил табаком и закурил. Едкий табачный дым сизым облаком поплыл по комнате. Старик придавил тлеющий табак большим пальцем правой руки и с удовольствием затянулся. Мэтин Петрович ждал, пока он покурит, делал вид, что занят делами, копался в бумагах, а сам незаметно следил за дедом Семеном.
— Ну, зачем я тебе понадобился, сынок? — наконец промолвил старик, придерживая трубку беззубыми деснами.
— Как самочувствие, абага?
— Чувствую себя хорошо. Долго лечили врачи.
— Соскучился небось по оленям?
— Не говори, сынок. Все время о них думал. И днем, и ночью.
— Ты береги себя, абага. Опять простудишься.
Глаза деда Семена озорно блеснули:
— Не хитри, Мэтин, говори прямо — зачем вызывал? Дочка пришла, сказывает, мол, вызывают в правление, — и отчего-то тихо засмеялся. Он по старой привычке называл контору совхоза правлением. Дочка его, уже пожилая женщина, работает старшим бухгалтером отделения.
— Без стариков нам трудно, абага, — вздохнул Адитов и хитро посмотрел на деда Семена.
Дед помолчал, пососал свою трубку, наконец сказал:
— Что старики? Старики свое отработали. Как говорят: у нас позади дорога длинная вьется, а впереди короткая совсем остается…
— К сожалению, так, абага, — снова вздохнул Мэтин Петрович. — Ну да ладно. Давай лучше о деле потолкуем, — словно отряхиваясь от грустных мыслей, быстро проговорил он. — Нашим оленеводам седла как воздух нужны, абага… Как ты на это смотришь?
— Конечно, нужны. Какой же пастух без седла? Я уступлю свое, только скажи кому.