– И что я буду делать с этим обоссанным образом и подобием твоим? – медлил Мэн спускаться с лестницы, на которой он уже прижился и чувствовал себя хорошо.
– Судя по тебе, Мэн, Я – ленив и туп, – с сарказмом заметил Господь. – Я же тебе сказал, спускайся, приведи в порядок, утешь, успокой.
– А потом? – по-прежнему тянул кота за яйца Мэн.
– Потом, – терпеливо отвечал Господь, – учи их, неси в них слово Божье. А через них и дальше, в народ израилев. И в другие народы.
– Я знаю это слово Божье?..
– Со временем оно само придет к тебе. От меня.
И Господь пинком скинул Мэна с лестницы.
3 Мэн мягко приземлился рядом с навязанными ему Господом учениками и к вящему своему удивлению узнал в них своих былых соратников по прежней жизни: Жука и второго, известного в своих и Мэна краях как Каменный Папа. Впрочем, Мэн уже не был уверен, какие края ему родные – Москва конца двадцатого века или Израиль неизвестно каких времен. Но коль скоро Жук и Каменный Папа тут, у подножья лестницы в городе Вефиль, привычно заблеванные, хоть и голые, то стало быть и он, Мэн, здесь на своем месте. И стало быть, он, Мэн, обрел здесь, на земле Израилевой, своих первых учеников. Причем, должны заметить, сделал это не сам, а по наущению Господа. Которому Мэн уже почти полностью доверял. А собственно говоря, кому еще и доверять в этих мирах, как не Господу? Мэн по очереди оттащил своих первообретенных учеников на берег ручья и бережно отмыл их тела от московской грязи и московской же блевотины. Потом он пошел на базар и на неизвестно как оказавшиеся в его кармане два сикля серебра купил две хламиды. Когда он вернулся к ручью, ученики начали просыпаться, ресницы их тяжело прикрывали кроваво-мутные глаза, шершавые языки с трудом облизывали сухие потрескавшиеся губы. Из локтевых вен торчали иглы с обрывками шлангов от капельниц. Они чувствовали близость воды, которая могла бы утолить жажду, на несколько минут освежить язык, губы и горящие трубы. Но сил добраться до ручья у них не было. Не было и все. Знающие люди это знают. А Мэн был ох как знающим. Он по очереди подтащил Жука и Каменного Папу к ручью. Там он также по очереди сунул их опухшие морды-лица в ручей и велел хлебать. А сам сел на бережок, нацелившись на долгий водопой. Но к его удивлению хлебавшие оторвались от воды через несколько секунд с вмиг прояснившимися взглядами.
– «Смирновская», – прошептал Жук.
– Португальский портвейн! – горячо не согласился с ним Каменный Папа.
Мэн смотрел на них, как на идиотов, а впрочем, он и в прежней жизни так на них смотрел. Потому что умом они не отличались. То есть он был, но немного. А ученики уже самостоятельно припали к ручью. На сей раз Жук отлакировался темным английским пивом «Монах», а верный себе Каменный Папа снова хватанул португальского портвейна. Потом они дружно упали перед Мэном на колени и в один голос заорали:
– Мэн! …твою мать! Опохмелил!..
Озадаченный Мэн осторожно хлебнул из ручья. В нем тек чистой воды «Абсолют». Мэн поднял глаза к небу. Оттуда раздался тихий смешок. Так, при помощи Господа, Мэн совершил свое первое чудо. Превратил воду обычного еврейского ручья в различные интернациональные алкогольные напитки.
4 Упал он на колени и возблагодарил Господа за исцеление своих сотоварищей, а ныне учеников. Глядя на него, упали на колени Жук и Каменный Папа. Впрочем, они упали бы и не глядя на Мэна. «Смирновская» водка, португальский портвейн в сочетании с английским черным пивом «Монарх» в неумеренных количествах непременно оказывают падающее действие.
– Возблагодарите Господа, суки, – приказал Мэн ученикам с колен.
Те неуверенно переглянулись.
– Вы что, гады, в Бога не верите? – также сурово вопросил Мэн.
– Как тебе сказать… – протянул Жук, – я знаю, что он есть. Но не верю, – парадоксально произнес он, поскольку в нетрезвом состоянии был способен на самые невозможные умозаключения.
– А ты? – повернулся Мэн к Каменному Папе.
Тот, не желая лгать, опустил глаза.
– А может, на местном винзаводе трубу прорвало… – в сторону пробормотал он.
И тогда Мэн, перехихикнувшись с Богом, совершил второе чудо. Ученики мигом протрезвели, а винище в ручье снова стало водою. Снова зашелестели пересохшие языки, снова помутнели взгляды, снова ослабли члены. Снова Жук и Каменный Папа рухнули на подкосившиеся ноги.
– Верую в тебя, Господи, – из последних слов и меркантильных соображений прошептали они, и тогда Мэн совершил третье чудо. Он провел рукой над телами бывших атеистов, и похмелье мигом исчезло. И это было самое чудесное чудо Мэна из первых трех, совершенных им при помощи Господа. Ибо в реальной жизни похмелье без похмелки не проходит НИКОГДА!
Жук и Каменный Папа умылись из ручья чистейшей водой, накинули купленные Мэном хламиды и склонились перед ним.
– Веди нас, Мэн, – смиренно попросил Жук.
– Называйте меня «равви», – вспомнил Мэн обрывок из Евангелия.
– Это по-жидовски, что ли? – осведомился Каменный Папа.
– По-ивритски, – строго поправил Мэн. – Учитель, значит.
– Ты не обижайся, Мэн, – попытался исправить неловкость друга Жук, – мы тебя за жида никогда не считали.
– Мы даже жалели, что ты – еврей, – еще более горячо оправдался Каменный Папа. – Так что веди нас, равви, открой нам глаза, просвети наш разум. Веди нас по пути, указанному Господом.
И Каменный Папа, утомленный, замолчал, еще ниже склонив голову. А Жук в порыве религиозного рвения вообще шарахнулся лбом о землю.
– Господь, – назидательно сказал Мэн, – указывает только начало пути, а пройти его нужно самим. Каждому. Самому. От указанного начала до собственного конца… Истинно ли я говорю, Господи? – поднял он глаза к небу.
– Истинно, истинно… – неслышно для учеников отвечал Господь. – Все, что ты ни скажешь, для этих людей будет истинно.
Мэн успокоился и как бы между прочим спросил учеников:
– Жену мою не видали?
– Как не видали?! – встрепенулись оба неофита. – Каждое утро. С Псом. Гуляет.
– Ну ладно, – вздохнул Мэн.
5 И они отправились на базарную площадь, чтобы подаянием во Имя Господа добыть себе пропитание. Каменный Папа попробовал просить именем Христа, но о нем здесь знали не все. Кое-кто вспомнил, что в Иерусалиме периодически распинают какого-то Христа или человека, называющего себя Христом. И даже считали себя его последователями. Во всяком случае, они крестились, кто справа налево, кто слева направо, а кое-кто даже и подавал милостыню ради Христа. Но все-таки вокруг болталось множество людей других религий. Поэтому просить пришлось и именем Христа, и именем Аллаха, и именами всех пророков – от Авраама до Ездры. Но как бы то ни было, кое-что они насшибали и сели под кедром. Скорее всего ливанским, и никоим образом не сибирским. И стали есть свои хлеба и рыбы. Мирно текла еда, мирно текла беседа, как вдруг невдалеке они услышали спор. Спорили три человека. Один из них внешне был здоров. Второй, судя по гнусавому голосу и соплям, которые он, чтобы не пачкать хламиду, выстреливал на все четыре стороны, как бы занимая круговую оборону, страдал жесточайшим насморком. А третий, судя по гниющему телу, проваленному носу и гневным поперечным складкам между отсутствующими бровями, был сильно и безнадежно прокаженным. А спор шел весьма и весьма принципиальный. Кому первому пить воду из одной-единственной чаши. Прокаженному, который более всех хотел пить, сопливому, который тоже хотел пить, но меньше. Или здоровому, который пить не хотел, но желал сохранить водный баланс в организме. Чтобы и дальше оставаться здоровым. Так как водный баланс в организме имеет для организма важнейшее значение. Спорили в основном Здоровый и Прокаженный. Здоровый настаивал на том, чтобы пить первым, дабы не подхватить насморк и проказу. Прокаженный требовал первой очереди по причине большей жажды. И нежелания в придачу к проказе подхватить еще и насморк. Хотя при отсутствии носа это, как кажется, не имело большого значения. Насморочный склонялся в пользу Здорового. Так как пить ему хотелось в меру, а проказа ему, также как и Здоровому, не улыбалась. Словесный спор перешел в физический, в результате которого вода оказалась пролитой на землю.
– Все-таки надо было начинать Здоровому, – утирая губы, проговорил Жук и повторил вышеперечисленные доводы в пользу этой позиции.
– Ты рассматриваешь только одну сторону процесса, – сказал Мэн Жуку, который и не подозревал, что он что-то рассматривает. – Процесс может быть и обратным.
– Как это? – заинтересовался Каменный Папа, выплевывая рыбий зрачок.
– А так! – остроумно парировал Мэн. – Процесс может потечь в обратную сторону.
И Мэн услышал одобрительное покряхтыванье Господа. Тогда он встал, взял у спорящих чашу, которая внезапно наполнилась водой, и, вдохновленный поддержкой Господа, начал учить.
– Дети мои, – во множественном числе обратился он к Здоровому, – вы думаете, что если первым выпьет Прокаженный, вторым – больной насморком, то, выпив третьим, вы рискуете подхватить проказу вместе с насморком?
– Истину говоришь, незнакомец, – горячо согласился Здоровый.
– Неисповедимы пути Господни, – сказал Мэн. – Он в милости своей может изменить ход событий. Удовлетворив и волков и овец. И последние станут первыми.
Трое спорщиков тупо смотрели на Мэна. Здоровый в непонимании раззявил пересохшую пасть, из которой капнула неведомо откуда появившаяся слюна. Насморочный перестал безрассудно разбрасываться соплями. А Прокаженный так и застыл, сжимая в правой руке кусок отгнившего бицепса.
– Пей! – протянул ему чашу Мэн.
– Но… – запротестовал Здоровый.
– Это как-то… – неуверенно поддержал его Насморочный.
– Пей! – протянул Мэн чашу Насморочному.
Тот сначала заменжевался, но, взглянув на Жука и Каменного Папу, отхлебнул из чаши, закусив собственными соплями.
– Пей! – на финал протянул Мэн Чашу Здоровому.
И Здоровый обреченно выпил. И вмиг у Насморочного пропал насморк, а у Прокаженного зарубцевались и бесследно исчезли все язвы. А Здоровый так и остался здоровым.