— Кирилл Степанович? — вопреки своему обыкновению прямо-таки крикнула Таня. — Ну, наконец! Вы заняты службой?
— Вообще-то нет… — сказал он, отметив истерические нотки в голосе, казавшемся оттого чуточку незнакомым.
— Мы можем с вами увидеться срочно? Понимаете? Срочно! Незамедлительно!
— Что случилось?
— Я не могу по телефону! Это все настолько серьезно… Я сейчас в кафе «Антреколь», вы можете приехать?
Ну, если она сидит в дорогом кафе в самом центре города, то ничего жуткого, надо полагать, не произошло. Однако… Не впала же она в такую экзальтацию оттого, что забыла дома кошелек, и ей нечем расплатиться? Вот сюрпризы…
— Могу, конечно, — сказал он, пытаясь догадаться, что же произошло. — И очень быстро… Что же все-таки случилось? У вас какие-то неприятности?
— Нет, не у меня… Тут другое… Это опасно… Я не могу по телефону, вы же понимаете…
Еще бы Мазуру не понять. Прослушка телефонов здесь еще не достигла той «высокой степени искусства», что свойственна белым странам, но все же родилась не вчера и некоторого совершенства достигла…
— Я в «Антреколе», это на…
— Я знаю, мы там бывали, — сказал Мазур. — Вот сейчас, в данный момент, вам что-нибудь угрожает?
— Нет, но все настолько опасно…
— Упокойтесь, — сказал он насколько мог убедительно. — Я немедленно выезжаю. — Положив трубку, повернулся к выжидательно застывшему у двери лакею: — Позвоните в гараж, мне срочно нужна машина… — и, вспомнив нередкие заторы в центре столицы, уточнил: — Полицейская с огнями и сиреной…
Машину он, разумеется, оставил за полквартала от места, чтобы не подкатывать лихо к тихому, респектабельному кафе на полицейском «луноходе» — это уже чересчур…
Кафе вело свою респектабельную родословную еще с колониальных времен. И, как полагается старому респектабельному заведению, особой роскошью не блистало: ни позолоченной лепнины, ни прочих архитектурных излишеств. Столики, накрытые скатертями в сине-белую клетку, место для танцев, полукруглая эстрада из медового цвета досок, старомодные люстры, справа — ряд отделенных друг от друга стильными перевязанными перегородками кабинок — для влюбленных парочек или решивших посекретничать.
Навстречу Мазуру проворно выдвинулся натуральный, хотя и чернокожий, гарсон, в черном костюме, с черной бабочкой, в длинном белом фартуке. Мазур поневоле вспомнил один из отколотых доктором Лымарем номеров. Сидел как-то доктор в питерском ресторане, и привязался к нему случайный знакомый, возмечтавший выпить на халяву. Не испытывавший никакого желания пить с этим типом, уже поддавший Лымарь жестом подозвал официанта и громко распорядился:
— Гарсон! Еще два по сто… в одну посуду!
Гарсон протарахтел что-то по-французски, но Мазур, пару раз сидевший с Лавриком в этом уютном уголке, ничуть не стушевался, прекрасно помня, что здешние вышколенные халдеи обязаны знать два языка. Преспокойно ответил по-английски:
— Я ищу девушку, она должна быть здесь…
И оглядел зал. До вечернего наплыва посетителей было еще далеко, и занятыми оказались всего четыре столика из пары дюжин. Ни за одним Тани не видно… Ага! Она стояла у самой дальней кабинки, уставясь на него восторженно, как принцесса на рыцаря, явившегося освободить ее от дракона.
Мазур неторопливо направился туда. Небрежно бросил гарсону:
— Коньяк и кофе.
Таня вернулась на свое место, Мазур присел напротив. Буквально через полминуты объявился гарсон с подносом, поставил на столик крохотную чашечку кофе и не менее крохотную рюмку, где янтарной жидкости наличествовало не более двадцати граммов. И отошел с таким видом, словно Мазур заказывал рябчика с трюфелями. Гримасы капитализма, растленный буржуазный мир, и все такое прочее, вот только никто тут и вида не покажет, что удручен столь скромным заказом, с которым ты можешь сидеть часами, а вот на далекой родине любой официант непременно вызверился бы, ничуть этого не скрывая…
— Задерните штору, — тихо попросила Таня.
Мазур встал, задернул легкую штору из того же материала в бело-синюю клетку. Присмотрелся. Перед девушкой стояли стопочкой три блюдечка (именно так удобства ради здесь на старый французский манер ведут счет поданным бокалам), и тут же четвертое, с высоким бокалом белого вина.
Перехватив его взгляд, Таня через силу улыбнулась, сказала почти спокойно:
— Я сидела и размышляла… Подумала, наконец, что нужно позвонить вам, мне просто не к кому больше обратиться…
— Польщен, — кратко ответил Мазур.
— Вы должны разбираться в таких делах, как-никак вы офицер и охраняете президента… Вы никогда не уточняли крут своих обязанностей, но я видела по телевизору, как вы шли с автоматом, в охране президента, на открытии бассейна…
Мазур с неудовольствием подумал, что его скромная персона благодаря чертову «ящику» начинает пользоваться в столице совершенно ненужной популярностью. Но куда денешься от телекамер…
— Что случилось? — спросил он. — Возьмите себя в руки, Татьяна Илларионовна, все обойдется…
— Хотелось бы верить… — она отпила из бокала, со звоном его отставила. — Я не сомневаюсь, вы что-нибудь придумаете… Мне не померещилось, если бы дело только было во мне, но ведь Жером…
— Кто это? — спросил Мазур.
— Наш швейцар. Он, собственно, первым и обратил внимание…
— Татьяна Илларионовна, — сказал Мазур напористо и убедительно. — Давайте по порядку, хорошо? И, по возможности, без эмоций. Что, кто, как, почему…
— Они появились в магазине четыре дня назад, — сказала Таня, неотрывно глядя на него испуганными глазами. — Белый и негр, оба одеты прилично, ничуть не похожи на бедняков. Жером… он раньше служил в полиции, не в тайной, правда, в криминальной, но очень долго, у него даже есть две медали… В первый день он не встревожился, но на второй пришел ко мне, я стала приглядываться, сама убедилась, что тут неладно… Они каждый раз покупают всякую мелочь, дешевую и неинтересную, причем нисколечко не разбираются в антиквариате, я с самым невинным видом задала несколько вопросов, из которых понимающему человеку все сразу станет ясно… Они явно не стремятся купить красивые сувениры, просто для отвода глаз покупают разную мелочь, какая попадется на глаза…
— Почему — для отвода глаз?
— Потому что Жером сразу подметил, они держатся так, словно их интересует не антиквариат, — она бледно улыбнулась, — и даже не я, а располагающееся прямо напротив Министерство недр… которое завтра торжественно будет открывать президент. Картина всякий раз одна и та же: один из них, то черный, то белый, подолгу осматривает витрины, а другой торчит у окна, смотрит наружу… окна магазина выходят на министерство, в первую очередь на него, туда они и смотрят… Жером уверен, что это не грабители, те, он утверждает, вели бы себя совершенно иначе, если бы пришли на разведку, — они в первую очередь присматривались бы к магазину, высматривали сигнализацию, запоры… Кирилл Степанович, я своими глазами видела, как они попеременно наблюдают даже не за улицей, за министерством… Жером говорит, его старых сослуживцев в криминальной полиции уже не осталось, да и не туда нужно обращаться… Но тайной полиции он опасается, как многие, особенно старики… Мы посовещались, и я решила позвонить вам, больше просто не на кого рассчитывать в таком деле. Можно, конечно, сказать, что нам все почудилось, но, говорю вам, они ведут себя странно…
Мазур давно уже сделал стойку, как хорошая охотничья собака. Такие штучки он прекрасно знал. Именно так и вели бы себя люди, замыслившие покушение. Разведка на местности, ага. Болтаться на улице и тем более возле министерства, опытные варнаки сразу поймут, чревато — как всегда и бывает в таких случаях, в самом здании уже вторые сутки дежурит на всех этажах орава агентов полковника Мтанги — чтобы очередная вражья рожа не вздумала проникнуть туда заранее или заложить бомбу. А по улице тоже второй день, болтаются шпики — чтобы заранее высмотреть таких вот ореликов, вздумавших осмотреться на пленэре… Так что старый хрен Жером с наметанным, надо полагать, глазом обеспокоился не зря. От дома Акинфиевых до парадного крыльца Министерства недр всего-то метров сорок, идеальная дистанция для опытного стрелка. На сей раз явственно попахивает не всеми этими идиотами, выскакивающими наперерез кортежу с трещотками, а именно что тем самым умным, коварным, опаснейшим неизвестным, который действовал в лицее… Наверняка это одна и та же личность. А для успеха покушения нужно… Ага, вот именно…
— Не волнуйтесь, Татьяна Илларионовна, — сказал он твердо. — Я обязательно что-нибудь придумаю, все будет в порядке…
…Полковник Мтанга, глубоко засунув руки в карманы полотняных брюк, ссутулившись, расхаживал по кабинету Мазура, погруженный в нешуточные раздумья. Остановился наконец, присел у стола.
— Любопытно, — сказал он без выражения. — Крайне любопытно. Если бы все это исходило от одной девушки, я, по правде говоря, особенно бы не тревожился: мало ли что может померещиться образованной девице, далекой от таких дел. Но вот отставной сыщик криминальной полиции — это уже серьезнее. Французы в свое время их неплохо поднатаскали… Вы совершенно правы, это больше всего похоже на разведку перед акцией…
— И я могу с большой долей вероятности прикинуть, как они будут действовать, — сказал Мазур. — Потому что без труда могу поставить себя на их место. Разумеется, они не будут работать с улицы — там будет полно полиции. Либо со второго этажа, либо с чердака. Отсюда вытекает, что им необходимо будет войти в дом заранее, до того, как все подступы займет полиция и ваши люди. На рассвете, скажем. Вход на второй этаж — с тыльной стороны дома, где полиции наверняка не будет. Если заранее поставить там машину с водителем, есть нешуточные шансы уйти.
— Пожалуй, — все так же бесстрастно сказал Мтанга. — Мне, собственно, добавить и нечего, вы все правильно рассчитываете…
— Опыт, знаете ли… — хмуро продолжал Мазур. — Я уже давно ознакомился с вашей методикой. В дом к Акинфиеву, как и во все остальные близлежащие, вы, конечно, пошлете рано поутру агентов… Сколько?