Кто ты такой на самом деле.
Что ты не из тех, кем командуют.
Что ты…
Она написала ВОЛК крупными буквами – одно слово на большом листе бумаги.
Завтра будет полнолуние.
Я боюсь Волка.
Из дневника Оливера Хелльберга.
Белый ангел из Швеции.
Это очень легко, ей даже не пришлось читать бумаги по делу.
Двадцать восьмое мая тысяча девятьсот девяносто третьего года.
Она просто открыла интернет.
Полнолуние.
Допив кофе, побежала поставить новый, в нетерпении дождалась, пока закипит вода, не хотела терять поток мыслей.
Волк.
Это твое оправдание, да?
Чтобы убивать?
Так лучше?
Делать то, что, как тебе кажется, ты должен сделать?
Патрик. Ресторан. Эту фразу он написал в своем блокноте, который показал ей – он считает, что она права.
Ты просто притворяешься.
Самому себе.
Считаешь себя волком.
Охотишься на своих жертв.
Словно это естественно.
Словно то, что ты делаешь, нормально.
Это же не твоя вина, правда?
Она пролила кофе на пол, пока шла обратно, но сейчас нет времени вытирать, надо спешить к стене.
Он притворяется.
Чтобы обосновать свои действия.
Но это ничего не значит.
Для меня – нет.
Надо копать там.
ПОЧЕМУ ИМЕННО ЭТИ МАЛЬЧИКИ?
Нет.
Она зачеркнула и написала снова.
Почему Оливер?
Почему Свен-Улуф?
Почему Рубен?
Почему Томми?
Налив кофе в чашку, Миа снова села на пол.
Нет, нет.
Что-то не так.
Допрос мальчиков Фредриком, школьные друзья.
Рубен.
Важен он.
Томми должен был только привести его.
И в Швеции было так же?
Миа проверила телефон, но Патрик еще не ответил.
Жаль, он бы ей сейчас пригодился.
Но…
Нет, нет…
Господи, какая она тормозная…
Она же это уже знала.
Вспрыгнув, она подбежала к стене, сняла фотографии лисы и зайца, заменила их двумя другими, снимками мест преступления. Обоих. Так, чтобы видеть все тела.
Ну давай уже, Миа.
Ты же близко.
Это же ты увидела.
На картине.
Один мальчик голый, на спине, по центру картины, второй – неважный, даже не раздет до конца.
Она быстро подписала фотографии.
Мне нужен Рубен.
Мне нужен Оливер.
Почему?
Зачеркнула и написала еще крупнее.
ПОЧЕМУ?
Ее уже трясло, кофе не лез в горло.
Посмотри же, Миа.
Ты уже близко.
Ответ прямо перед тобой.
Давай же.
У Мии вдруг зазвонил телефон, неизвестный номер, но она не могла ответить, не сейчас.
Почему Рубен?
Почему Оливер?
Она подсела ближе к стене.
Ответ же здесь, Миа.
Он выбрал их по какой-то причине.
И вдруг она увидела.
Боже мой.
Она встала, сняла фотографии со стены и поднесла их к свету.
Твою мать.
Какой же ты тормоз.
Ответ у тебя прямо под носом.
Как это вообще возможно?
На полу ее телефон снова зазвонил, она с силой нажала на красную кнопку, чтобы неизвестный вызов исчез, и нашла номер Мунка.
– Холгер слушает.
– Привет, это Миа.
Она отметила, как быстро говорила. Сердце колотилось в груди под черным свитером.
– Все нормально, Миа?
– Я знаю, Холгер.
– Знаешь что?
– Почему он выбрал их. Почему именно этих мальчиков.
– Ты в своей новой квартире?
– Да.
– Какой адрес?
– Инкогнитогата, 12.
– Жди там. Я сейчас приеду. Десять минут.
Фредрик Риис отвратительно себя чувствовал, сидя в комнате для брифов, держа на коленях ботинки и счищая с них кровь влажной тряпкой. Катья, откинувшись на стуле рядом с ним, была в таком же тяжелом настроении. Людвиг, качая головой, развешивал последние фотографии, которые сделала Катья.
– Скверно.
Вздохнув, Гренли повторил то же самое, на этот раз обращаясь к Фредрику с Катьей.
– Скверно.
– Да какого хрена? – вспылила Катья, разведя руками. – Мы же не няньками там были. Мы-то в чем виноваты?
– И все равно скверно, – опять вздохнул Грёнли, надвинув очки на нос. – Ты же знаешь, в каком свете нас это выставляет?
– Чайниками, – буркнул Фредрик, изучив первый ботинок – к счастью, тот наконец был чистым.
– Именно, – сказал Грёнли.
Мунка не было, он только что покинул комнату – нечасто Фредрик видел начальника таким рассерженным, но к счастью, ему позвонили прежде, чем тот окончательно вышел из себя.
– Этот идиот выживет, – проговорила Катья, успевшая переодеться в привычный спортивный костюм. – Пусть пострадает. Ну в конце концов, имей немного уважения хоть. Нафига совать камеру прямо в морду этим несчастным людям?
– Речь не об этом, – продолжил Людвиг. – Он наверняка получил по заслугам. Смысл в том, что там были все СМИ Норвегии, все – от мала до велика. Вы смотрели новости? Они отовсюду. Что скажет Драйер? Она же только и ищет повод, чтобы к нам прицепиться. Ты думаешь, Мунку будут вечно позволять сохранять наш отдел? О нет. Если бы она могла это решать, она бы…
Он провел большим пальцем по горлу.
– Да понятно все, но черт возьми. Мы же были там только, чтобы снимать. За охрану отвечал Мунк, разве нет? Или Анетте. Это не наша вина.
– Я просто говорю. Мунка уже вызвали.
– Куда?
– К нашей дорогой Ханне-Луисе Драйер. По слухам, она хочет забрать у нас дело.
– Тьфу-ты.
– Я серьезно. Так говорят. Крипос уже попросили приготовиться. Вникнуть в дело.
Катья промолчала. Фредрик не знал почему, но после предыдущего расследования она покинула их отдел и некоторое время работала в Крипосе.
– Ладно, давайте не будем об этом сейчас. А сделаем то, для чего мы здесь собрались.
Фредрик надел ботинки и, встав со стула, подошел к стене и показал на снимки.
– Зрители? Как поступим?
И Людвиг, и Катья молчали.
– Ну давайте же. Если дело перейдет к ним, они будут это делать, но пока этого не случилось, мы, чтоб меня, должны делать все, что можем. И да, Катья, я с тобой согласен. Это вне зоны нашей ответственности. Мы что, охранники? Нет, мать их, мы на это не подписывались.
Настроение у Катьи чуть смягчилось, и она поднялась с места.
– Людвиг, это все снимки?
– Все, что мне прислали, да.
– Ладно, с чего начнем?
Людвиг пожал плечами.
– Может, с них? С прессы? Фотографов? Могу со всеми связаться. Переслать фотографии во все редакции. Вычеркни своих журналистов. Фотографов. Проверь, не появился ли кто-то, о ком не было заявлено.
– Хорошая идея, – заметил Фредрик.
– Но черт, это займет недели.
– Да нет, может, пару дней, а что еще остается?
– Ладно, – ободряюще сказал Фредрик. – Начнем с этого. Сколько их там? Человек пятьдесят? Не так уж много времени это займет, боже, да я за час могу вычеркнуть половину.
– Я ставлю на эту группу. – Катья показала на другое фото. – Но с чего, черт возьми, начать?
Гости. С цветами, мягкими игрушками и фотографиями. Скорбящие, кому не хватило места в церкви.
– Ну, начнем так, – сказал Людвиг, доставая из кармана ручку, и подошел к фото.
– Дети и женщины. Вычеркиваем, верно? Это будет… процентов шестьдесят? Что остается? Сорок процентов мужчин. А если из них убрать подростков и молодежь, что останется? Навскидку, человек двенадцать-пятнадцать? С этим можно работать, как считаешь, лучик света?
Катья состроила гримасу и согласно кивнула.
– Ну да, так пойдет.
– Как там говорят американцы? Когда жизнь дарит тебе лимоны, сделай из них лимонад. У вас в Нидерландах так, наверное, не говорят?
– Нет, не говорят, но у нас есть кое-что получше.
Она встала и забрала у Людвига ручку.
– И что же?
– Хватит уже излучать позитив, лучше принеси мне колу, и я обещаю, что буду в хорошем настроении, когда ты вернешься.
– Ну ничего себе. Как поэтично.
– А я о чем говорю?
Катья снова состроила дружескую гримасу и стала перечеркивать лица на большой фотографии. Хохотнув, Людвиг вышел из комнаты.
– А он ведь прав, – сказала Катья. – Смотри, не так уж много взрослых мужчин остается.
Фредрик уже шел к ней, когда у него зазвонил телефон. Увидев, кто звонит, следователь вышел в коридор.
– Добрый день, Силье.
– Добрый.
Ее голос отличался от обычного.
– Что-то случилось?
– Я…
– Что такое?
– Мне кажется, я сделала то, чего не должна была. И я не знала, кому позвонить…
– Правильно сделали, что позвонили мне. Что такое?
В трубке повисла тишина, и через мгновенье Силье ответила.
– Помните отца Рубена?
– Яна-Отто? Что с ним?
– Ох, мне как-то не по себе, не уверена, что так можно…
Обычно мягкий голос учительницы перешел чуть не в плач.
– Не волнуйтесь. Все нормально. Так что вы сделали?
Он закрыл дверь в комнату для брифингов и отошел подальше.
– Помните, мы с вами говорили, что отец Рубена не такой уж хороший человек? Что ходят слухи, будто он плохо обращался с сыном?
– Помню.
Снова тишина.
– У меня есть подруга, она работает в органах опеки. И вот черт меня дернул позвонить ей и попросить поискать, не найдется ли что-то на него.
– Какое-то дело?
– Да.
– И?
– Ну, она, конечно, не имеет права делать такое, но я хорошо ее знаю, мы давно дружим, в общем…
– Что вы нашли?
Она снова пропала.
– Алло?
– Извините… мне кажется, по телефону это лучше не обсуждать. Мы могли бы встретиться? Где-то не в людном месте, а в более тихом?
– Где вы сейчас?
В коридоре показался Людвиг с колой и, улыбаясь, зашел в комнату.
– Я в городе. В Осло. Сири у мамы, так что я свободна. А вы где?
– Я на работе. Подъедете сюда?
– Нет, не знаю…
– Или ко мне домой? Так вам спокойнее?
– Ой, я так нервничаю, наверное, лучше этого не делать.