Горный ветер доносит до меня смешок Чародея:
– Все истории, которые вы услышали и героиней которых стали, ещё не научили вас, что блаженство – в неведении? Если подумать, самые счастливые люди в них – те, кто и в глаза не видел ни чудес, ни чудовищ.
– Я уже видела их. А они видели меня. Мне от них не скрыться. Остаётся изучить их природу и слабости, чтобы открыть способ, как их победить.
Голос мой срывается. Чародей снабдил меня перчатками, но холод высоты пробирается и под них, и под тёплый плащ. Тело отвечает на него мелкой дрожью, и иные гласные напоминают блеянье.
Поверх одного плаща на мои плечи ложится второй, и я понимаю, что Чародей накинул на меня свой.
– А как же вы? – вскидываюсь я.
– Я выносливее вас. И идти нам недолго. Переживу.
– Я не могу…
– Вы согласились, чтобы я обучал вас, Леди-Дрозд, – напоминает он, прежде чем птичий профиль снова отстраняется от меня и размывается туманной дымкой. – Научитесь же принимать заботу.
Для меня это почти так же ново, как творить заклинания. По крайней мере, я осознаю, что почти успела забыть, каково это, когда о тебе заботятся.
Этого я ему уже не говорю, лишь берусь за края плаща, плотнее смыкая его на груди:
– Благодарю.
Чародей продолжает идти рядом, в белизну, слушая, как шуршат мелкие сыпучие камешки под нашими ногами. По ним мы и не теряем из виду тропу, тянущуюся среди трав, у которых зима пожрала и сочность, и цвет.
Я стараюсь быть осторожной, но всё равно запинаюсь. Споткнуться, порезаться, удариться обо что-то – это часто со мной бывает; я обнаруживала на теле синяки и не могла вспомнить, что оставило их – угол стола, столбик кровати или дверной косяк. Неуклюжесть, недостойная грациозной леди, – grand mere ненавидела её. Даже родители посмеивались. Принимал это только ты.
Чародей снова ловит меня за локоть, не давая упасть. И даже не напутствует быть осторожнее, словно всё в порядке вещей.
– Когда-то я любил. А после потерял любимых, – говорит он, отпустив мою руку. – По вине нашей общей белой знакомой.
– И хотите встретиться с ней снова, чтобы расквитаться?
Внезапно он замирает, и мне не требуется указаний, чтобы сделать то же.
– Что там? – спрашиваю я, чувствуя себя зверьком, готовым в любой миг сорваться в бег от хищника.
– Тш.
Чародей скидывает суму с вещами мне под ноги. Поднимает руки, всматриваясь в туман, – и я тоже различаю скользящие в дымке тени.
Я вскрикиваю, когда одна из них выныривает рядом с нами, чёрная и бесформенная, как наполненный водой мешок. Лишь длинные руки с округлыми культями на концах тянутся к нам, но замирают в замешательстве, наткнувшись на незримое препятствие.
– Ты, – булькает в провале рта, открывающегося в том, что заменяет текучей твари лицо. Кроме рта, есть только глаза – ещё два провала чуть выше.
Я не вижу ни белков, ни зрачков, но неведомым образом чувствую: они смотрят.
– Броллаханы, – ругательством выплёвывает Чародей.
– Кто? – шепчу я, глядя, как больше тварей приближается к нам, выступая из белизны.
– Вредоносные горные духи. Встретить их в подобных местах – не такая уж редкость.
– А раньше вы об этом упомянуть не могли?..
– Я должен был помимо ускоренного обучения заклятиям ещё прочесть вам курс лекций по нечисти? Извините, не знал.
– Ты, – снова булькает тварь перед нами, обвивая руками-щупальцами накрывающий нас невидимый купол – волшебный щит Чародея. Только он и ограждает нас от смертоносных объятий нечисти.
– Ты, – твердит другая, сверля нас неразличимым взглядом.
Я инстинктивно прижимаюсь спиной к спине наставника:
– Они знают вас?
– Нет. Просто не могут говорить почти ничего иного. – Даже сейчас голос Чародея спокоен. – Слушайте меня внимательно, Леди-Дрозд. Вы воздвигнете собственный щит, как я вас учил. Вы останетесь под его прикрытием, пока я не уничтожу наших навязчивых друзей. Лишь когда я скажу, что вы можете убирать щит, вы сделаете это. Вам ясно?
– Я помогу вам!
– Я разберусь сам. Но я должен быть уверен, что вы в безопасности. И не беспокоиться за вас.
– Ты.
– Ты.
– Ты.
– Но…
– Леди-Дрозд, можете препираться со мной в какой угодно другой момент, однако этот не самый подходящий. Я не прощу себе, если вы пострадаете. Воздвигайте щит. Прошу.
Забота, снова шёлком проскальзывающая в голосе, обезоруживает меня лучше любых угроз.
Я подчиняюсь.
Губы выпевают слова заклинания, которое меня заставили выучить одним из первых. Потоки колдовской силы струятся сквозь тело, чтобы выплеснуться с кончиков пальцев. Эфемерный мерцающий шар накрывает меня, превращает в фигурку внутри ёлочной игрушки.
И тогда Чародей опускает свой щит, чтобы сразиться.
Его заклятия расцветают в тумане вспышками смертоносного цвета – тёмного, багрового, золотого, полыхающего и гаснущего. Его фигура скользит в молочной дымке – росчерк черноты более изящной и вещественной, чем сгустки потусторонней тьмы вокруг.
Хор «ты» превращается в исступлённый гул разворошённого осиного гнезда.
Тварей много, очень много. Куда больше, чем казалось вначале. Чародей танцует с ними самый стремительный и опасный танец из всех, что я наблюдала за свою недолгую жизнь. В этом танце лишь одно правило: не соприкоснуться с партнёрами, тянущими к тебе руки-щупальца, льнущими к тебе телами-кляксами.
Держа щит воздетыми к небу ладонями, я наблюдаю, как наставник кланяется и кружится, исполняет переходы и па.
Мне даже нельзя сжать кулаки от страха и бессильной ярости.
Один за другим заклятия Чародея достигают цели. Твари разваливаются клочьями угольной ваты, чтобы истаять в ничто. На место павших приходят новые. Счёт поверженных идёт на десятки.
Постепенно бесконечная волна черноты начинает редеть, как пересыхающий поток бурной горной реки.
Затем наконец заканчивается.
– Я, – булькает последняя из тварей, прежде чем распад добирается до её рта и она сливается с туманом, который принимает её в себя, как океан.
Некоторое время Чародей – единственная чернота, оставшаяся среди белизны, – ещё прислушивается к туману и тишине, свистящей ветром в камнях.
– Можете убирать щит.
Опустив руки подрубленными ветвями, я подхватываю вещи и кидаюсь к нему.
– Вы в порядке?!
– Не настолько плох, чтобы оставить вас в одиночестве. – Я не сразу понимаю, морщится он или улыбается мне, когда принимает мешок из моих пальцев. – Главное, что вы в порядке. Идёмте. Не стоит терять время.
Он первым делает шаг по тропе, продолжая путь. Походка кажется мне более шаркающей, чем прежде, и он не закидывает суму обратно на плечи, но это в порядке вещей – устать после такого сражения.
Я твержу себе это всё время, пока бреду подле него сквозь туман. Пока туман развеивается, вновь открывая ржавые горные склоны и засоленные вершины. Пока тропа наконец сворачивает с гребня вниз, к лесу по ту сторону перевала.
Спускаться всегда легче, чем восходить. Дорогу вниз мы осиливаем куда быстрее, чем вверх. Седые деревья встречают нас приветственным размахом кривых ветвей, пока мы идём по тропе между ними и горами.
В этот миг я чувствую, как трёт шею натянутая цепочка, – и, выправив из-под плащей ледяной компас, сверяюсь с ним.
– Звезда, – говорю я Чародею, который оглянулся, когда я замешкалась. – Она тянет меня в лес, прочь с дороги.
Он переводит взгляд с зачарованного льда в моей ладони на чащу, не слишком отличную от той, что окружала дом чудовища. Только опостылевшего тумана нет – и вместе с ним ощущения незримого присутствия чего-то большего.
– Найти крышу над головой будет нелишним, – говорит он, вскидывая глаза к небу. Оно уже начинает темнеть и синеть, как стынущее тело. – Ведите.
Мы идём, не растрачивая силы на слова. Лишь выстланная листвой земля отзывается на наши шаги шуршащим шёпотом. Я не знаю, кто может жить среди леса в доме, к которому не проложили даже тропы; но, пожалуй, не удивлюсь уже никому и ничему.
Когда деревья расступаются и мы видим то, что может служить ответом на мой вопрос, я правда не удивляюсь. Попытка обойти находку кругом лишь подтверждает, что мы пришли к цели – звезда неуклонно тянется к ней.
– Это холм, – произношу я, засвидетельствовав очевидное.
Он высится среди леса скалистым курганом в три моих роста, на поляне, которую стражами окольцовывают древние дубы. Ещё один дуб взирает на нас с вершины. Корни его каменными змеями оплетают склон.
Нам не оставляют возможности обманываться, что это просто холм. Среди наступающей зимы на дубах – листва, на поляне – трава; после седых оттенков засыпающего леса кажется, что ветви и землю гложет малахитовое пламя. Склон и подножие холма усыпаны россыпью благоуханных самоцветов на тонких стеблях: запах незабудок, нарциссов, маков и ландышей сливается в пьяный мёд для ноздрей.
Чародей не успевает ответить, прежде чем нас встречают. Тени под дубами обретают форму, и вот уже нас окружают не только древесные стражи.
Здешние Люди Холмов облачены в белое, как известь, и зелёное, как бессмертные листья над их головами. Глаза их блестят росой на клевере, и тем же блеском отливают их опущенные, но готовые к бою клинки.
– Кто вы? – спрашивает один из четверых, обступивших нас неплотным кольцом. – Что привело вас во владения нашего короля?
– Простите нас за непрошеное вторжение, о Дивные. Мы не ведали, что нарушили границы ваших владений. – Рука Чародея ложится на моё плечо, и я поражаюсь как внезапности жеста, так и тяжести, которую ощущаю. Я едва задумываюсь о том, не перенёс ли он на меня вес тела, ставшего для него неподъёмным, как Чародей уже отстраняется. – Мы усталые путники. Это дитя потеряло брата. Его забрала одна из вашего народа, и мы идём по его следу.
– Если это так, наш король разберётся. Мы сопроводим вас к нему.