Я кидаюсь к тебе, и наши объятия встречают друг друга.
– Ты пришла за мной сюда, моя бедная, моя верная, – шепчешь ты, пока я жмурюсь, пытаясь поверить, что снова тебя чувствую. – Я напрасно гневался. Ты не могла поступить иначе. Я не должен был покидать тебя, не попрощавшись, я должен был всё сделать правильно. А я просто сбежал, бросив тебя. Прости.
Это не так прекрасно, как твои речи из сна. Но это – настоящий ты, и это – настоящее.
– Что было, осталось в прошлом. – Разжать руки и отстраниться стоит невероятных усилий, и всё же я должна смотреть тебе в глаза, когда скажу то, ради чего пришла: – Идём домой.
Ты качаешь головой, и я слышу слова, которых ждала и боялась с момента, как поднялась сюда. Может быть, ещё раньше – с тех пор, как дева в алом поведала сказку про селки.
А может быть, с самого начала пути.
– Я не вернусь.
Я должна чувствовать, как вселенная рассыпается пылью, но не чувствую ничего.
– Почему? – спрашиваю я только.
– Это больше не мой дом.
– Если не хочешь возвращаться к grand mere, мы найдём другой дом.
– Дело не в этом. Моё место здесь, среди снегов и покоя. Мир людей не для меня. Теперь я знаю точно. – Ты берёшь меня за руки, заглядываешь мне в глаза, совсем как в давние времена; и я лишь острее осознаю, что мы изменились безвозвратно. – Лучше ты останься здесь, со мной. Ты повидала столько горя. Ты познала столько страданий. Неужели ты не хочешь уйти туда, где их не будет?
Я изучаю голубые осколки в твоих глазах, словно не выучила место каждого из них давным-давно.
Я пытаюсь представить себя здесь, в стенах замка из снега и костей, тоже познавшую покой. Подле тебя. В неизменной белизне под светом северного сияния.
Навеки.
Потом вспоминаю розы всех оттенков заката, зелёные тисы и тёплую реку, дряхлеющий замок и живые городки. Всё и всех, кого я знала и кого узнала по дороге сюда.
– Я познала и много хорошего. – Мой ответ – в равной мере тебе и себе самой. – И лучше переживу ещё столько же горя, чем убегу туда, где не будет остального.
Обескураженность трогает твои черты, но в них тут же возвращается мир, и вместе с ним приходит печаль.
– Вот как. – Ты опускаешь глаза. – Должно быть, мне следовало делать то же. Мне открывались многие истины, но я смотрел лишь на те, что причиняют боль.
– Ещё не поздно.
– Поздно.
– Нет! Ты нужен там, ты нужен миру, нужен… мне. – Горло предаёт меня, голос срывается. – Я не смогу без тебя, как я… без тебя… дальше…
Моё сердце разрезано по живому, в нём – две кровоточащие половины. Одна – шепчущая, что я пыталась, что ничего больше не сделать, что всё так, как и должно быть. Другая – кричащая от боли и неверия, неспособная просто принять. Своё бессилие. Твой выбор. Чёрную пропасть, которая останется в моей жизни там, где был ты.
Я не могу просто смириться. Не могу просто тебя отпустить. Не могу. Не могу.
– Ты лишаешь мир себя, своего таланта! Ты не можешь, не должен!..
– Мне нет в нём места. – Ты роняешь слова бережно, зная, что каждым из них касаешься моих незримых открытых ран. – Тот мир заткнёт мне рот и свяжет руки. Я прогорю за мгновения. Мне нечего будет сказать. Но ты… – Большими пальцами ты гладишь тыльные стороны моих ладоней, там, где когда-то бледнели с каждым днём шрамы от розог. – Я знаю, как ты жила прежде, чем я ушёл. Я могу лишь догадываться, что ты испытала по пути сюда. И даже сейчас ты полна любви к источнику всей этой жестокости, всей этой боли. Ты взрастишь сад там, где я оставил бы пепел.
Стеклянными бусинами сыплются воспоминания. Твоё молчание там, где раньше звучал смех и рождались песни. Твой взгляд, устремлённый не на меня, а в то, что мне недоступно. Твоя боль, запертая от меня и всего людского мира за ледяными дверьми в груди.
– Я проделала такой путь, чтобы тебя спасти!
– Однажды мы обрели друг в друге убежище от одиночества и тьмы. Утешение в горе. Островок безопасности среди всего, что нас окружало. Я занял в твоём сердце место того важного, что ты утратила, как ты заняла в моём. Наши дороги долго были едины. Но настало время им разойтись. – Твой лоб чистой прохладой касается моего. – Не всех можно спасти. Ты проделала такой путь – без меня. Ты сильнее меня стократ. Я не нужен тебе.
Я сгибаюсь, словно в поклоне, и плачу, уткнувшись в твои руки. В слезах – горечь обиды, соль безнадёжности, но хуже всего – осознание твоей правоты.
…переплетение наших жизней начало рваться уже давно. С тех самых пор, как в твоих глазах поселился лёд, я в глубине души знала: однажды мне придётся тебя отпустить. Величайший мой страх, который я так долго отрицала, но на встречу с которым сама явилась.
Страх, у которого твой голос и твоё лицо.
– Ты надеялась спасти меня, но не я один нуждался в спасении. – Твои руки выскальзывают из моих, мягко и неуклонно. – Тот дом не принесёт тебе ничего доброго. Там ты навсегда останешься безмолвной, не властной над своей судьбой. Не возвращайся туда, прошу.
– Я и не смогу, – шепчу я, а ты берёшь меня за плечи, вынуждая выпрямиться.
…без тебя там мне останутся только розы и призраки.
Я буду скучать по тем и другим, но не с ними я хочу коротать жизнь.
– Это хорошо. – Пальцы, мозолистые от гитарных струн, вытирают мои слёзы. – Тебе есть куда идти?
– Есть. Я встретила… одного человека.
Ты ведёшь меня к постели, усаживаешь на неё, словно мне в любой миг откажут ноги. Может, так оно и есть.
– Расскажи о нём, – просишь ты, садясь рядом – ещё один привет из умирающего прошлого. – Расскажи обо всём, что было после меня.
И я рассказываю. О башнях в лесу; о замке угасающего рода и алтаре у холма; об особняке среди вечной осени; о подземном королевстве и круге из камней. А ты в ответ рассказываешь, как всё было на самом деле, почему ты ушёл, почему дарил песни той, кого все боялись, почему оставил меня, почему, почему, почему.
Время тянется смолой и бежит ручейком.
На горстку хрупких мгновений всё становится как раньше. Словно мы снова дома и читаем вместе сказки в мерцании свечей, только теперь эти сказки – о нас самих. Но сказки заканчиваются, и молчание возвращает нас в здесь и сейчас. В замок из снега и костей.
В ещё одну мёртвую быль.
– Мне никак тебя не вернуть? – спрашиваю я, уже зная, что этот вопрос – последний.
Ты улыбаешься, впервые с момента, как я пришла. Эта улыбка – тоже последняя.
– Ты всегда будешь той, кого я любил. Как я буду тем, кого любила ты. Ничто не изменит этого.
Подавшись вперёд, я касаюсь губами твоих губ: легко, как целуют мертвеца. Но голубые трещины не уходят из твоих глаз. Лёд не тает в твоём сердце, если он там и был. Чуда не происходит.
Чудеса – для сказок. И даже там им не всегда находится место.
Я смотрю на тебя – в последний раз.
– Прощай, брат мой, любовь моя.
Я выслушиваю твоё прощание и покидаю тебя. Шорох пера по бумаге сливается с шуршанием моих шагов.
Ты продолжил писать, не дожидаясь, пока я уйду.
Я спускаюсь по голубым ступенькам, обратно ко льду и снегу. Каждый шаг прочь от тебя – мука, и мне вспоминается сказка о селки.
…я с детства шла по осколкам. Безжалостным. Калечащим. Ранящим. Вся жизнь людская – осколки, режущие больнее стекла: осколки надежд и мечтаний, обещаний и чувств, любви преходящей и нетленной.
Что ещё остаётся, кроме как танцевать на этих осколках и идти по ним, презрев боль?
Я иду, вместо тебя забирая горстку тёплых воспоминаний и знание: я сделала всё, что могла. Я сказала всё, что хотела. Я попрощалась.
Я была рядом. И ты был этому рад.
Это не должно утешать. Но на меня снисходит такой же покой, какой, должно быть, только здесь познал ты.
Некоторые битвы невозможно выиграть. И всё же, проигравший, разбитый вдребезги, ты будешь жить.
Ещё один урок безжалостного мира, в котором я живу.
Та, кого я звал сестрой, явилась за мной и ушла, забрав только боль, ненадолго возвращённую в мой чистый белый мир.
Я ранил её. Ранил больнее, чем она в прошлой жизни ранила меня. Звук её шагов – словно кровь падает на ступеньки; кровь, которую она роняет с каждым шагом прочь от меня.
Но она сильнее, чем я. Если даже я сумел исцелить свои раны, она тем более сможет.
Я запишу всё, что узнал от неё, и всё, что она заставила меня вспомнить. Всё, что сложится в новые песни.
Я не ждал её, но рад, что она явилась. Большая часть моих сожалений – о ней. Теперь их станет меньше.
Теперь нет нужды о ней беспокоиться.
Старый ястреб возьмёт её под крыло – повидавшую страшное, познавшую жестокость, от которой я тщетно берёг её. Она сможет светить во тьме всего, что поглощает свет, хранить тепло там, где всё его пожирает. Она останется моим голосом в мире, где не осталось места мне, но для которого она рождена. Она будет жить в нём за нас двоих, среди чудес и чудовищ. Она проживёт так долго, чтобы помимо таланта обрести мудрость; сможет не претерпевать, не страдать вопреки, а созидать из любви.
Я слышу, как затихают её шаги. И прежде, чем все мои мысли, все мои песни останутся о тебе, я в последний раз обращусь к другой. Запишу то, что сказал ей, что давно должен был сказать. То, чем я должен был с ней проститься, чтобы больше ни о чём не жалеть.
Прощай, моя первая любовь.
Расправь крылья.
Лети.
Чародей ждёт, сидя на одной из окровавленных ступенек. Белая Королева – чуть выше, так и не вернувшись на ледяной трон.
Они похожи на старых друзей, молчащих о прошлом. Они вместе следят за моим приближением, но только в глазах Чародея я различаю вопрос.
Я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова. Все слова я оставила наверху, в костяных покоях.
Чародей поднимается, и движения лишь слегка выдают, что недавно он кашлял кровью.