Сэм смущенно улыбается:
– Ставки можно было бы принимать. Разбогатели бы в момент.
Замечаю, что по белой кафельной плитке разбегаются в разные стороны пожелтевшие трещинки. Прислоняюсь к прохладной стене лбом, ухмыляясь во весь рот:
– Беру свои слова назад. Сэм, ты действительно гений.
С друзьями у меня никогда не ладилось. Я могу быть кому-то полезным, могу освоиться в любой компании. Меня приглашают на вечеринки, и в столовой сижу с кем захочу. Но если человеку от меня ничего не нужно, как ему доверять? Нелогично. Любая дружба – это союз, союз в поисках выгоды.
У Филипа есть лучший друг Антон, двоюродный брат Лилы. Он иногда приезжал с ней в Карни на каникулы. Как-то летом они с Филипом три невыносимо жарких месяца подряд пили все, что могли достать в нашей глуши, и ковырялись в своих тачках.
Ева – мать Антона и сестра Захарова. Получается, Антон – ближайший родственник старика по мужской линии. И он ясно дал понять Филипу: хочешь работать на семью, придется работать на меня. Такая у них дружба, была и есть, братец признает авторитет «друга» и во всем ему подчиняется.
Меня Антон никогда не любил. Из-за Лилы. Наши отношения никак не вязались с его статусом. Однажды он застал нас на кухне у Лилиной бабушки. Нам было тринадцать. Смеялись, боролись в шутку, натыкаясь на шкафы и стулья. Он схватил меня за шиворот и сбил с ног.
– Извиняйся, маленький извращенец.
В общем-то, правильно. Возня была лишь предлогом: мне постоянно хотелось прикоснуться к Лиле. Но я скорее бы позволил себя избить, чем признался.
– Прекрати! – закричала она, хватая двоюродного брата за затянутые в перчатки руки.
– Дядя послал меня сюда присматривать за тобой. Ему бы не понравилось, что ты все время проводишь с этим недоделком. Он даже не один из нас.
– Не смей мне указывать. Никогда.
– А ты, Кассель? – Антон смотрел на меня сверху вниз. – Тебе я буду указывать. На колени перед принцессой клана мастеров.
– Не слушай его. Встань.
Я попытался подняться, но он ударил меня ногой. Я снова рухнул на колени.
– Прекрати! – завопила Лила.
– Вот так. Поцелуй-ка ее туфельку. Знаю, тебе этого хочется.
– Антон, оставь его в покое. Что ты за придурок?
– Целуй, тогда отпущу.
Ему было девятнадцать. Здоровенный детина. Ударил меня со всей силы. Плечо болело, щеки горели от стыда. Я наклонился и прижался губами к Лилиной босоножке. Кожа оказалась соленая на вкус – мы в тот день как раз купались.
Она отдернула ногу. Антон засмеялся.
– Думаешь, ты тут самый главный? – голос у нее дрожал. – Думаешь, папа сделает тебя наследником? Я его дочь, наследница. Когда окажусь во главе клана, припомню тебе это, не сомневайся.
Я медленно поднялся и побрел домой к деду.
Лила несколько недель со мной не разговаривала. Наверное, злилась, что я послушался Антона, а не ее. Филип вел себя как ни в чем не бывало. Он-то уже выбрал сторону. Выбрал выгоду, а не меня.
Я не могу доверять людям, не верю близким. Боюсь, что мне сделают больно. Да и в себе не уверен – я, может, и сам вполне способен им навредить.
Так что дружба – полная фигня.
По дороге к машине смотрю на часы. Пора домой, а то дед будет расспрашивать. Но кое-куда надо заехать. На ходу звоню Море. Это последний штрих моего плана: она будет отвечать по номеру телефона, который я указал в письме.
– Алло.
Голос в трубке тихий, вдалеке слышен детский плач. Слава богу, не Филип ответил.
– Привет, это Кассель. Занята?
– Да нет, просто счищаю со стенки персиковое пюре. Ты брата ищешь? Он…
– Нет-нет, – получилось слишком торопливо. – Хочу попросить тебя об одолжении. Очень выручишь.
– Ладно.
– Мне надо, чтоб ты отвечала по мобильнику и говорила, что ты регистратор в клинике. Телефон я дам и напишу все, что надо.
– Дай угадаю: говорить буду, что тебе можно вернуться в школу?
– Да нет. Подтвердишь, что клиника послала им письмо, и скажешь, что доктор сейчас занят с пациентом и подойти не может. Потом мне позвони, я улажу остальное. На самом деле вряд ли до этого дойдет. Но вдруг они захотят проверить данные в письме.
– Не рановато ли тебе впутываться в такие дела?
Улыбаюсь в трубку.
– Сделаешь?
– Без проблем. Вези свой телефон. Филипа еще час не будет, ты ведь вряд ли хочешь посвящать его в свою аферу.
Ухмыляюсь. Говорит она уверенно и спокойно. Не то что в тот раз, когда сидела на лестнице и рассказывала про ангелов.
– Мора, ты просто прелесть. Я тебя изваяю из картофельного пюре и буду тебе поклоняться. Когда уйдешь от Филипа, выйдешь за меня?
– Ему только не говори, – смеется она.
– Ага. А ты ему не сказала? Я имею в виду, он еще не знает?
– О чем?
Я настораживаюсь
– Ну тогда, ночью. Ты говорила, уйдешь от него. Но вы, наверное, уже помирились. Молодцы.
– Никогда я такого не говорила, – отвечает Мора бесцветным голосом. – Мы же счастливы, зачем мне так говорить?
– Не знаю, может, я не понял чего. Все, побежал. Заеду с мобильником.
Вешаю трубку. Ладони вспотели. Это что такое было сейчас? Мора не хочет по телефону трепаться, боится, что подслушают? Или кто-то был с ней в комнате? Дедушка утверждал, что Филип над ней поработал. Но, может, я не расслышал? А вдруг он на самом деле нанял кого-то стереть воспоминания жены? И что еще она забыла?
Звоню в дверь. Она чуть приоткрывается, но не до конца, в дом меня не приглашают. Что-то неладное здесь творится. Смотрю Море в глаза. Там только усталость.
– Спасибо еще раз.
– Да не за что.
Она забирает мобильник и листок с инструкциями, слегка коснувшись меня рукой в кожаной перчатке. Я успеваю просунуть ногу в щель, пока дверь не захлопнулась.
– Погоди.
Мора хмурится.
– А музыку помнишь?
– Ты тоже ее слышишь? – выпустив ручку, она удивленно смотрит на меня. – Сегодня утром началось. Такая красивая.
– Нет, не слышу.
Мне не по себе. Она и правда ничего не помнит. Если жена забыла, что собирается уйти от мужа, кому это в первую очередь выгодно?
Достаю из кармана амулет памяти. «Чтобы не забыть». Вполне подходящая семейная реликвия – достойный подарок невестке. Получится правдоподобная ложь:
– Мама просила тебе передать.
Мора отшатывается. Вот я дурак! Конечно, мамочку любят далеко не все.
– Филипу не нравится, когда я ношу амулеты. Он говорит, жене мастера не пристало бояться.
– А ты спрячь.
Но дверь уже закрылась.
– Будь осторожен, Кассель. Пока.
Еще пару минут стою на крыльце, сжимая амулет. Что происходит? А что забыл я сам?
Память – ненадежная штука. Ее искажают наши представления о мире, предрассудки. Свидетели преступления редко вспоминают одно и то же. Они часто опознают на следствии не тех людей, рассказывают о событиях, которые никогда не случались. Да, память – ненадежная штука. А моя память?
После развода родителей Лила отправилась в Европу, потом жила в Нью-Йорке с отцом. Наши бабушки дружили, только поэтому я знал, где она. Удивился очень, когда однажды застал ее на нашей кухне. Она болтала с Барроном как ни в чем не бывало и надувала пузыри из жвачки.
– Привет.
Она обрезала волосы до плеч и покрасила их в ярко-розовый. Из-за новой прически и черной подводки для глаз Лила выглядела старше тринадцати. Старше меня.
– Исчезни, у нас тут дела, – отрезал Баррон.
Горло перехватило.
– Как хотите.
Я подобрал своего Хайнлайна[5], взял яблоко и вернулся в подвал. Сидел там и таращился в телик, в котором какой-то аниме-парнишка крошил мечом монстров почем зря. Да плевать мне, что Лила вернулась! Через пару часов она спустилась ко мне и плюхнулась рядом на потертый кожаный диван. Серый свитер с дырками, на щеке пластырь.
– Чего надо?
– Тебя увидеть хотела, а ты что подумал? Книжка хорошая?
– Если любишь читать про крутых убийц-клонов.
– Кто ж не любит.
Я невольно улыбнулся. Она немного рассказала про Париж. Как на аукционе «Сотбис» ее отец купил бриллиант, который якобы дарил владельцу бессмертие и раньше принадлежал Распутину. Как по утрам на балконе с видом на город она пила кофе с молоком и ела багет. По Южному Джерси Лила не скучала. Да и кто бы на ее месте скучал?
– А чего Баррон хотел?
– Ничего. – Она собрала розовые волосы в маленький тугой хвост.
– Всякие тайные дела, мастера секретничают? Не рассказывай, а то вдруг я к копам пойду.
Лила обернула нитку вокруг большого пальца.
– Он сказал, все очень просто. И обещал мне вечную преданность.
– Ну да.
Мастера секретничают. До сих пор не знаю, куда они ходили и что делали. Но я заметил, что у Лилы волосы растрепались и стерлась помада. Мы об этом не говорили. Смотрели в подвале старый черно-белый фильм про ограбление банка, курили ее парижские сигареты без фильтра. В моей крови разливалась ядовитая ревность. Мне хотелось убить Баррона. И, наверное, именно тогда я окончательно втюрился в Лилу.
Глава седьмая
Возвращаюсь точно к ужину. Дед приготовил тушеное мясо с лапшой, морковью и маленькими белоснежными луковками. Съедаю три порции и запиваю их черным кофе. Кошка трется о мои ноги. Выудив из тарелки говядину, тайком скармливаю ей под столом.
– Что с доктором?
У деда руки слегка дрожат. Видимо, плеснул кое-чего в кофе.
– Все путем.
Не рассказывать же про тест и про Мору. Что вообще ему можно рассказывать?
– Подсоединили меня к какой-то машине. Сказали, нужно поспать.
– Прямо в клинике?
Да уж, не очень правдоподобно, но куда деваться – сам начал.
– Чуть-чуть подремал. Нужна была общая картина. Базовые параметры, он так вроде сказал.
– Ну-ну. Ты поэтому так поздно явился?
Дед убирает посуду. Молча ставлю тарелку в раковину.
К вечеру мы снова с ног до головы в пыли, но зато я разгреб почти весь второй этаж. Смотрим по телику «Команду аутсайдеров» – про мастеров из секретного отдела ФБР, которые используют силы против других мастеров, в основном серийных убийц и наркодилеров.