Боже мой, сейчас я опять ее убью.
И тут все вокруг начинает течь и переливаться. Я могу превратить меч в моток веревки, струю воды, облако пыли. А кошка теперь состоит вовсе не из хрупких, покрытых мехом косточек – я вижу сложное переплетающееся заклятие, а под ним девчонку. Одно мысленное усилие – и колдовство рассыпается, распадается.
Меч стремительно опускается на обнаженную скорчившуюся на столе девушку. Я отшатываюсь и, потеряв равновесие, падаю на пол, клинок вырывается из рук и вонзается в старый заляпанный комод.
У Лилы длинная копна спутанных светлых волос и загорелая кожа. Она пытается подняться на ноги, но безуспешно. Наверное, разучилась.
В этот раз отдача едва не разрывает меня на части.
– Кассель, – на ней огромная футболка, которая почти не скрывает длиннющие ноги. – Кассель, проснись. Кто-то идет.
Как же болят ребра! Это, интересно знать, хорошо или плохо? Нужно поспать. Усну, а когда открою глаза, окажусь в Веллингфорде, Сэм будет поливаться одеколоном, все будет как обычно, как и должно быть.
Лила изо всей силы ударяет меня по лицу. Судорожно вздохнув, открываю глаза. Больно она ударила. Из комода торчит меч, пол усыпан осколками вазы, везде валяются книги и бумаги.
– Кто-то идет, – голос у Лилы изменился, стал хриплым и грубым.
– Дедушка возвращается из магазина.
– Их двое.
Ее лицо такое знакомое и одновременно чужое. Что-то во мне сжимается, я протягиваю руку, но Лила отстраняется. Конечно: она знает, чем чревато мое прикосновение.
– Скорее.
Пошатываясь, встаю.
– О черт!
Совсем забыл: я же такого наговорил Филипу. А еще воображал себя талантливым вруном.
– В шкаф, – командует она.
Шкаф набит изъеденными молью шубами и пальто. Мы торопливо выкидываем какие-то коробки и протискиваемся внутрь. Приходится поднырнуть под штангу, на которой болтаются вешалки, подпереть спиной дальнюю стенку. Лила забирается следом за мной, закрывает дверь и прижимается прямо к моим покрытым синяками ребрам. Чувствую на шее частое отрывистое дыхание. От нее пахнет травой и еще чем-то непонятным, насыщенным. Ничего не видно, только тусклый свет в щелочке между дверями. Подбородок щекочет мамин норковый воротник, слабо пахнет духами.
Открывается входная дверь, я слышу голос Филипа:
– Кассель? Дедушка?
Дергаюсь совсем чуть-чуть, но Лила хватает меня за руки, ее ногти глубоко вонзаются в кожу.
– Тсс!
– Сама не шуми.
Почти бессознательно копирую ее жест. В темноте девушка кажется ненастоящей, привидением. Худенькие плечи чуть подрагивают под моими ладонями.
Мы оба без перчаток. Так дико.
Лила тянется вперед.
Прикосновение полураскрытых манящих губ. Мы легонько стукаемся зубами. Этот поцелуй лучше всех моих тайных запретных мыслей. Я так мечтал о нем еще тогда, в четырнадцать, и позже, после убийства, когда мечтать о ней было неправильно, безумно. Я так хотел его и вот теперь получил и ничего не могу сделать. За спиной – стенка шкафа, чтобы не потерять равновесие, я хватаюсь за ближайшее пальто, и шерстяная ткань рвется от прикосновения.
Лила прикусывает мне язык.
– Здесь его нет, – говорит Баррон. – И машины нет.
Внезапно Лила отворачивается, ее спутанные волосы щекочут мне лицо.
– Как думаешь, что он рассказал деду?
– Да ничего, – огрызается Баррон. – Ты делаешь из мухи слона.
– Слышал бы ты его по телефону. Он вспомнил, но я не знаю, что именно. Возможно, подозревает, что кто-то над ним поработал.
Слышится хруст. На полу столько всего валяется – наверное, наступили на что-то.
– Он, конечно, неплохо соображает, но у тебя паранойя.
Лила дышит мне в шею. Слышу, как они поднимаются по лестнице. Мы стоим близко-близко, касаемся друг друга. Она ведь прикасалась ко мне, когда колдовала.
– Той ночью в Веллингфорде ты пробралась ко мне в комнату? – шепотом спрашиваю я.
– Они хотели, чтобы я тебя выманила, чтобы ты вышел из общежития. Многие попадали к ним в руки из-за меня.
Так и вижу белый силуэт, крадущийся по лестнице. Собака, наверное, лаяла, но Лила ведь могла усыпить и ее тоже.
– Зачем ты меня поцеловала?
– Чтобы не шумел. А ты что подумал?
Мы молчим. Наверху раздаются шаги, скрипят старые доски. Братцы обыскивают свои бывшие спальни? Интересно, мою будут обыскивать? Я сам ведь рылся в вещах Баррона.
– Спасибо, – отвечаю как можно язвительнее, бешено колотится сердце.
– Ты ничего не помнил? Я догадалась в конце концов. А Баррон говорил, ты смеялся, что меня заперли в клетке. Ты ведь не смеялся?
– Конечно нет. Они сказали мне, что ты умерла.
Лилин отрывистый смешок больше похож на бульканье.
– И как же я умерла?
Она просидела в клетке три года. От такого легко можно сойти с ума, хотя Лила не кажется мне безумной. Но если уж она спятила, то что говорить обо мне?
– Я убил тебя ножом. – Знаю, воспоминание не настоящее, но голос все равно меня не слушается.
Тишина. Только громко стучит мое сердце.
– Я помнил кровь на полу, помнил, как поскользнулся на ней. Помнил, как радовался, словно что-то удачно сошло мне с рук. Смотрел на твой труп и радовался. Помню до сих пор. Воспоминание чудовищное и оттого еще более настоящее, разве такое выдумаешь? Лучше бы я ничего не чувствовал, был бы просто убийцей, но радость…
Хорошо, что в шкафу темно, я бы не смог сказать ей это в глаза.
– Они собирались меня убить. Мы с Барроном сидели в подвале, он схватил меня за руки, прижал к полу. Я решила, он дурачится, а потом вошли вы с братом. Филип что-то объяснял, а ты все качал головой.
Неправда, ничего такого не было. Но на самом деле откуда мне знать?
– Я просила Баррона отпустить, но он даже не смотрел на меня. Потом Филип достал нож, и тут ты вроде как передумал и подошел к нам. Тоже смотрел не на меня, а куда-то насквозь, словно не узнавал. Баррон разжал руки, но ты схватил мои запястья и прижал к ковру. Еще сильнее, чем он.
Сглатываю и закрываю глаза. Мне страшно услышать, что было дальше.
На лестнице раздаются шаги, и Лила замолкает.
– Скажи мне, – шепчу ей в ухо. Получается слишком громко, но братья, похоже, не слышат. – Скажи, что было дальше.
Она зажимает мне рот рукой и яростно шепчет:
– Замолкни!
Что тут поделаешь – шум поднимать нельзя.
– Антону не говори, – голос Филипа звучит совсем близко. Лила вздрагивает. Я пытаюсь обнять ее в темноте, успокоить, но она только дрожит еще сильнее.
– Не говорить что? Что Кассель, по-твоему, съехал с катушек? Хочешь все испортить?
– Не хочу, чтобы кто-нибудь из нас пострадал. Антон становится все более непредсказуемым.
– Мы о нем позаботимся потом, когда все кончится. Кассель в порядке, ты слишком с ним нянчишься.
– Просто все очень рискованно, сам план рискованный. Кассель нам нужен, а ты, по-моему, забыл стереть ему память.
– А по-моему, проблема в твоей сучке-жене. Говорил же, надо было послать ее куда подальше.
– Заткнись, – Филип почти рычит.
– Ладно. Только вот он трепался с ней после ужина. Она что-то прознала, потому и уехала.
– Но Кассель…
– Что Кассель? Наверное, Мора рассказала ему о своих подозрениях, и теперь малец пытается нас прощупать, смотрит на твою реакцию. Не глупи, и он ничего не узнает. Все. Дело закрыто. Пошли.
– А Лила?
– Мы ее найдем. Да и что может сделать кошка?
Захлопывается входная дверь. Выжидав минут десять, мы осторожно выбираемся из шкафа. Я осматриваю гостиную: повсюду валяется мусор; вроде все как было.
Лила идет за мной по пятам. Поймав мой взгляд, она криво усмехается и поворачивается в сторону ванной, но я хватаю ее руку.
– Зачем ты все это делаешь? Как ты сбежала от Баррона? Зачем наслала то безумное сновидение и выманила меня на крышу Смит-Холла?
– Хотела тебя убить. – Ее улыбка становится шире.
– Что? – отдергиваю руку, как от огня.
– Но не смогла. Тебя я ненавидела еще больше братьев и все равно не смогла. Видишь, уже неплохо.
Меня будто отправили в нокаут.
– Плохо. Даже хуже.
Слышен скрип кухонной двери. Прижавшись к стене, Лила бросает мне предостерегающий взгляд. В шкаф уже не успеем. Пойду на кухню, и будь что будет, дам ей время спрятаться.
– Так и знал, что ты здесь, – улыбается Филип.
– Только что пришел, – я вру, и он это прекрасно понимает.
Брат делает шаг навстречу, я, наоборот, отступаю. Хочет убить меня? Поднимаю руку без перчатки. Но Филип даже бровью не повел.
– Скажи ей, – даже не сразу понимаю, о ком он говорит, – скажи Море, я сплоховал и очень сожалею. Я не знал, как остановиться.
– Ты опять об этом! Я не знаю, где Мора.
– Хорошо. Тогда до среды. Кассель, ты, может, злишься или чего-то не понимаешь, но дело того стоит. Осталось совсем недолго, доверься нам и получишь все, о чем только мечтал.
Филип выходит на улицу и спускается с горки к машине Баррона. В кухню заходит Лила и кладет мне на плечо руку. Я стряхиваю ее.
– Нужно уходить отсюда. Тебе необходим отдых.
Не дожидаясь моего ответа, она достает из шкафа перчатки и плащ.
Глава четырнадцатая
Я просыпаюсь. Комнату заливает солнечный свет, а ко мне прижимается кто-то теплый. Не сразу соображаю спросонья, что происходит и почему рядом лежит полуголая белокурая девчонка.
Сэм закрывает за собой дверь.
– Привет, старик, – шепчет он.
Лила недовольно взмахивает рукой; оттолкнув меня, перекатывается к стене и накрывается подушкой. Юбка у нее задралась.
Начинаю припоминать: мы прошли почти три квартала, из магазина позвонили в такси, потом сидели на тротуаре, прислонившись друг к другу, и ждали. Куда было деваться? А в общежитии в это время обычно никого.
– Не волнуйся, Валерио нет, – говорит Сэм. – В следующий раз только носок на дверь повесь.
– Носок?
– Брат научил: это такой международный способ оповещения – вежливо намекаешь соседу по комнате, что на вечер у тебя планы. А то он ненароком может войти в самый неподходящий момент.