— Когда он не пришел в себя и в семь часов утра, — рассказывал он ей, — они стали проверять его. Доктора! Они ничего нам не говорили до восьми утра, когда мы уже…
— Кто это мы? — спросила Тутс.
— Я, Патриция и Фрэнк.
— Патриция?
— Демминг. Помощник прокурора штата, с которой встречался Мэттью.
Тутс кивнула головой и взяла в руки чизбургер. Ей хотелось бы выпить пива с ним, но она была чиста уже три года и не собиралась позволить какой-то слабости отбросить ее назад, к кокаину. Тутс было двадцать шесть лет, она была высокая, стройная, загорелая блондинка с карими глазами, которая уже переросла склонность к химической завивке; теперь длинные прямые светлые волосы падали ей на плечи. В это холодное воскресенье, двадцать седьмого марта, на Тутс был розовый свитер с белым воротничком, выглядывавшим из выреза ворота, голубые джинсы и ковбойские сапоги. Уоррен вынужден был признать, что она выглядела совершенно здоровой. Она поглощала чизбургер как оголодавший волк.
— Прежде всего, — рассказывал он, — они проверили рефлексы его рук и ног, у них есть какой-то научный термин для этого, но я забыл, какой это термин. Они получили очень слабые неврологические рефлексы, поэтому они… они… Мне очень трудно говорить об этом, — он поднял руку, чтобы закрыть глаза, и молча посидел несколько минут, нагнув голову. Тутс промолчала.
Уоррен сглотнул, опустил руку, вытер глаза тыльной стороной руки.
— Они объявили нам, что приподнимали его веки и направляли яркий свет в его глаза, сначала в один глаз, потом в другой, чтобы увидеть, реагируют ли зрачки. Слава Богу, они реагировали. Это означает, что его рефлексы все еще живы. Какая-то часть его мозга все еще… все еще функционирует. Кора или ствол головного мозга, я забыл, что это… это…
Потом они… они провели кусочком ваты по роговице глаза, касаясь ее, чтобы увидеть, есть ли защитительный рефлекс, но он… он едва реагировал. Ты понимаешь, он в коме, мозг его функционирует, но он все еще полностью не пришел в себя, не проснулся. Именно эти термины они и использовали. Пробуждение относится к уровню сознания. Осознание же относится к уровню сознания. Это два состояния сознания. Кома, это худшее: человек в коме не осознает ничего. Но существует так же и ступор и обту… Я не помню, как они это назвали. Еще есть летаргия. Это самый мягкий случай. Все эти термины они используют, чтобы… чтобы описать… различные стадии бодрствования и обретения сознания. Мэттью не может полностью проснуться и полностью вернуться к жизни.
— А когда это произойдет? — спросила Тутс.
— Они хотят понаблюдать за ним еще день или два, посмотреть, не улучшится ли характер импульсов его мозга. Электрокардиограмма тоже не совсем ровная, но электрическая активность тоже невысока. Они должны подождать и посмотреть, что произойдет дальше. Завтра или на следующий день. Периферийно, вот как это называется. Проверка рук и ног. Периферийное неврологическое обследование.
Уоррен вздохнул, кивнул головой, затем снова посмотрел на свою тарелку, где остывала яичница. Он взял в руки вилку и подцепил ею один из желтков; тот растекся по тарелке.
— Я хочу достать того негодяя, который это сделал, — сказал он.
— Аминь, — произнесла Тутс.
— Мы отстаем от Мэттью на целую неделю. Все, что он делал, все, что изучал… мы идем следом за ним с опозданием на неделю. В прошлое воскресенье, двадцатого числа он встречался с дочерью женщины, которой принадлежала часть цирка, ее зовут Мария Торренс. Я хочу, чтобы ты повидалась с ней сегодня; узнала, что она ему сообщила, выяснила, что заставило его отправиться туда, куда он пошел потом, какую цель он преследовал. Тутс, я уверен: то, что он расследовал, явилось причиной его ранения. Он не мог отправиться в Ньютаун без какой-то особой причины. И по этой самой причине в него стреляли.
— Я позвоню ей, — сказала Тутс и подцепила вилкой жареную картошку. — У тебя есть номер?
— Патриция сказала, что она живет в Фэтбек Кей, я посмотрел в справочнике. Ее имя Мария Торренс…
— Ты мне об этом уже говорил.
— Вот, я записал для тебя номер, — он вытащил клочок бумаги из своего бумажника и начал переписывать номер телефона в записную книжку. — Случайно, вечером в пятницу, во время обеда с Патрицией он сообщил ей, что кое-что случилось, оставил ее и куда-то отправился. Он не сказал куда, по-видимому, это был Ньютаун. Стрелявший сидел за рулем черной «Мазды».
— Поняла. — Тутс взяла листок, бросила взгляд на номер, затем спросила: — Где ты будешь позже?
— Сейчас я отправляюсь прямо в редакцию, проверить все сведения об этом самоубийстве трехлетней давности. После этого я буду дома, только не знаю, как много времени займет выяснение всех обстоятельств.
— Я позвоню тебе позже, сообщу новости. Я знаю, что тебе не терпится отправиться, поэтому иди. Я сама заплачу.
— Нет, ты это делала прошлый раз.
— Нет, платил ты. В общем, уходи.
— Тутс…
— Я знаю. Ты хочешь как можно скорее поймать этого сукина сына.
Он не знал, что Уилла Торренс была лилипуткой, до тех пор, пока не прочитал статьи в «Калуза Геральд Трибюн» об этом самоубийстве. Уилла Уинки — так ее звали. Он попытался припомнить детскую песенку. Но имя было не Уилла, не так ли? Как..? Уилли? Да. Крошка Уилли Уинки
…бежит по городу
вверх и вниз
в своей ночной рубашечке
На Уилле Торренс была детская ночная рубашка, когда она выстрелила в себя. Кровь забрызгала обе бретельки.
…стучали в окно
плакали перед замком,
Разве дети все еще в постели
Ведь уже восемь часов утра…
Часы на столике у кровати были остановлены пулей ровно в пять десять утра, пуля влетела сзади и застряла в часовом механизме. Уилла Торренс тогда лежала на боку, но ухитрилась выстрелить себе в лоб. Будильник был заведен на пять пятнадцать утра. Дочь обнаружила тело в пять тридцать пять утра. В отчетах, опубликованных в газетах, цитировались слова Марии о том, что ее мать собиралась выехать в шесть часов утра, «прежде, чем начнется утренний час пик». Мария далее заявила, что ее мать все еще спала, когда она в пять часов ушла из вагончика.
Уоррен подумывал, не придется ли ему ехать в Миссури по этому поводу и побеседовать там со следователями, занимавшимися этим делом?
В Миссури могло обнаружиться много интересного и неожиданного, что невозможно было найти здесь, но не теперь, когда он на целую неделю отставал от Мэттью, от тех открытий, которые он сделал. Открытий, которые, Уоррен был в этом убежден, привели к покушению на его жизнь.
Все газеты описывали самоубийство как трагедию и говорили об огромной потере, которую понес мир цирка. По всей вероятности, крошка Уилла Уинки являлась чем-то большим, чем просто карлицей, сидящей на коленях великана во вспомогательном представлении. Она была необычайно красивая женщина в миниатюре, великолепно сложенная, очаровательная соблазнительница, которая пела так же хорошо, как и танцевала. Во многих газетных статьях ее называли «Королевой лилипутов цирка» и описывали ее выступления как нечто необыкновенное.
Во всех некрологах и статьях говорилось, что Уилле было тридцать семь лет, ее рост — восемьдесят три сантиметра и вес тридцать девять килограммов. Только в одной из статей сообщалось в подробностях, что явилось причиной ее маленького роста. Тот факт, что она перестала расти в возрасте шести лет, был вызван недостаточной деятельностью гипофиза, который вырабатывает гормон роста.
Некая неопределенная «недоразвитость» — определение, которое отличало состояние Уиллы от остальных девяносто девяти типов. Большинство из них включало изменения в костной структуре, результатом которого была непропорциональность, наблюдавшаяся в крошечных людях с большими головами и короткими конечностями. Говоря простыми словами, в отличие от медицинской терминологии, Уилла была «лилипуткой»: взрослым человеком, которая выглядела как крошечная женщина.
В статье говорилось, что теперь осталось не так много карликов, потому что инъекции гормона роста приводят к нормальному процессу роста, если лечение продолжается более десяти лет. Здесь же отмечалось, что такое лечение теперь доступно всем в США, но в 1979 году, когда Уилле было двадцать пять лет, только некоторые из исследовательских программ предлагали подобное лечение, а к этому времени она уже вышла из того возраста, когда можно было бы начать такое лечение.
Все некрологи рассказывали, что ее имя было Уилла Де-Мотт, что росла она в Ланкастере, штат Огайо. Везде упоминалось, что именно там, в Ланкастере, ее нашел Макс Роджер во время ее выступления на школьном празднике. Она вращала жезл, который был больше нее самой. Все упоминали о ее коротком замужестве с «человеком цирка» по имени Питер Торренс; во всех статьях говорилось, что «мисс Торренс оставила единственную дочь Марию Лавлок Торренс». Уоррен размышлял, почему у ее дочери такое имя и почему в некрологах совершенно не упоминалось о физическом облике Марии, а во всех газетных статьях говорилось, что Мария совершенно «нормальная».
Только после трех часов дня Уоррен обнаружил кое-что более существенное о бывшем муже Уиллы. В течение нескольких дней в марте месяце прошлого года газета «Трибюн» публиковала серию статей о цирковом искусстве в Калузе и в ее окрестностях. В первой статье рассказывалось об истории цирка со времен Рима до наших дней и приводился обзор цирковых терминов для непосвященных. До тех пор, пока не прочитал статью, Уоррен не знал, что «грэб джойнт» означает стойку с гамбургерами; «перч экт» — акробаты с шестом; а трое акробатов, лежащих на спине и подбрасывающих вверх четвертого, назывались «Рисли экт».
Следующая статья была посвящена некоторым артистам «старой Биг Берты», которые еще жили в Венеции, Калузе, Сарасоте или Брандентоне. Уоррен узнал, что «Биг Берта» — это цирковой термин для Большого Первого цирка, которым, конечно, был Ринглинг. Наконец, в последней статье этой серии говорилось о выступлениях меньшего по размерам цирка «Стедман энд Роджер», который в момент появления этих статей — в течение последних девятнадцати лет — проводил здесь зиму. Никакой ретроспективный обзор деятельности цирка «Стедман энд Роджер» не был бы полным без упоминания о «трагической» гибели Уиллы Торренс, которая выступала под именем Крошка Уилла Уинки. На самом деле большая часть статьи была посвящена ее безвременной кончине в городе Раттерфорде, которая в момент появления статьи произошла уже два года назад.