Пятиклассники не послушались, стояли и наблюдали, что будет дальше. Возглас Аристотеля: «Держись, друг!» — был воспринят ими с недоумением: они полагали, что сейчас негодяю Хрюшкину попадет. И притом — сильно. Еще больше удивились они, услышав жалобный, просящий голос Бедной Лизы:
— Митенька, только, пожалуйста, не падай!..
Кроме того, они впервые слышали имя второгодника. Александр Арсеньевич свесился вниз, но до Вахрушева не дотянулся. Он сказал:
— Матвей Иванович, будьте так добры, слезьте с подоконника и подержите меня за ноги…
Пятиклассники стояли раскрыв рты: было захватывающе интересно. Тут уж мобильники достали все.
Учитель географии завис вниз головой над раскачивающимся Вахрушевым и скомандовал:
— Руку давай!
— Не дам! — буркнул отвратительный Хрюшкин.
Внизу возмущенно зашумели:
— Совсем с ума сошел этот Хрюк, сейчас из-за него и Александр Арсеньевич грохнется…
— Так и будешь висеть? — растерянно поинтересовался Александр Арсеньевич.
Вахрушев молчал.
— Мить…
— Отвяжитесь вы все от меня! — закричал Вахрушев с отчаянием. — Отстаньте!..
— Ясно… — сказал Саня. — Будем, значит, висеть вместе…
Вахрушев взглянул на него исподлобья, отозвался с сердитым недоумением:
— Я вас не звал…
— Мало ли кто меня не звал, — строго ответил Саня. — Это ведь я виноват, верно? Тем более что мы с тобой единомышленники, мне сочинение твое нравится…
Вахрушев скривился.
— Санька, вы скоро? — натужно спросил Аристотель. — Держать-то тебя сколько еще?..
— У него руки устанут — он вас не вытащит… — не глядя на Саню, пробурчал Вахрушев. — А я туда все равно не пойду…
— Почему?
— Не пойду, и всё!
— Сан Сенич, у вас лицо сильно красное стало… — предупредили пятиклассники.
Саня и сам чувствовал, что в голове у него шумит, и видел он все будто сквозь розовый туман.
— Митенька, ну прости меня! — закричала из окна Бедная Лиза. — Я больше так не буду!
— Будете… — не поверил Вахрушев.
— Ну, вот честное слово, не буду!
Толпа внизу оцепенела: такое она слышала впервые.
— У меня ремень есть, — сказал Сане Вахрушев. — Я его вам дам, вы подержите… А я по нему…
— Расшибешься.
— Да там невысоко будет.
— А если сорвешься?
— Что я — дурак? — резонно ответил Вахрушев. — Вы только с крюка этого меня снимите…
Он благополучно съехал вниз и разжал пальцы. До земли было метра полтора, но на ногах Вахрушев не удержался, упал ничком и остался лежать…
Саня вцепился в крюк, на котором мгновение назад висел упрямый второгодник, рванулся (Аристотель охнул, разжал руки) и прыгнул вниз.
— Митька! — позвал он, поднимаясь. — Ты живой?..
Пятиклассники, забыв про съемку, стояли вокруг, молчали и смотрели круглыми испуганными глазами.
— Вроде бы… — просипел Вахрушев.
— Больно? Где, скажи…
— Не больно… — сказал упрямый Вахрушев и перевернулся на спину. Лежал и смотрел на Саню растерянно. — А это вы… из-за меня прыгнули?
А на втором этаже, в классе, сидела за партой Бедная Лиза и хлюпала носом. Аристотель, злой, не отошедший от испуга, попытался втиснуться рядом, но не влез.
— Учителя! — уничтожающе произнес он. — Нервотрепы вы, а не учителя! Вас бы к врагам забросить под видом простых граждан… Вы бы там живо до основания разрушили психику противника…
— Макаренко ведь, — огрызнулась Бедная Лиза, — сажал под арест…
Аристотель махнул рукой и пошел к двери.
— Да, — произнес он, оттаскивая от двери огромный фикус, гордость юннатов-младшеклассников. — Но он не подпирал при этом дверь школьным фикусом! Вы, Елизавета Георгиевна, не обратили внимания?.. Насколько мне известно, — непримиримо пророкотал он, — Макаренко Антон Семенович в таких случаях дверь вообще не запирал…
Вечером в гости пришел Кукарека, и Саня вдруг заметил, как он похож на сестру, а заметив, затосковал… Кукарека тоже был невесел, глядел на Саню искоса. — А чего Лешка не пришел? — спросил Боря.
— Да ну его! — отвечал Кукарека, надувшись. — Психованный он какой-то! Я за ним зашел, а он выскочил в подъезд, стоит, злой такой, говорит: «Никуда я не пойду, чего приперся, отстань!» А я и не приставал, больно надо!
— У него начался переходный возраст, — авторитетно разъяснил Боря и уткнулся в учебник.
Саня и Кукарека стали играть в шахматы. Проиграв несколько раз, Кукарека собрался с духом и спросил:
— А вы что, с Юлинской поссорились?..
— Ни с кем я не ссорился! — решительно и угрюмо отвечал учитель географии. — Не говори глупости!
— А чего она ревет тогда?
Боря, будучи юношей воспитанным, как бы между прочим поднялся и ушел в большую комнату смотреть телевизор.
Учитель же географии на вопрос, отчего Юля ревет, ответить затруднился и молчал, пытаясь осознать этот странный факт. Наконец он сосредоточенно спросил:
— Как — ревет?..
— Обыкновенно, — уточнил Кукарека, — слезами.
— Из-за меня?.. — растерянно спросил Александр Арсеньевич.
— А из-за кого же еще? Если не из-за вас, то чего она тогда говорит: «Дурак твой Сан Сенич»?..
Лицо Александра Арсеньевича в эту минуту действительно стало немножко глупым, и он переспросил радостно:
— Как она говорит?..
Но Кукарека смутился и повторить крамольную фразу сестры отказался наотрез…
А на следующий день Саня вдруг решил немедленно начать готовиться в аспирантуру. Потому что утром, когда он подошел к Юле и сказал: «Здравствуйте, Юля!» — она кивнула ему так вежливо и равнодушно, будто и знать его не знала…
«Ну всё! — подумал Александр Арсеньевич, смертельно обидевшись. — Ну и ладно, ну и не надо! Подумаешь… Поступлю в аспирантуру, уйду из школы…»
А тут еще Лешу Исупова застигли в туалете на месте преступления: он курил.
— Если ты уже сейчас куришь, то чего же можно ожидать от тебя в будущем? — допытывалась у Исупова Лола Игнатьевна.
— Ничего хорошего! — дерзко соглашался Леша.
— Вот видишь!
— Вижу.
— Исупов, ты добьешься!.. — вздохнула Лола Игнатьевна. — Ты очень плохо кончишь, Исупов! — И она высказала свою заветную мысль: — Делай что хочешь, хоть на голове стой! Но не раньше, чем кончишь школу. А в школе тебе никто делать что хочешь не позволит, потому что ты пока никто…
Александр Арсеньевич при этой беседе, естественно, присутствовал, тосковал, злился на Лешу, злился на завуча и думал: «Кой черт понес меня в школу?! Все, сегодня же сажусь за реферат, хватит, надоело все!» — но Лешу по привычке спас.
— Сашенька, отнеси домой тетради, — попросила Елена Николаевна, когда он собрался домой.
Александр Арсеньевич взял под мышку кипу общих тетрадей и отправился домой — готовиться в аспирантуру.
Выйдя из школы с благими намерениями, будущий аспирант вдруг увидел Юлю. Она шла чуть впереди. И как-то так вышло, что он пошел за ней. Поступок этот был нелеп и Александра Арсеньевича не украшал ни в малейшей степени. Он и сам это понимал, но идти продолжал. «На перекрестке сверну, — подумал он, прижимая покрепче тетради. — Зачем я иду за ней? Мальчик ли я?..» Но перекресток миновал за перекрестком, а Александр Арсеньевич все шел как привязанный. Наконец, в сотый раз спросив себя: «Мальчик ли я?» — и в сотый раз ответив решительно: «Нет!» — он догнал ученицу и молча, с независимым выражением лица зашагал рядом. Молчали довольно долго.
Потом Александр Арсеньевич сказал:
— Юля…
А Юля ответила:
— Я с вами не разговариваю!
После этого содержательного диалога снова пошли молча, потому что Александр Арсеньевич был гордый, и раз с ним не желали разговаривать, то тоже показывал характер. Это скорбное шествие было прервано жизнерадостным криком:
— Сандро!
Кричали с той стороны улицы.
Учитель и ученица остановились. Через дорогу, не обращая внимания на красный свет, бежали к ним люди, впереди всех — огромный усатый молодой человек. Он смеялся и простирал к Сане свои пугающе мощные объятия.
— Михо! — закричал Саня. — Приехал!..
— Здравствуй, дорогой! Друзья ждут, друзья тоскуют, обрывают телефон, а он с невестой гуляет!.. — с укором сказал Михо, обнимая Саню. Нехорошо, дорогой! Здравствуй, Юля, меня зовут Михо…
А ведь говорила, говорила Сане мама: «Не ври никогда — это всегда плохо кончается!..» Сане захотелось провалиться сквозь землю, вынырнуть на другой стороне земного шара — где-нибудь в пустынном районе Тихого океана… Там бы и доживать свой век…
— Здравствуй, Юля! — здоровались братья по курсу. — Меня зовут Славик… Это Андрей… Света…
— Между прочим, Санчо, это свинство! — сурово сказала Эля. — Мы тебе телеграмму прислали, и с мамой ты говорил… Знал, что сегодня встречаемся!
— Он забыл… — со значением произнес Андрей и взглянул на Юлю. — И я его понимаю…
— Юля, — сказал Михо, — сейчас мы пойдем ко мне.
— Только не надо говорить, что вам срочно необходимо домой, мы вас не отпустим! — взял Юлю под руку Андрей.
Юля растерянно молчала. Саня тоже молчал, прижимая к животу тетради.
— У этого усатого обормота родился сын, Юленька…
— Юля, посмотри на меня, разве я похож на обормота?! — возмутился Михо и отнял у Юли портфель. — Пошли!
…Шумно и весело было у Михо. Сын Васька лежал в новенькой коляске и принимал в торжестве по случаю своего рождения посильное участие: пищал и мочил пеленки. Это всех восхищало, а Михо — больше всех. Он подтащил Саню и Юлю к коляске, обнял их и принялся восторженно рассказывать о сложном и ярком характере Василия Михайловича.
— Замечательный, правда?
— Ага, — сказала Юля.
— Завидуете? — спросил Михо и великодушно утешил: — Ничего! И у вас такой будет!
Саня окаменел, но Михо был занят своим отцовским счастьем и совершенно не замечал, что «жених» и «невеста» не разговаривают друг с другом…
— Когда свадьба? — поинтересовался он.
«Жених» и «невеста» напряженно молчали и глядели в разные стороны, но тут подошел Андрей и пригласил Юлю танцевать, а Саню увела Света… Саня отвечал ей что-то, но видел только одно: Андрей что-то шепчет Юле на ухо, а она улыбается…