— Да не ревнуй! — засмеялась Света. — Оторвись, совсем помешался!..
Саня видел, что Андрей Юле нравится и она все танцует и танцует с ним… А Саня сидит в углу — сирота сиротой, рядом со стопкой общих тетрадей… А Юля за все время на него не взглянула ни разу…
В девять Саня взял свои тетради, потихоньку выбрался в прихожую и ушел… Никто и не заметил.
На улице было темно и ветрено. Саня вдохнул сырой осенний воздух и побрел от дома.
— Эй, закурить не найдется? — спросили у него.
На лавочке у подъезда сидели двое молодых людей и, кажется, скучали.
— У меня нет… — ответил Саня.
— Правда? — не поверили молодые люди.
Режиссура таких ситуаций, как правило, проста и незатейлива. Может быть, все и обошлось бы, потому что молодым людям, просящим закурить, необходимо, чтобы их боялись и ждали с испугом, что же будет дальше, а Саня, занятый своими горестными мыслями, не понял, что намерения у них явно скверные, и спокойно пошел себе дальше. Но из подъезда выбежала Юля…
Тут все и началось.
— Девушка, — всколыхнулись те двое, — куда вы спешите? Побудьте с нами. — И Юлю схватили за руку.
Естественно, что Саня вернулся.
— Ну-ка, отстаньте! — скомандовал он и невежливо толкнул одного из молодых людей плечом (руки-то у него были заняты).
— Толик, смотри-ка, мальчик толкается…
— Давно по рогам не получал? — обиделся Толик. — Разве можно так с дядями, детка?
Саня не ответил, перехватил тетради и взял Юлю за руку с явным намерением увести.
— Чего цапаешься? — возмутился Толик. — Твоя, что ли?
— Юля, пойдемте, — сердито произнес Саня, продолжая не обращать внимания на молодых людей.
— Наша Юля никуда с тобой не пойдет, — сказал второй и обнял Юлю. — Правда, Юлечка?
Разумеется, дальше произошло все очень быстро! Юля сказала: «Кретин!» — и влепила ему пощечину, а он, хмыкнув, наотмашь ударил Юлю по лицу. Сделав это, он тут же, широко всплеснув руками, опрокинулся навзничь — прямо на груду рассыпавшихся тетрадей.
— Вова, — удивленно сказал Толик, — а малыш тебя сделал…
Вова вскочил и красиво ударил Саню ногой в живот.
— Ну-ну, — сказал Вове Толик, пока Саня разгибался, — не горячись, увидят! В подъезд давай зайдем…
— А вы, Юлечка, тут постойте! — ухмыльнулся Вова, беря Саню под руку. — Негуманно, чтоб вы видели, как мы будем учить вашего мальчика вести себя. — И он втолкнул Саню в подъезд.
— Не смейте! — крикнула Юля. — Не трогайте! Его нельзя, у него сотрясение!..
Но никто ее не слушал. Вова и Толик затащили Саню в подъезд и сразу принялись за дело… Саня дрался впервые в жизни, и его первоначальный триумф носил, конечно, совершенно случайный характер. Ведь в любом деле кроме желания необходим навык, а навыка у Сани не было… Хорошо еще, что какой-то рослый парень вдруг ворвался в подъезд и молчаливо вмешался в драку. А Юля бросалась от одного к другому, твердила:
— Не троньте его! Не смейте! — пыталась оттащить, но ее толкали (она упала два раза) и, не обращая внимания, продолжали…
— Юля, немедленно идите домой!
Но она не уходила, и Саня в отчаянии крикнул снова:
— Юлька, уходи, я кому сказал?!
— Уходи! — повторил кто-то эхом.
И Юля вдруг пропала.
Били Саню умело. Он в меру сил старался отвечать, пока не почувствовал вдруг, что перед глазами у него все плывет и ноги не держат. В голове гудело, он собрал последние силы и ударил кого-то, стремительно на него надвигающегося…
— Спасибо, дорогой! — сказал голос Михо.
Саня мотнул головой, чтоб стряхнуть туман и шум.
— Этого держи! — кричал Андрей Славику. Славик «этого» задержал, но налетела Юля:
— Это Юрка, он наш!..
Саня оттолкнул Михо, обернулся и смутно различил в тяжелом розовом тумане знакомую фигуру. Шамин стоял сунув руки в карманы.
— Выручил, брат! — обнял Шамина Михо. — Затоптали б они его без тебя.
Шамин выдрался из объятий, не ответил.
— Сам-то как?
— Нормально, — ответил трудный подросток, и мрачно взглянул на Саню.
— Санчо, голова в порядке? — спрашивала Светка, тряся Саню за плечи.
— Все нормально… — едва выговорил Саня разбитыми губами. Чтобы не упасть, он привалился к стене.
— Горе луковое, больно?.. Мальчики, возьмите его, отнесите наверх… Он упадет сейчас…
— Сам! — выговорил Саня, мотая головой. — Юлька где?..
— Да здесь твоя Юлька, — успокоил Михо. — Давай-ка я тебя дотащу.
— Не троньте его! — сердито крикнула Юля и подскочила к Сане с явным намерением защитить его от друзей. — Его нельзя так… — И повернула к Сане светлое свое, все понимающее лицо. — Больно?..
Сане вдруг стало совсем не больно, он шагнул от стены, а Юлька уткнулась ему в плечо и заревела в голос, как маленькая…
Во тьме пустого двора, на скамейке под тополем, сидел, скорчившись, Шамин. Шамину было больно, и он изо всех сил сжимал зубы, чтобы эту непонятную боль сдержать. Он совсем не пострадал в драке, имевшей место несколько часов назад, — он умел драться. Но все-таки было больно, так больно, что хоть в голос вой: «Я люблю тебя, я люблю!.. Я утром просыпаюсь и сразу — о тебе, о том, что увижу тебя, я днем за тобой по пятам, прячась за углами, я вечером: пусть ты мне приснишься, ты, ты, мне никто больше… а ты меня — нет…»
Что с ней делать, с этой любовью, лишней, бездомной, ненужной тебе, куда девать?..
Лолу бы Игнатьевну сюда, чтоб объяснила… Но Лола Игнатьевна спала, а грозный и опасный скинхед Шамин, человек, которого все боялись, сидел и плакал во тьме под тополем.
— Интересно узнать, как ты в таком виде в школу пойдешь? — с некоторой долей сарказма поинтересовался наутро директор.
Учитель географии глянул в зеркало. Вид у него действительно был мужественный. И даже слишком: распухшие губы, отчетливая ссадина на лбу, яростно-фиолетовый синяк под левым глазом…
— Болит? — сочувственно спросил Боря, наблюдая, как Елена Николаевна замазывает крем-пудрой Санин «фонарь».
Конечно, болело! Левый бок болел и правая коленка, но разве это имело сейчас хоть какое-нибудь значение! Настроение у Сани было удивительно славное, то есть он с утра пребывал в каком-то счастливом тумане, что Елену Николаевну очень беспокоило.
— Может, полежать тебе сегодня, Санечка?.. — сказала она.
Но сын рвался в школу.
Коллеги в учительской, увидев его, охнули.
— Сколько хулиганов развелось! — возмутилась Ася Павловна. — И откуда они только берутся!
— А вы, что ж, с ними… дрались?.. — не одобрила Саню Лола Игнатьевна.
Саня кивнул, но в подробности не вдавался. Учителя его жалели и вздыхали. Зато за пределами учительской, в коридорах и классах, о сочувствии не было и речи: там ожидали Саню слава, восхищение, почет! Самое же странное было то, что ученики каким-то образом уже знали, что вчера вечером учитель географии спас Петухову из одиннадцатого «А». Как эти сведения просочились в среду учащихся, было в высшей степени неясно, но последствия проявились немедленно: в Александра Арсеньевича с новой силой влюбились ученицы шестых — одиннадцатых классов. На переменах они спускались на второй этаж, где у Александра Арсеньевича были уроки, и гуляли по коридору, глядя на него туманными, нездешними глазами. Александр же Арсеньевич ничего этого не замечал и, протолкавшись сквозь строй почитательниц, с неестественно равнодушным лицом направлялся по лестнице вверх. И где-нибудь между вторым и четвертым этажами непременно встречал Юлю, которая направлялась вниз, и лицо у нее было тоже неестественное… Они проходили, будто не замечая друг друга, но глаза их при этом сияли.
Последний урок был у Сани в родном шестом «Б». Начать его удалось не сразу, так как доблестные матросы встретили своего капитана вопросами, к изучаемой науке не имеющими ни малейшего отношения.
— Сильно больно?
— А сколько их было — семь или восемь?
— А вы нас карате научите?
Саня понял, что становится легендой, и попытался этому воспрепятствовать.
— Что за глупости? — решительно сказал он. — Вы о чем? Я просто упал.
— Ага! — понимающе согласился Васильев Вова. — И ударились глазом о тротуар, мы же понимаем!
— Кто помнит, что я вам задавал? — стал строг учитель географии. Он не желал поддерживать разговор на эту волнующую тему.
— Ну во-от! — заныл шестой «Б». — Чуть что, так сразу — что задавал! Ну, Сан Сенич, ну расскажите, ну все равно же мы все уже знаем!
Это заявление Александра Арсеньевича сильно заинтриговало.
— Что именно?
— Всё! — зашумел класс и принялся наперебой выкрикивать:
— Как вы шли, а там к нашей Юльке приставали…
— А вы им говорите: «Считаю до трех»…
— Занимательно! — хмыкнул Александр Арсеньевич.
— Нет, не так! Вы им сказали: «Кто не успеет скрыться, пусть немедленно начинает копить деньги на гроб!»
— Так, а они что?
— А они не поверили, их же много было!
— А я?
— А вы тут их и раскидали в разные стороны! — восторженно сообщил шестой «Б». — Одного аж через забор!..
— Неужели?
— Да не отпирайтесь, Сан Сенич! А вы где карате научились?
— Понятно… — вздохнул Александр Арсеньевич. — И откуда такая информация?
— От верблюда! — сказал Васильев Вова.
Имя этого таинственного верблюда выяснилось сразу после уроков: на улице догнал Александра Арсеньевича Кукарека и, преданно заглянув в глаза, спросил:
— А когда вы на Юлинской женитесь, я вам кем буду?..
— Слушай, — растерянно сказал Александр Арсеньевич будущему шурину, — я тебе уши сейчас оборву…
Но Кукарека не испугался и всю дорогу жаловался Сане на сестру:
— Она такая безответственная! Ей сегодня в университет, там у них, это… Не помню, как называется, в общем, историей они там занимаются раз в неделю. Она туда сейчас уйдет, а дома есть нечего…
— Так возьми и приготовь.
— Не мужское это дело! — не согласился Кукарека. — И вообще, я до вечера буду сидеть некормленый, а у нее душа не болит! Я бы на ней ни за что не женился!