— Да ну ее!
Исупов Леша был доставлен в школу пожилой толстой лейтенантшей детской комнаты милиции. Исупов Леша бил стекла. И не где-нибудь, а именно в детской комнате милиции.
— Подошел, взял камень, — расстроенно повествовала лейтенантша, — и запустил в окно… И стоит, нахал, смотрит! Даже не убегает!
— Выйди пока в коридор, — велел Исупову Арсений Александрович. — Слушай, Александр, а что это с ним в последнее время творится?
Саня пожал плечами.
— Может, врачам его показать?
— Не выгораживайте, не выгораживайте! — осерчала лейтенантша. — Чуть что — они сразу у вас больные делаются!
— Погодите! — поморщился Арсений Александрович. — Не надо так решительно возмущаться, с мальчиком явно что-то происходит…
— То-то он стекла бьет, болезный!
— Скажите, — грозно взглянул на лейтенантшу директор, — если бы вы были хулиганкой, стали бы бить стекла среди бела дня да еще в детской комнате милиции?
— Запросто! — ответила лейтенантша, без труда представив то, о чем ее просили. — У нас, знаете, какие отчаянные экземпляры попадаются! Это ж одно удовольствие — высадить стекло именно в детской комнате милиции, после этого и уважать себя можно…
— А эти отчаянные экземпляры предпочитают уважать себя на воле или в милиции?
— Чего? — не поняла лейтенантша.
— Я спрашиваю, выбив стекло, вы бы что, стояли и ждали, когда вас заберут?
— Ну вот еще, убежала бы! — Сказав эти слова, она задумалась. — Действительно, чего ж это он?.. Ведь стоял, долго стоял… Мы-то сначала растерялись.
— Кабы я знал, чего он… — вздохнул Арсений Александрович.
А Исупов Леша понуро стоял в коридоре, и лицо его не выражало ни раскаяния, ни страха, а только отчужденность. Будто не он час назад высадил стекло, не его привели к директору и не ему грозят теперь серьезные неприятности…
— Александр, дома у него как?
— Да нормально, кажется…
— Брат, что ли? — спросила лейтенантша, взглянув на Саню. — Похожи… Ты в каком классе?
— Это классный руководитель, — разъяснил директор, стараясь не улыбнуться.
— Ну-у? — Женщина вздохнула. — Учителя нынче… Такие молоденькие, господи…
— Давайте о деле говорить, — нахмурился Саня, которому слова эти не очень понравились.
— А чего говорить-то?.. — вздохнула женщина. — Разбирайтесь, а я пошла… Дел-то у нас невпроворот…
— Исупов! — позвал Арсений Александрович. — Заходи. И рассказывай…
— Чего? — дернул Леша плечом.
— Зачем ты все это устраивал?.. Говори-говори. Ведь была же у тебя какая-то цель, верно?
— Не было… — ответил ученик, взглянув исподлобья.
— Не ври.
Исупов замкнуто молчал.
— Ладно, Исупов, — хмыкнул директор, — чтоб ты не думал, что директора школ беспросветно глупые люди, я тебе помогу. Слушай меня. Уроки ты срывал нарочно…
«Как это — нарочно? — удивленно подумал Саня. — Зачем? Чепуха какая!»
— При этом ты всеми силами стремился получать двойки. Тоже нарочно, потому что ученик ты — хороший. Способный. И учиться тебе легко. Но и этого показалось тебе мало: ты закурил в туалете… И именно в тот момент, когда туда вошел дежурный учитель. Обрати внимание на то, что дозорный в коридоре успел всех предупредить и все благополучно выбросили сигареты. Только ты стоял и курил. И чуть в обморок не упал, кстати, потому что курить не умеешь…
Исупов Леша подавленно молчал.
— И что же из всего этого следует? — задумчиво спросил директор. — В течение двух недель ты совершал хулиганские действия не по велению сердца, не от души, если так можно выразиться, а с какой-то загадочной целью, стараясь зарекомендовать себя отпетым хулиганом. Ты лез на рожон…
«А ведь верно!.. — ахнул Саня. — Почему же я этого сразу не заметил?!»
— Но тебе крупно не повезло, — со вздохом продолжал Арсений Александрович. — Потому что классный руководитель все время покрывал тебя, спасал, в общем, сводил твои старания на нет да еще и глядел на тебя с обидой. Тебе и так было плохо, потому что делать все, что ты делал, тебе было совестно, а он смотрел на тебя с укором и ждал, когда же ты одумаешься. Я все правильно говорю?
Исупов Леша горестно кивнул.
— А одуматься ты не мог…
— Да!
— Ну а теперь объясни: зачем?
Исупов Леша сказал стеклянным голосом:
— Чтоб их вызвали…
— Кого — их? Куда вызвали? По порядку, а то не совсем понятно.
— Родителей, — по порядку ответил Исупов. — В школу…
— Угу, — пробормотал Арсений Александрович и искоса взглянул на сына.
— Я не дам им разойтись! — звонко и зло произнес Леша. — Не дам, и всё!
Родители ссорились давно. Вечером, когда Леша и Виталька «спали». Они ссорились, а бессонные братья лежали во тьме и слушали. Виталька засыпал первым. Он был маленький. А Леша лежал, слушал его ровное сопение и думал, думал… Потому что вон она — полоска света под дверью, и там тоже не спят. Разговаривают…
«Надо иметь мужество, — говорят там, — и смотреть правде в лицо. Мы уже не любим друг друга…»
«Да, надо исправлять ошибку, пока ее еще можно исправить, ведь жизнь проходит…»
Они каждый вечер так говорят.
Это мама так говорит папе. Это папа так говорит маме.
«Раз все ушло, зачем мучиться, кому это надо?» — говорят они, а Леша Исупов лежит в темной комнате, слушает и думает: «Мне. Мне это надо, у меня ничего не ушло, я люблю вас…»
— Сан Сенич, — сказал Лешка, вдруг решившись, — пойдемте к нам, я вас очень прошу! — И он заговорил торопливо и сбивчиво: — Я не так хотел, я хотел, чтоб по-настоящему… Правда! Только так не получилось… Я хотел, чтоб Лола Игнатьевна их вызвала, так лучше было бы! А вы… Сан Сенич, я так старался, а вы всё-всё мне портили… Пойдемте, Сан Сенич, я все придумал, слушайте! — Леша забыл про директора и обращался только к Сане, говорил так, будто все уже было решено: — Вы придете, будто ничего про это не знаете, про это не надо говорить, они только рассердятся, да и не послушаются они — у них уже все решено… Вы придете к ним и скажете про меня… Скажете им, что я стал отвратительно учиться. Срываю уроки, распоясался совсем… Ну всё, что в таких случаях обычно говорят! Ну, там, что школа со мной замучилась, что по мне колония плачет… Что я в детской комнате милиции на учете… Скажите им это, Сан Сенич!
Саня растерянно молчал.
— Ты считаешь, что это поможет? — не глядя на Исупова Лешу, спросил Арсений Александрович.
— Да! Да! Им тогда не до того станет, понимаете? У них же сын гибнет, его спасать надо!
— Во сколько родители будут дома?
— В шесть.
— Хорошо, — сказал Арсений Александрович. — Он придет.
Проглядел Саня Лешку, сердился, обижался и ничего не понимал… А ведь должен был насторожиться давно: в тот вечер, когда Исупов сидел у него дома на подоконнике, молчал и болтал ногами…
«А он откуда все знает?.. — думал Саня об отце. — Ему и не положено… А он знает и сразу догадался, а я тупой, самовлюбленный болван!..»
— В шесть, Александр, — повторил отец.
Саня кивнул уныло:
— Только знаешь, мне кажется, что это бесполезно…
— Возможно, — отозвался Арсений Александрович. — И даже вероятнее всего.
— Тогда зачем мы это делаем?
— Я сказал: ты пойдешь туда и скажешь все, что нужно, — отчетливо выговорил Арсений Александрович. Будто приказал.
И странно стало у Сани на душе: отец, которого он знал с детства и, можно сказать, выучил наизусть, вдруг показался ему каким-то другим, совсем незнакомым человеком… Будто отец знал что-то такое, что от Сани таилось за семью печатями, какая-то тайна жизни, которую отец давно ведал, а Саня только впервые заподозрил ее существование… А что это за тайна? И почему она давала отцу несомненное право приказывать?.. Неужели дело в том, что он старше? Или она, эта тайна, там в грядущих годах, и надо еще жить и жить, чтобы она тебе открылась?..
Отец приказал, а Саня почему-то не заспорил. Просто кивнул. Потому что вдруг почувствовал себя щенком рядом с большой сильной собакой. И это было не обидно, а хорошо. Спокойно и надежно.
«А может, и правда, — совершенно неожиданно для себя подумал Саня, — они (взрослые) понимают в жизни больше, чем мы?..»
— Я в шесть не могу, — виновато сообщил Саня Юле по телефону.
— Случилось что-нибудь?..
— Ну! — И он рассказал ей про Лешку.
— Ты только не бойся, — строго сказала Юля, как-то сразу почуяв, что идти к Лешке Сане страшно. — Ты притворись…
— У меня может не получиться…
— Ну представь, что ты Лола Игнатьевна!
— Попробую… — подавленно отозвался Саня. — Жди меня в восемь там же…
Легко сказать «попробую», а какая из Сани Лола Игнатьевна?! На душе у Сани было тошно. То есть так скверно, что хоть иди в пустой, облетающий лес и вой там волком… Жизнь казалась ему несправедливой и злой. Неправильно, жестоко все в ней было устроено, и он, Саня, учитель, ничего не мог изменить, никого не мог спасти…
Саня шагает по улице. Он идет к ученику Исупову Леше, рассказывать родителям, что по сыну колония плачет… Он идет и думает о Лешке, о его папе и маме. О своем отце думает, которого, как выяснилось, он совсем не знает… О себе он думает, и о Юле, и о своем сыне… У сына ямочки на щеках, темные глаза… Ни за что, никогда Саня его не бросит!..
В общем, совершеннейшая каша в голове у Александра Арсеньевича, учителя географии!.. Какой сын, что за глупости? Нет у него никакого сына, и думать ему об этом рано еще!..
Исупов Леша жил в новом доме-башне на одиннадцатом этаже. Саня пришел без пяти шесть, но сразу стало ясно, что он все-таки опоздал: из-за двери отчетливо доносился срывающийся Лешкин голос:
— Вы не одни, нас четверо, поняли?
Там, по всей вероятности, шел скандал, и было совершенно непонятно, почему Лешка решил затеять его, ведь договорились же!..
— Вы забыли про нас! — это Лешка.
— Прекрати истерику! — мать.
— Никто вас не забывал… — отец.
Слышимость была превосходная, и Саня торопливо позвонил, чтобы не слушать.