— У нас мама тоже книжки не читает, — с вызовом сказал вдруг Кукарека. — А я ее все равно люблю!
Боря смутился, опустил глаза.
— Извини, я не имел в виду никого конкретно…
Но Кукарека не успокоился:
— Она медсестра и, если хочешь знать, работает по две смены, потому что папка умер, а нас двое… А в институт она не пошла потому, что Юлинская родилась, понял?
— Видишь ли, — вздохнул Боря, — с этим можно было не торопиться. Ведь можно было сначала закончить институт, а уж тогда…
— А это не твое собачье дело! — взвился Кукарека.
— Женя!
— А чего он говорит!
— Боря, ты действительно…
— Я же теоретически, — пожал плечами, Боря, а Кукарека вылез из-за стола и пошел одеваться.
— Женька! — выскочил вслед Саня.
Боря сидел опустив глаза и чертил вилкой по клеенке.
— Извините, Елена Николаевна, — виновато произнес он. — Мне очень неприятно, но он просто неверно меня понял…
Хлопнула входная дверь.
— Ну вот, ушел… — уныло сказал Боря.
Но это пришел обедать Арсений Александрович.
— Борис, письмо тебе от родителя! — крикнул он из коридора.
Боря поморщился.
На следующий день был дождь, и Елена Николаевна, конечно же, спросила, увидев, что сын натягивает куртку:
— Ты куда?
— Гулять, — сказал Саня. Не мог же он сообщить маме, что идет звонить Юле из телефона-автомата.
— Это ты?.. А пошли гулять…
— Мама не пустит, — вздохнула Юля. — Дождь…
— А завтра?
— Конечно. А у тебя синяк все равно просвечивает…
— Сильно?
— Ага… А больно?
— Нисколько!
— А я по тебе скучаю…
— А мама точно не пустит?
— Точно.
— А ты на каком этаже живешь?
— На третьем.
— Хочешь, я залезу? — сказал Саня, который сейчас все мог. Более того: у него просто земля уходила из-под ног, и, чтобы не взлететь и не удариться макушкой о потолок будки телефона-автомата, он держался за крючок на стенке, сделанный, видимо, именно в расчете на такие случаи.
— С ума сошел? — рассердилась Юля. — Убьешься!
— Нет, правда, ты окно открой…
Но Юля была неумолима.
Да и Юлина мама, надо думать, была бы несколько удивлена, если бы обнаружила, что в комнату дочери влетает учитель географии…
В конце концов Саню из автомата прогнали, он пошел искать другой, и они болтали снова, говоря друг другу «ты» и замирая от ужасной этой вольности. Потом он бродил по улицам, промок до нитки, а домой не хотелось. Он отправился на почту, проведать Борю.
У Бори уже гостил Васильев Вова с котом, Боря и Вова беседовали о «летающих тарелках», а Рыжий деловито гонял по комнате бумажный шарик.
— Не попадет тебе за гостей? — спросил Саня, оглядывая пустую служебную комнату: круглый стол, залитый чернилами, стопки телеграфных бланков, вкусно пахнет сургучом и клеем.
— Ну что вы! — удивился Боря. — Они меня любят… Заботятся…
— Боренька, забери телеграммы! — крикнули из соседней комнаты. Разнесешь — и беги домой. Да сейчас-то не ходи, погоди, на улке так и хлещет…
Но Боря не послушался: он с трудом высиживал на работе положенные часы и радовался, когда можно было уйти раньше.
Вова Васильев запихал под куртку Рыжего, и они вышли под дождь.
— Во ненормальный! — толкнул Борю Васильев. — Нашел время гулять!
Под тусклым уличным фонарем дождь лил, казалось, особенно сильно, он блестел, перечеркивая темнеющее вечернее пространство, а за его четкими полосами маячила сутулая мальчишеская фигура. Мальчишка стоял, сунув руки в карманы, дождя будто не замечал.
— Эй! — крикнул ему Васильев. — Гуляешь?
Мальчишка не ответил — метнулся в сырую тьму и пропал.
— Пугливый! — засмеялся Вова и вдруг зашипел: — Уя! Да сиди ты! Промокнешь, балда!..
Это Рыжему надоело под курткой, и он рванулся на свободу.
Телеграммы разнесли быстро. Только из-за одной пришлось идти довольно далеко, а когда они вручили ее и вышли на улицу, опять метнулась в соседний проулок мокрая тень.
— Стоп! — тихо сказал Боря. — А ведь он за нами следит!
— Кто? Уя, да не царапайся ты, собака!
— Этот, под дождем.
— Гуляет человек, не выдумывай, — отозвался Саня.
— Я вам серьезно говорю! — настаивал Боря. — Давайте проверим…
Они свернули за угол и затаились в черной тени мокрого, полуоблетевшего тополя. И через мгновение в шуршании дождя послышались торопливые, хлюпающие шаги. Давешний мальчик вышел из-за угла и остановился, вглядываясь…
— Я же говорил! — прошептал Боря.
— Эй, человек, иди сюда! — позвал Саня. — Мы тут, под тополем…
Но темная фигурка дрогнула, отпрянула назад и побежала.
— Вот это да! — удивился Васильев Вова. — Интересно, кто это?
— И чего ему надо? — пробормотал Боря.
…А ведь всего несколько дней назад они смотреть-то друг на друга боялись. Не разговаривали. Не бродили вместе по городу. Делали вид, что проживут друг без друга. Как это у них получалось — непонятно!
— А когда ты ко мне обращался, у тебя лицо было сердитое-сердитое!
— Это чтоб ты не догадалась.
— Ну и глупо! Мужчина должен быть решителен.
— Я тебе тогда не мужчина был, между прочим, а учитель. И потом — ты же не обращала на меня внимания…
— Это ты на меня не обращал! Все девчонки по тебе с ума сходили: ах, Санечка, ах, какой он милый, ах, он замечательный, ах, у него уроки интересные!.. А ты был такой…
— Какой?
— Глаза горят, брови нахмурены, и ясно, что ничто, кроме экономической географии, тебя не интересует…
— Я, между прочим, для тебя все рассказывал!
— Ой, мама! — сказала вдруг Юля.
Навстречу шла Лола Игнатьевна и смотрела на них пристально и недоумевающе.
— Свернем! — зашептала Юля.
— Ни за что! — восстал Саня. — Что я, мальчик, прятаться!
— Здравствуйте, — сказали они чинно, поравнявшись с завучем.
— Здравствуйте, Александр Арсеньевич… Здравствуй, Петухова… Гуляете?.. — растерянно поинтересовалась Лола Игнатьевна.
— Гуляем, — хором ответили Саня и Юля.
Недоумение на лице завуча медленно, но верно сменялось неодобрением. Было заметно, что Лоле Игнатьевне есть что сказать гуляющим учителю и ученице, но что-то (педагогическая этика, видимо) ее сдерживает. Зато можно было не сомневаться, что в другое время и в другом месте каждому будет сказано все, что положено.
— До свидания, — вежливо сказал Саня. — Мы пойдем.
— До свидания, — отозвалась Лола Игнатьевна и твердо сжала губы.
— Она стоит, нам вслед смотрит, — оглянулась Юля. — Что теперь будет?
— Ничего! — нахмурился Саня. — В конце концов, это ее не касается.
— Наверно, она так не думает, — предположила Юля.
Саня и сам об этом догадывался, но сказал беззаботно:
— Да ну ее!
Исупов Леша был доставлен в школу пожилой толстой лейтенантшей детской комнаты милиции. Исупов Леша бил стекла. И не где-нибудь, а именно в детской комнате милиции.
— Подошел, взял камень, — растроенно повествовала лейтенантша, — и запустил в окно… И стоит, нахал, смотрит! Даже не убегает!
— Выйди пока в коридор, — велел Исупову Арсений Александрович. Слушай, Александр, а что это с ним в последнее время творится?
Саня пожал плечами.
— Может, врачам его показать?
— Не выгораживайте, не выгораживайте! — осерчала лейтенантша. — Чуть что — они сразу у вас больные делаются!
— Погодите! — поморщился Арсений Александрович. — Не надо так решительно возмущаться, с мальчиком явно что-то происходит…
— То-то он стекла бьет, болезный!
— Скажите, — грозно взглянул на лейтенантшу директор, — если бы вы были хулиганкой, стали бы бить стекла среди бела дня да еще в детской комнате милиции?
— Запросто! — ответила лейтенантша, без труда представив то, о чем ее просили. — У нас знаете какие отчаянные экземпляры попадаются! Это ж одно удовольствие — высадить стекло именно в детской комнате милиции, после этого и уважать себя можно…
— А эти отчаянные экземпляры предпочитают уважать себя на воле или в милиции?
— Чего? — не поняла лейтенантша.
— Я спрашиваю, выбив стекло, вы бы что, стояли и ждали, когда вас заберут?
— Ну вот еще, убежала бы! — сказав эти слова, она задумалась. Действительно, чего ж это он?.. Ведь стоял, долго стоял… Мы-то сначала растерялись.
— Кабы я знал, чего он… — вздохнул Арсений Александрович.
А Исупов Леша понуро стоял в коридоре, и лицо его не выражало ни раскаяния, ни страха, а только отчужденность. Будто не он час назад высадил стекло, не его привели к директору и не ему грозят теперь серьезные неприятности…
— Александр, дома у него как?
— Да нормально, кажется…
— Брат, что ли? — спросила лейтенантша, взглянув на Саню. — Похожи… Ты в каком классе?
— Это классный руководитель, — разъяснил директор, стараясь не улыбнуться.
— Ну-у? — Женщина вздохнула. — Учителя нынче… Такие молоденькие, господи…
— Давайте о деле говорить, — нахмурился Саня, которому слова эти не очень понравились.
— А чего говорить-то? — вздохнула женщина. — Разбирайтесь, а я пошла… Дел-то у нас невпроворот…
— Исупов! — позвал Арсений Александрович. — Заходи. И рассказывай…
— Чего? — дернул Леша плечом.
— Зачем ты все это устраивал?.. Говори-говори. Ведь была же у тебя какая-то цель, верно?
— Не было… — ответил ученик, взглянув исподлобья.
— Не ври.
Исупов замкнуто молчал.
— Ладно, Исупов, — хмыкнул директор, — чтоб ты не думал, что директора школ беспросветно глупые люди, я тебе помогу. Слушай меня. Уроки ты срывал нарочно…
«Как это — нарочно? — удивленно подумал Саня. — Зачем? Чепуха какая!»
— При этом ты всеми силами стремился получать двойки. Тоже нарочно, потому что ученик ты — хороший. Способный. И учиться тебе легко. Но и этого показалось тебе мало: ты закурил в туалете… И именно в тот момент, когда туда вошел дежурный учитель. Обрати внимание на то, что дозорный в коридоре успел всех предупредить и все благополучно выбросили сигареты. Только ты стоял и курил. И чуть в обморок не упал, кстати, потому что курить не умеешь…