– Я никогда не пила дешёвое шампанское, Денден, но ты был прав, мне это нужно сейчас.
Денден высвободил одну руку, поднял в воздух ногу и стал раскачиваться из стороны в сторону.
– Это мой любимый цирковой трюк. Всегда, когда я сгорал от ненависти к своей грешной натуре – а это случалось каждый раз, когда меня влекло к какому-нибудь мальчику, то есть каждый день без исключения, – я шёл и вис на верёвке. Без страховки. После этого, побывав на грани, я снова чувствовал себя живым.
– Ощущение, что ты всему миру говоришь «да пошёл ты!», – сказала Нэнси и ухнула, слушая во тьме эхо собственного голоса. Это её развеселило, и она засмеялась.
– Так и есть! И пусть тебя не мучает чувство вины, Нэнси, даже если тебе придётся собственными руками убивать этих ублюдков. Не забывай это ощущение! Это чувство выхода за грань помогает выжить. Да, мне нравится спать с мальчиками, а мне все говорят, что так нельзя. А тебе все говорят, что тебе надо сидеть дома, что это у мужчин должна бурлить кровь, это в них есть воинственный дух. Да пошли они все. Оседлай свой гнев и никогда не позволяй, чтобы тебя за него стыдили.
– Спасибо, Денден! – Он понял. Он понял, каково это – быть ею. Она тоже отпустила одну руку, и её зашатало. Когда удалось вернуть равновесие, Нэнси почувствовала прилив удовольствия. – Но когда ты говоришь такие вещи, ты становишься похож на доктора Тиммонса, разве нет?
– Ах ты злющая ведьма! – застонал он. – Меня ещё никто в жизни так не оскорблял.
И их смех эхом разнёсся над бездной.
33
Не успела она в полном изнеможении – но от этого не менее триумфально – войти в лагерь, лечь и закрыть глаза, как её снова разбудил Денден.
– Нэнси, тревога! Пойдём!
Влезть в одежду и сапоги оказалось невероятно сложно. Это не похмелье – нет, нет, сэр, просто недосып, вот и всё… но почему так ярко светит фонарь? А в лагере тихо, слишком тихо. Что происходит, чёрт возьми?
– Нэнси!
– Господи, да иду я.
Она вышла из палатки и увидела, что Денден уже идёт в лес в направлении горячего источника и зовёт её за собой. Она проверила кобуру и пошла за ним. Может, Форнье поймал шпиона и хочет, чтобы она помогла его допросить. Или Денден решил, что допрос пора прекратить… Мысли крутились в её сонной голове, пока она шагала по тропе. Послышались ещё чьи-то голоса. Слов не расслышать, но тон угадывался – расслабленный, даже счастливый. Так в чём же тогда..?
Она свернула на открытое место и увидела старый автобус, который они угнали вчера вечером.
– Мы же оставили его вчера внизу! Каким образом он оказался наверху?
Здесь собрались все маки, включая Форнье, испанцев и Тардивата. Все были грязны как черти, но невероятно довольны собой.
– Мы его сюда затолкали! – с энтузиазмом доложил Жан-Клер.
Форнье вынул изо рта сигарету.
– Подумали, вам не помешает личное пространство, капитан. Мы его немного для вас обустроили.
Впервые он обратился к ней по её званию, и его тон не был оскорбительным. И впервые он сделал это на трезвую голову.
– Спасибо, – от души поблагодарила она.
Все ждали, пока она зайдёт внутрь, чтобы своими глазами увидеть через окна, понравится ли ей результат их трудов. Они убрали несколько рядов сидений, а оставшиеся сгруппировали так, чтобы сделать пространство более жилым. За водительским сиденьем появился импровизированный стол из ящика, вокруг которого полукругом были расставлены сиденья – здесь очевидно угадывалось место для приёма гостей. За этой зоной у окна появились полки в виде ящиков, поставленных друг на друга. Кто-то даже догадался сорвать цветов, засунуть их в пустую жестяную банку и поставить поверх этой конструкции. А в задней части они сдвинули два ряда сидений, соорудив нечто похожее на спальное место. Поперёк него лежала ночная рубашка, скроенная из длинных шёлковых полосок, и два сложенных одеяла.
Она взяла в руки ночную рубашку. Ткань была невероятно тонкой. Перекинув её через руку, она вышла наружу. Мужчины смотрели на неё, как нетерпеливые щенки.
– Чёрт подери, ребята, это фантастика!
Они загалдели и снова начали хлопать друг другу по спинам.
– Хорошо, пойдём готовить завтрак, – объявил Денден, потирая руки. – Дадим возможность капитану обустроиться.
Смеясь и толкаясь, как школьники по пути домой, большая часть мужчин отправилась в лагерь.
– Тарди? – окликнула его Нэнси.
Тардиват отделился от группы и вернулся к ней, опустив глаза. Она подняла руку с ночной рубашкой.
– Ты сшил её из моего парашюта. Тардиват, она прекрасна, но это же для твоей жены.
Нэнси приложила её к щеке и провела рукой по струящимся складкам. Он улыбнулся – так улыбается мастер, довольный, что его работу оценили.
– Как и всё, что я делаю, капитан, но она не сможет её надеть. Моя жена умерла в сорок первом. Я уверен, что она была бы рада отдать её вам.
К горлу подступил ком. Нэнси не могла вымолвить ни слова.
– Спасибо, – только и выдавила она.
На его лице отразились блики восходящего солнца.
– Пожалуйста, капитан. Всегда рад.
Он повернулся и пошёл наверх, не ожидая от неё никакого ответа. Нэнси смотрела ему вслед. Теперь они – Форнье и все его люди – принадлежат ей. Они пойдут за ней, они будут её слушать, а когда во Францию войдут освободители, она предоставит в распоряжение Лондона отряд тренированных и дисциплинированных бойцов и партизан.
Вкус победы должен быть сладким, но Нэнси ощущала какой-то мрачный привкус. Осознав, что крепко сжимает в руке ночную рубашку, она вспомнила момент, когда всё, чему её учили на тренировках, одержало над ней верх, и она нанесла тому немцу удар по горлу. Она закрыла глаза. Хватит. Это было необходимо. Если она хочет воевать наравне с мужчинами, ей придётся принять и последствия. Да, находясь в Лондоне, легко кричать, что надо убивать нацистов. Когда пришлось это сделать своими руками, все оказалось сложнее, чем она предполагала. Чёрт. Причина, из-за которой она возненавидела нацистов, заключалась в их презрении к человеческой жизни, в их жестокости. А теперь ей приходится учиться испытывать презрение к их жизни, не думать о том, что охранник, которого она убила, или тот, чья кровь после выстрела Форнье залила ей всё лицо, были самыми обычными людьми, у них были матери и жёны, и, возможно, они просто оказались втянутыми в процесс, сути которого и сами не понимали до конца. Но какая альтернатива? Напоить их чаем и проявить понимание? Отправить их домой, пожурив за то, что они вторглись на чужую территорию и убивают её жителей? Нет. Ей нужно вобрать в себя часть их жестокости. Ей нужно принести в жертву… что? Уголок своей души.
Что ж. Она согласна.
34
Майор Бём читал письмо от жены, когда в дверь его нового кабинета в Монлюсоне постучал Геллер. Ева писала, что все благополучно, дочь и щенок играют в саду их удобного нового дома на окраинах Берлина. Она была рада, что уехала из Франции и находится сейчас со своим народом. Она также выражала восхищение его трудом и своё желание увидеть его дома, когда все дела будут завершены. Он позавидовал ей. В Монлюсоне намечался интересный фронт работ, но здешнее население характером больше походило на восточных славян, чем на ярких и сообразительных марсельских диверсантов. Он ещё не успел понять, действительно ли местные столь глупы или это притворство. Когда их спрашивали про кочевые группировки маки, их лица принимали отсутствующее выражение. Нет, они никогда не слышали ни о чём таком, сэр. Чиновники хлопали глазами и обещали сделать всё возможное, чтобы помочь майору, но по каким-то причинам запрошенных документов и отчетов было практически невозможно дождаться.
Геллер положил ему на стол нож, и Бём стал его рассматривать.
– Я подумал, вам будет интересно на него взглянуть, господин майор. Его обронили во время нападения на радиовышку в Шод-Эге.
Бём отложил письмо.
– Свидетели были?
Геллер покачал головой.
– Выжило два человека, но они никого не видели.
– Использовался тротил?
– Да, господин майор.
Бём взял нож в руки, проверяя вес.
– Это кинжал Ферберна-Сайкса, Геллер. Обычно ими пользуются британские агенты, которых десантируют во Францию для воодушевления и координации отребья, скитающегося по горам.
Бём несколько раз взмахнул ножом в воздухе и одобрительно кивнул. Качественное оружие.
– Думаю, Геллер, пришло время показать французскому люду, что наше терпение имеет границы.
35
Иногда у Нэнси получалось забыть о войне. В эти считаные мгновения мозг от усталости отключался, и в голове блуждали странные проблески света – как и сейчас, когда она ехала на велосипеде по безлюдным дорожкам. В воздухе уже пахло поздней весной, а сквозь листву пробивался солнечный свет.
Парашютные десанты случались теперь каждую ночь, когда на небе ярко светила луна. И каждый день в лагеря, разбросанные по плато, лесным полянам и заброшенным фермам, приходило всё больше молодых людей. Она их обучала, показывала им, как учить друг друга, распределяла провизию и оружие и тихо кивала, когда они подходили к ней с планами мелких засад, краж и диверсий. На масштабные акции она не отваживалась, но и такие практические тренировки приносили ощутимую пользу. А Лондону остаётся только доверять ей и надеяться, что она не облажается до дня «Д». Не забывала она и о душепопечении – возила деньги семьям, обменивалась с ними новостями. И каждый день кто-то из маки спрашивал её, когда высадятся союзники. И каждый раз она отвечала, что скоро, и надеялась, что так оно и будет. Нэнси понимала, что только после их высадки они действительно смогут начать что-то делать всерьёз. А пока это всё – лишь подготовка.
Дорога поворачивала, и Нэнси сбавила темп, нехотя возвращаясь в реальность. Тардиват сказал, что поля к югу от реки подойдут для выбросок, и она поехала на них взглянуть. Спрятав велосипед неподалёку, в зарослях, она стала осматривать место. Да, вполне подходящее, если владелец согласится сделать вид, что ничего не знает. Померив площадку шагами, Нэнси насчитала семьсот квадратных метров. То, что надо. Рядом не видно телефонных проводов и кабелей, место достаточно хорошо прикрыто, но при этом и сигнальные огни с подлетающих самолётов будут видны. Что ж, недурно. К западу рельеф резко уходил вверх, в сторону Шод-Эга. Для самолётов эта высота, конечно же, не вызовет проблем, но сейчас ей нужно всё проверить и забраться наверх. Если из города есть удобные подходы к вершине, немцы могут заметить самолёты, прийти сюда и напасть на лагерь, пока её люди собирают контейнеры. А если склон со стороны города и вершина покрыты густым лесом, то стоит рискнуть. Во время выброски нужно будет просто поставить наверху пост наблюдения, который будет своевременно отслеживать фонари и другие следы активности в городе.