– Почему ты так плохо обо мне думаешь? – грустно спросил он.
– Потому что знаю тебя слишком хорошо. Тебя ко мне привел долг. Иначе бы ты не решился. А так прикрылся им, как щитом, и нашел для себя оправдание для визита. И только потом сообразил про подарок. Так что случилось?
Марко молчал, глядел в окно с непонятным мне выражением и играл желваками на щеках. Спустя вечность он, наконец, сказал:
– Все разваливается. Мрака больше нет. Я пришел просить тебя спасти хотя бы остатки того, что ты когда-то создала.
Я молчала, ожидая продолжения. Марко понял, что переспрашивать я не буду:
– Та твоя речь, про предательство идеалов. Оказалось, мои люди верят тебе больше, чем мне. Сначала ушли единицы. Потом начали увольняться сотнями. У нас же даже процедуры такой не было, как увольнение по собственному желанию. Только выход на пенсию. Пришлось ввести, чтобы не объявлять целые отряды дезертирами. Их бы пришлось арестовывать, а это уже некому было сделать.
Вчера ко мне пришел один из генералов и попросил его понять. Он то давно имел право на пенсию, но долго не спешил им воспользоваться. Он хотел все сделать тихо, не подавая дурной пример, но слухи опять поползли и стало только хуже.
– Как там Ник и Катя? – спросила я.
– Они ушли первыми. И отправились на фронт. К тебе в армию.
– Идиоты, – вздохнула я. – молодые глупые идиоты. Они ничего не поняли.
– А я о чем, – оживился Марко, – вернись, и скажи всем, что ты не то имела в виду. Спаси Мрак.
– Нет. Я не изменила своего мнения и не собираюсь врать. Более того, согласна с тем, что Мрак уже изжил себя. В ситуации, когда ныряльщиков используют обе стороны конфликта, плюя на все кодексы и активно импортируя технологии, Мрак, пытающийся держаться вне политики – просто бесполезен и бессмысленнен. Мир изменился, Марко. Больше не удастся сдерживать лавину, разгребая снег ладошками. Здесь скоро все будут знать о ныряльщиках. Ты знаешь, что Мирра отменила кодекс в части импорта лекарств? А Империя на самом высоком уровне тащит к себе новые технологии. Ныряльщики стоят там возле самого трона и тоже плевать хотели на кодекс. Как ты можешь этому помешать, не вступая в войну, причем против обеих сторон конфликта сразу? И это только один пример.
Марко молчал.
– Я верю, что Мрак был нужен в начале пути, чтобы создать порядок. Он также был необходим, пока существовали ренегаты, чтобы спасти остальные миры. Но сейчас в нем больше нет потребности. Держать такую армаду просто для того, чтобы журить ныряльщиков за несхлопнутые петли переходов? Да большинство и так уже осознало ответственность, впитало это правило и выполняет на автомате, а тех, кто раньше демонстративно плевал на закон, вы все равно никогда не могли вычислить. Да и погоды они не делают. Я-то теперь знаю сколько нужно незакрытых переходов, чтобы хоть как-то затормозить мир.
– Мы следим за порядком в тысяче миров…
– Я вижу на примере этого, как вы справляетесь. Никак. Сборище бюрократов, следящих за выполнением мертвых правил, не имеющих отношение к реальности.
Марко молчал, отвернувшись от меня и глядя на стену. На его щеке опять билась нервная жилка.
– Я, наверное, пойду, – глухо сказал он.
– Да. Это лучший выход, – съязвила я. – И подарок не забудь. Он ведь не сработал.
– Брошь я сделал уже давно. На следующий день после того, как ты надела форму и забыла ее в нашей раздевалке. Все искал повод подарить. Оставь. Она от чистого сердца и не имеет отношения к моей просьбе.
Слова давались ему с трудом. Мне стало его жалко.
– Хорошо. Спасибо тогда. Она действительно красивая.
Марко встал ожидая, наверное, что я брошусь его провожать, но я сидела и смотрела на стол с брошью.
Он направился к двери, но за ним зачем-то отправился Том. Они тихо пошептались у выхода и Марко неожиданно быстро вернулся:
– Это правда?
Эх, Том, Том. Простая душа. Вечно ты со своей неуместной заботой.
– Что именно?
– Что ты больше не можешь нырять.
– С чего это тебя так взволновало? Потому что это значит, что ты ошибся и я не могу быть Красной Королевой? – я почему-то перешла на крик и не смогла сдержать слезы. – А что меня уже дважды взрывали, приводили к висельнице и надевали на шею петлю, тебя не интересует? Что мне пришлось отстреливаться от всей полиции Твери, и что спас меня враг, граф Империи, а не всесильный Мрак, кричавший «виват королеве!» – это тебя не интересовало? Что я этими самыми руками таскала трупы друзей, которых разбомбила моя же армия. Что я ослепла и только чудо вернуло мне зрение, да и то не полностью, так что днем я теперь хожу в темных очках и скорее всего больше никогда не смогу читать книги – об этом ты даже и не слышал? А теперь мне обрезали крылья, сбросили с небес и сделали обычным человеком. И ты смеешь после всего этого приходить ко мне с проблемами, что у тебя всего лишь разбегаются подчиненные?
Марко странно на меня посмотрел, а потом подлетел, сгреб в охапку и прижал к своей груди.
Я слабо запротестовала:
– Отпусти. Ну ты что? Отпусти я сказала!
Но он не слушал меня. Я замолчала и прижалась щекой к его плечу.
– Дурочка моя. Никуда тебя больше одну не отпущу! – прошептал он.
– Не выйдет, – вздохнула я, – ты же вне политики. А я эта самая политика и есть. Не получиться защищать меня и не вляпаться в то, чего ты всю жизнь избегал.
– Значит черт с ними, с принципами Мрака. Все равно его уже почти нет. Хоронить, так с музыкой. Если нужно, чтобы черная гвардия снова проводила тебя до трона, значит так тому и быть. Уверен, что для этого у меня недостатка в добровольцах не случиться.
– Только не сейчас. Я не хочу, чтобы кто-то из наших погиб из-за меня. Мне нужно еще время.
ЧАСТЬ 3: РЕВОЛЮЦИЯГлава 19: У меня есть мечта
Сложнее всего было поймать Виктора. Караулить его у административных зданий было опасно, а где он жил я не знала. Я помнила только где он паркует свой электробицикл. Такой как у него, по-моему, вообще имелся всего один на всю столицу. Беда была в том, что Виктор часто мотался на передовую, в Праге бывал редко и в основном по делам, а бицикл брал покататься еще реже. Тем более, что зимой был явно не лучший сезон для этого агрегата. Я уж было отчаялась и подумала, что, видимо, зимой тот в гараж вообще не заходит, но мне неожиданно повезло.
Как-то вечером, проходя мимо его мастерской, я заметила, что дверь открыта и тихо зашла внутрь.
Виктор как раз снимал брезентовый чехол со своего любимца.
– Покатаешь, по старой памяти? – спросила я.
Он вздрогнул и обернулся.
– Конечно. Если королева не боится быть узнанной. Эта штука здорово привлекает внимание, – несмотря на серьезность тона, в уголках его глаз собрались морщинки скрытой улыбки.
– Я помню, – улыбнулась я.
– Тебе опасно находиться в городе. Генштаб…
– Знаю, – прервала я его, – потому и пришла. Выяснить чью сторону ты выберешь.
– Тебе так важно остаться у власти? – прищурился он.
– Нет. Я хочу только остановить войну. Но кроме меня это некому сделать.
– Почему ты так думаешь?
– Предложи другую кандидатуру. Генералы, которые только благодаря ей пришли к власти? Воевать их призвание. Они никогда не отступят, потому что уверены в своей победе.
– Может они не так уж и неправы, – вздохнул Виктор.
– Ты теперь тоже обрел нездоровый оптимизм? Да, в морозы техника соперника стоит в ангарах, а наша имеет возможность наступать. Но это временно. С той стороны идет активный и крайне успешный поиск новых вооружений, способных работать зимой. Эта передышка ненадолго. Да и сам знаешь, что такие морозы в наших местах скорее исключение и задержатся ненадолго. Скоро две сильнейших армии начнут перемалывать друг друга с удвоенной скоростью. На нашей стороне конвейер и массовость производства. У них куда более мощная техника, которую скоро бросят в бой.
– Откуда ты все это…
Я отодвинула прядь волос и показала мое начавшее заживать ухо.
– Меня поймала имперская контрразведка после того, как я не только долго прожила в Твери, но и успела внедриться в Патри, отвечающую за новые разработки. Я говорю только о том, что видела лично. Я честно не знаю кто победит в итоге. Может быть и мы. Но это будет не этой зимой и даже не в этом году. Все, что останется обеим сторонам – это бесконечные поля свежих могил. Праги еще не коснулся голод, но он будет. Также, как эпидемии. Я знаю. И в Твери будет не лучше. Погибнут не только солдаты, но и женщины, и дети.
Виктор помедлил, но все-таки спросил:
– Так было в твоем мире, да? Ты же из них… из этих пришельцев, умеющих ходить в неведомые земли?
Да… зря мы в Тресте считали, что народ ни о чем не догадывается. Никогда нельзя думать, что люди глупее тебя. Значит, ныряльщики уже никакой не секрет.
– Да. Подобная война между востоком и западом, названная первой мировой, перемолола оба государства в труху, и они потом восстанавливались десятилетия, только чтобы вновь схлестнуться в следующем раунде. В первой и второй войнах погибли сотни миллионов людей. Поверь, ты не хочешь того, что будет дальше для своей родины.
Виктор кивнул:
– Доходчиво. Но я и без этого никогда не отказывался от обещаний и выбрал сторону уже давным-давно. Ты должна помнить.
Могу ли я ему верить? Разум говорил, что нет. Его восстановили в должности. Выступая на моей стороне, он рисковал всем. Зачем это ему, когда он и так уже совершил взлет по карьерной лестнице почти на самый верх. А если принесет весть о том, что я готовлю своего рода переворот, то надолго обеспечит лояльность к себе нового правителя. Того и гляди, станет новым министром или начальником генштаба. После всего, что он только что услышал, возможно, ему даже удастся остановить это побоище. Согласно теории игр, для него лучшей стратегией было предать меня.
Но сердце говорило: «Верь». Глядя в его глаза и на то, с каким выражением он смотрел на меня, я не ощущала, что Виктор может сейчас планировать как подороже меня продать.