дителя-дальнобойщика, которому летней ночью приспичило порыбачить на пруду. Вот и привиделось что-то в свете луны, вроде как голый ребенок, выходящий из воды. И пошло-поехало. В результате репутация блогера непоправимо пострадала, пришлось переквалифицироваться в миллионеры.
Кинебомба перевел дыхание, взял с подноса чашку и заглянул в нее. Соня тут же приподнялась, собираясь бежать на кухню за чайником, но по маху его руки упала обратно на стул.
– Я отправился в Барнс и нашел там того рыбака-дальнобойщика. Типчик из разряда людей, которые просто не в силах держать информацию в себе и станут выкрикивать ее даже под дулом пистолета. Думаю, его настоятельно просили забыть о детях навсегда, да и рыбу на завтрак ему теперь ловить не требуется – владеет небольшим отелем. Сначала он мялся и тоже пытался вытащить из памяти слово «амнезия». Потом поведал, что был сонным и усталым после рейса, спустился на бережок, задремал. И вдруг некто идет к нему по воде, аки сам Спаситель, только почему-то маленький и голый. Перепугался, заорал, дал деру. А у поганых журналюг уши торчком, ловят каждый мирный пук, чтобы расписать его в своей мерзкой газетенке. В общем, он все это рассказывает, а сам то одним глазом мне подмигнет, то другим, то знаки какие-то пальчиком изобразит, так что я волноваться начал. А когда он меня позвал смотреть погреб с винными припасами, хотел даже сделать ноги. Но, по счастью, бывший дальнобойщик росточком мне вот досюда, – Кинебомба провел ребром ладони себе от плеча до плеча, – и похож на дистрофика из старых анекдотов. И в погребе он на одном дыхании поведал мне, что были дети, были, всех пятерых он самолично обнаружил. А потом их куда-то увезли, вроде как нашлись их родители, ошибочка вышла, несчастный случай. И подмазали всех, кто детей видел и не захотел об этом сразу забыть. Сам он считает, что маленькие бедолаги побывали в руках маньяка, а их богатенькие родители решили все это стереть из памяти людей, чтобы никогда нигде не всплыло.
Он закашлялся и растер кулаком грудь. Откуда-то все же появилась Элла с дымящейся чашкой чая, подала Антону. Тот осушил ее в несколько заходов и продолжил:
– А через экс-дальнобойщика удалось выйти на одного бобби, то есть полицейского, тоже бывшего. У старичка-пенсионера сохранились копии документов, в которых написано, куда детей направляли из больницы. Он поведал мне, что всю жизнь обладал несговорчивым нравом и пиететом перед бумажками с печатями. Так что, когда велено было все уничтожить, он, напротив, скопировал и сохранил. А потом я постепенно вышел на след всех пятерых. Как – слишком долго рассказывать.
Кинебомба замолчал, тяжко и шумно переводя дух.
– Значит, их все же пятеро. Всегда пятеро, – задумчиво проговорил Эдик.
– Да, всегда. Все они попали в приемные семьи, жили в разных городах, одно семейство даже в Париже. Двое – в Лондоне и один – в Барнсе, который вполне можно считать районом Лондона, но знакомы между собой вроде как не были. И ровно через десять лет после обнаружения детей четыре семьи вдруг, словно их кто за веревочку потянул, съехались в Барнс, чтобы отдать своих детей в одну и ту же хорошую частную школу. Где, кстати, уже учился с первого класса один из мальчиков. В школе дети в течение месяца стали не разлей вода, невзирая на разницу в возрасте. Учителя и другие школьники вспоминают, что они были как одна семья…
– Вспоминают? – слабым голосом спросила Элла. – Почему… были?
– Детей больше нет, – отрезал Антон.
Громко вскрикнула чувствительная Соня, а потом жутковатая пауза повисла над столом. Редкий ощутил, как мириады колючих мурашек сковали его тело, дыхание сорвалось. Он впервые слышал об этих юных англичанах, но слова Кинебомбы поразили его, словно речь шла совсем о других детях. О тех, чьи портреты были приклеены к ветхим обоям.
– Предупреждать нужно, босс, – тихо произнес Глеб.
– Но что могло с ними случиться? – жалобно пролепетала Соня.
– Стрелок, – коротко ответил Антон. – Давняя недобрая традиция Америки и Европы. Некий Орсон Брук, старшеклассник, пришел в школу после окончания занятий и направился прямиком в библиотеку. Там в тот момент находилась вся пятерка, они собрались за столом в дальней части библиотеки, помогали одному из них с проектом. Они вообще все время, кроме уроков, проводили вместе. Парень, едва войдя, открыл веерный огонь из автомата «Узи», микромодель на тридцать два патрона. Погибла библиотекарша, еще трое посетителей, было не меньше десятка раненых. И все те дети. – Он выделил слово «те».
– Думаешь, это было подстроено, босс? – спросил Борис. – Спецом убрали детишек?
Кинебомба пожал плечами:
– Как знать. По этому массовому убийству информации везде полно, в Сети даже ходят мемуары старшей сестры убийцы, весьма скандальные… Да, он, расстреляв все патроны, выпрыгнул в окно и сломал себе шею. Так вот, сестра настаивает, что брат действительно в школе был изгоем, травили его даже учителя. Ну травили или пытались на путь истинный наставить – кто теперь докажет. Бедолага исписал целую тетрадку проклятиями в адрес однокашников, так что вроде в самом деле собирался мстить. На подходе к школе теперь стоит памятный обелиск с фамилиями тех, кто тогда погиб, – девять имен. Но все, с кем я говорил, прежде всего вспоминали тех детей. Рассказывали, какие они были необычные, яркие, дружелюбные. Были и намеки, что за ребятами наблюдалось нечто странное, то, что трудно объяснить, не забираясь в дебри мистики. Но моего английского не хватило, чтобы вытащить все детали. Ясно одно: и два года спустя их не могут забыть, в соцсетях полно всяких групп памяти… Ну с этим мы потом подробно ознакомимся. Вот такое чертоплясие. Что думаете?
Никто не спешил делиться соображениями. Тихо плакала Соня, Глеб ее утешал. Словно что-то повисло в комнате, вязкая тишина, которая давила на уши, но не хотелось ее разрушать.
– Это кое-что нам дает, – наконец медленно заговорил Редкий. – То, что их пятеро, мы знали. То, что их вновь собирают в том самом городе, где нашли, – едва ли совпадение, ну с учетом и нашего случая. Выходит, город важен.
– Верно, – кивнул Антон.
– Школа, ты говоришь, хорошая, частная. Но, возможно, выбирают ту, где уже кто-то из ребят учится, так же проще. В нашем случае Понедельник, Среда и Пятница с этого года пошли в новую гимназию. Тогда можно предположить, что как минимум один ребенок там уже учится. Насчет Вторника у нас по нулям. Но про Четверга мы знаем, что это мальчик лет одиннадцати, темноволосый, на плече – родимое пятно. Среди новичков таких нет. Попробуем перебрать все варианты. А Вторник… будем надеяться, что он сам даст о себе знать. Или в этот раз детей будет только четве…
Он не договорил.
– Их будет пятеро! – оборвал Антон. – Вторник не мог просто так сгинуть, даже если мы его не нашли. Ведь были и другие, кто наблюдал за детьми, и куда лучше, чем мы. Я уверен: будь пятый ребенок навсегда потерян, тогда ничего не происходило бы вообще. Про детей забыли бы или, возможно, уничтожили.
– Но кто все это проделывает?! – не сдержавшись, выкрикнула Соня.
Кинебомба дернул головой.
– Понятия не имею. Теперь меня больше всего волнует другой вопрос: что пошло не так в Барнсе? Потратили столько сил, а потом детей просто ликвидировали.
– Может, все же случайность? – почти хором спросили Борис и Глеб.
– Трагическая, но случайность, – тихонько уточнила Элла.
– Не думаю, – сказал Антон. – Есть в этом деле еще одна шокирующая деталь. Старшая из пятерки – ее звали Шарлотта – закрыла собой друзей, едва началась стрельба. Она была довольно крупной девочкой и заслонила их, как наседка крыльями. Шарлотта приняла на себя основной удар и погибла сразу, другие были только ранены, кто – в плечо, кто – в ногу. Их доставили в ближайший госпиталь, и врачи ручались, что все раненые будут спасены. Однако уже через сутки четверо были мертвы, тогда как остальных – даже с ранениями в живот и в голову – поставили на ноги.
– Добили? – белея, ахнула Соня.
– Не в курсе. Врачебные бумаги мне никто не спешил показывать. Родителям, само собой, рассказали про осложнения, шок, все они смирились со случившимся и судиться с клиникой не стали.
Тут Редкий словно вышел из ступора и задал вопрос:
– Когда это случилось?
Антон бросил на приятеля уважительный взгляд.
– В десятых числах октября. Через полтора месяца после начала учебного года.
– Значит, если это не было случайное убийство, – вслух начал рассуждать Эдуард. – Если их в самом деле уничтожили те, кто все эти годы держал под негласным контролем, кто снова собрал их вместе… Тогда две вероятности. Первая – что-то пошло не так. Вторая – дети выполнили ту функцию, к которой их готовили, или… не выполнили. И стало ясно, что использовать их дальше нет смысла.
– Это значит, что у нас не так уж много времени, чтобы во всем разобраться и спасти ребят, – подытожила Элла Котенок.
Глава 8Светлые ангелы
Таня проснулась без будильника, минута в минуту, как сама себе приказала перед сном. Она никогда не просыпала школу, но иногда все же опаздывала. Не ленивая по натуре, порой просто не могла противиться как тяготению лишнего веса, так и невеселым думам. Начинался лишь второй день в новой школе, а в душе уже поселилась тревога.
Девочка неловко сползла с кровати и первым делом в одних трусиках подошла к зеркальной створке шкафа. И отпрянула в испуге, будто увидела там кого-то чужого. А через секунду сообразила: в прежней их квартире шкаф-купе стоял напротив окна, в этой же место ему нашлось у стены рядом с окном, напротив кровати. Да и света тут было в разы больше, дом смотрел окнами на рощу-заповедник, а не переглядывался с соседним домом, как в Питере. Солнце деликатно одним глазком косилось в комнату, и в его боковом свете Таня увидела себя в самом отвратительном виде: рыхлое бледное тело, опрелости и россыпи мелких прыщиков на животе и груди, на пухлых щеках – розовые складки от подушки.