– Мое, мое, мое! – наперебой верещали девочки с каждой новой вещью, отчего директор морщился и потирал правый висок.
– Разбирайте! – скомандовал он, когда рюкзак опустел. – Ну, все свое имущество нашли?
Девочки дружно закивали. Директор сунул одной из них рюкзак, провел до дверей класса, вышел с ними, задержался там на полминуты и вернулся. Все это время Ольга Юрьевна невидящим взглядом смотрела в журнал, чтобы не смотреть на Милич, а Таня отчаянно боролась со слишком шумным дыханием. Теперь, когда в классе их осталось только трое, Гайдай начал говорить еще на подходе к столу:
– Девочки утверждают, что были в школьном туалете, зашли в кабинки, а вещи свои кинули на подоконник. Ужасное разгильдяйство, но их можно оправдать – в нашей гимназии никогда и ничто не пропадало. Но когда они вышли, свое имущество не обнаружили. И все три утверждают, что видели со спины тебя, Таня. Якобы ты убегала с рюкзаком одной из них.
Вся кровь бросилась девочке в лицо, аж скулы заныли.
– Но я даже не заходила в туалет! Я и так опаздывала, уже был звонок. Мне рюкзак у ворот школы дала та девочка, Лера… Но она ведь не учится в моем классе, да?
Классная, поймав ее молящий взор, неохотно кивнула.
– Таня, успокойся, – попросил директор, и она поняла, что трясется с головы до ног мелкой дрожью, как кисель какой-то. – Никто не собирается тебя наказывать, пригвождать к позорному столбу и все в этом роде. По крайней мере пока мы не выясним малейшие обстоятельства этой невеселой истории. Но мне придется поговорить с кем-то из твоих родителей, желательно сегодня. Позвони папе или маме и скажи, что я буду в школе до семи вечера.
– А старшему брату нельзя позвонить? – спросила девочка с надеждой.
Гайдай, усмехаясь краешком рта, отрицательно мотнул головой:
– Нет, брату не стоит. Жду отца или мать. Теперь, пожалуйста, успокойся и иди на уроки. Бояться ничего не надо, я настрого предупредил девчонок, чтобы помалкивали.
Он потрепал Таню по плечу, но сразу отдернул руку, словно ему стало противно. Да наверняка так и было: Ивсид досадовал на то, что принял в школу эту толстуху, у которой мало того что здоровье слабое, так еще и проблемы с законом начались со второго дня в гимназии.
Она на ватных ногах добрела до двери класса, вышла и неуклюже привалилась к стене, выкрашенной в теплый сливовый цвет. Все было кончено! Нет, Таня ни секунды не сомневалась, что родители поверят ее версии событий, это даже без вопросов. Отругают, конечно, за излишнюю доверчивость, как уже не раз бывало, только оставят это на потом, а сперва будут утешать и хлопотать вокруг нее. Но ее репутация в гимназии рухнула бесповоротно. Потому что девчонки ни за что молчать не станут, она по их взглядам поняла. Снова нужно просить родителей перевести ее в другую школу…
Тут Таня сжала кулаки: нет, она не станет! Сколько можно? В новой школе случится еще что-нибудь, ведь не на пустом же месте брат ласково зовет ее «миной замедленного действия».
Какая-то размытая фигура попала в поле зрения, и девочка поспешно промокнула рукавом жакета полные слез глаза, после чего разглядела вчерашнего парня, Пашу, кажется. Давно уже начался новый урок, а он почему-то торчал в коридоре и смотрел на нее с тревожным любопытством.
Таня, хмуро на него покосившись, повернулась к лестнице. В класс она не собиралась и даже не могла сообразить, какой сейчас урок. Ей хотелось забиться в какую-нибудь щель и попытаться взять себя в руки. Позвонить родителям и во всех деталях обрисовать ситуацию.
Но стоило ей сделать пробный шаг вдоль стеночки, как этот настырный тип вырос на пути и спросил:
– Ну и что случилось? Почему Ивсид ворвался весь перекошенный?
– Ничего, – проговорила она неразборчиво, потому что челюсть ходила ходуном.
– Как же, ничего! За дурака не держи! Эй, а ты записку мою прочла?
– Даже не видела. – Она продолжала тихонько двигаться вперед, а он вился, как комар, то дорогу загородит, то сбоку пристроится.
– Вот раззява, я же на парту тебе ее положил! Ты брала, я видел. Наверное, поздно уже было, да? Директор-то сразу после урока нарисовался.
– А что там было, в той записке? – проявила слабый интерес Таня, вспомнив, как сунула в карман жакета клочок бумаги.
– А то было, что я тебя предупредил: Дарья наверняка что-то против тебя замышляет. Вчера ты ее срезала, а она и меньшего не прощает, уж поверь. Ну и как, прав я оказался?
Они уже вышли на лестницу, когда Паша вдруг схватил ее за руку и потянул вниз. Милич сначала руку вырвала, не сообразив, что он просто предлагает сесть на ступеньку, потом замотала головой, представив, какой позорной кучкой будет смотреться рядом с ним. Но, уже понимая, что этот надоеда все равно не отвяжется, облокотилась о перила и поведала всю историю. Майский под конец просто на задней точке подпрыгивал от волнения, и глаза его грозно потемнели и метали молнии.
– Все сходится! – заорал Паша так, что Таня вжала голову в плечи. – Дашка уже сделала ход! Говоришь, девчонки по виду – пятиклашки? А у нее в пятом сестренка учится, Ксюшка. Зимина ею вертит как хочет. Наверняка Ксюшка сама не участвовала, а подговорила подружек. Рюкзак с их барахлом тебе отдала какая-нибудь из знакомых Зиминой, но не из нашей школы. Пойдем!
– Куда?
– Так к директору же! Я расскажу ему всю схему. По периметру школы есть камеры, нас отлично охраняют. Наверняка можно найти кадры, где та девица передает тебе рюкзак, – и ты оправдана! Может, Ивсид даже не станет предков твоих дергать, решит лучше кое с кем другим поговорить.
– Почему ты ее предаешь? – вдруг спросила Таня и сама испугалась: она не хотела произносить эти слова вслух, но почему-то думала об этом.
– Кого? – опешил в первый момент Майский.
Потом сообразил, и без того румяное его лицо начала заливать пунцовая волна, губы же, напротив, побелели. Милич готова была себя придушить, но отступать было некуда.
– Ты готов сдать Дашу. Я не в курсе, что между вами, но вы сидите за одной партой, вместе ходите на переменах. А меня ты знаешь второй день.
Паша, тяжело втягивая воздух, что-то обдумал, потом сказал сухо, глядя в сторону:
– Но ведь подлость совершила Дашка, а пострадала ты. И ни малейшего значения не имеет, с кем я сижу или даже дружу. Если бы она незнакомую старушку под машину на улице пихнула, я бы тоже не стал молчать, кстати.
Сердито зыркнул и добавил, кривя губы:
– Вот если бы я запал на тебя и решил девчонку сменить, то да, было бы стремно. Но, сама понимаешь, это не так.
– Понимаю, – поспешила свернуть разговор Таня. – Ладно, прости.
– Ерунда. Так что, пойдем к директору?
– Не сейчас. Мне нужно успокоиться, с мыслями собраться.
– Ладно, когда нужно будет, набери. – Майский достал смартфон. – Давай, диктуй свой номер.
В другой раз она бы наотрез отказалась, но сейчас послушно назвала цифры. Паша тут же сделал ей контрольный звонок и зашагал прочь с площадки.
– Звони, недотепа, когда все скопом накинутся! – донесся до девочки его насмешливый голос.
Маго Угушев честно отсидел пять уроков в школе, а потом отправился бесцельно шататься по городу. Домой его не тянуло. Сшибая носками ботинок все, что попадалось на пути, он думал о девочке, которая утром заступилась за него, хотя ей наверняка было очень страшно: у нее губы стали как сухой асфальт, и дышала она часто-часто. Признаки страха Маго знал отлично, мог даже перечислить по пальцам, но сам ничего подобного никогда не испытывал.
Наверное, ему любой позавидовал бы, но сам он этим обстоятельством был не слишком доволен. Еще в детском саду Магомет стал такой проблемой для всего персонала, что заведующая пару раз на полном серьезе собиралась его отчислить. Однажды Маго забрался на крышу беседки и повис вниз головой, цепляясь носками ног за неровно прибитую дощечку, чтобы повеселить сидящую в беседке воспиталку. Воспиталка не оценила. Во время тихого часа прыгал по железным спинкам кроватей, на предпоследней сорвался, но немедленно проделал все заново, на этот раз идеально, – правда, залил все кровати кровью, хлещущей из разбитого носа.
В первом классе он на спор остался до утра в запертой школьной раздевалке, про которую говорили, что там живет призрак. Тогда у матери в роскошных темных кудрях появились седые волосы. В третьем классе решил пофорсить перед симпатичной одноклассницей и с завязанными шарфом глазами перебежал туда и обратно проспект в самый час пик.
В том же третьем их класс привели в бассейн. Пока тренер объяснял группе основы плавания, юный Маго, осмотревшись, залез на пятиметровую вышку и сиганул вниз. Об этом подвиге он вспоминать не любил, хотя и прославился на всю школу, – тренера увезли с сердечным приступом. Отец тогда высек его ремнем с армейской пряжкой, но это была наименьшая из бед: у Маго вдобавок к бесстрашию был высокий болевой порог. Порки с тех пор сделались постоянными, отец таким способом срывал на нем свое раздражение, и мальчик по большому счету давно перестал обращать на них внимание.
Домой пришел уже в начале шестого вечера. Во дворе Жулька бросилась к нему с удвоенным восторгом, запрыгала высоко над землей на мохнатых тощих лапах, вылизала лицо. Кажется, она прекрасно поняла, что этим утром мальчик, жертвуя собой, отстоял-таки ее собачью жизнь. Пришлось сбегать к ближайшему ларьку за беляшами, чтобы псина могла по полной отметить свое спасение. Только после этого Угушев наконец добрался до своей квартиры на втором этаже.
Отец был уже дома – это Маго сразу понял по сгустившейся атмосфере в квартире. Висела там недобрая тишина, этакое затишье перед бурей. Скидывая тесноватые ботинки, которые утром в спешке отыскала мама, он оглядел полку для обуви – испорченные кроссы исчезли, об этом мать с бабушкой позаботились.
У отца был пунктик – он требовал, чтобы за завтраком и ужином семья собиралась вместе. По мнению Маго, ему это было нужно лишь для того, чтобы доставать всех разом своим брюзжанием. Сложность состояла в том, что отец мог прийти и в пять, и в семь вечера, заранее никогда не предупреждал, поэтому любой запоздавший – даже по самой уважительной причине – неминуемо чувствовал себя виноватым. Вот и сейчас, войдя в комнату, мальчик немедленно наткнулся взглядом на полулежащего в кресле очень недовольного отца. Мама чем-то звякала на кухне, наверное, увидела сына в окно и бросилась собирать на стол.