Бедный пес, словно чувствуя себя виноватым, скулил и ластился ко всем по очереди. В общем, атмосфера в квартире царила гнетущая.
– Что нам делать с этой девочкой, Дашей? – спросила мать за ужином, который никому, кроме Абрека, не лез в рот. – Если она уже дважды тебе так отомстила без всякого повода, то страшно вообразить, что придумает еще.
– Завтра с ней и ее родителями будут говорить эти… из полиции, – сказал отец. – Мне намекнули, что речь может даже идти о постановке на учет. Возможно, после этого она притихнет.
Таня вздохнула: отец просто не знал Зимину. Не притихнет она, а вконец разъярится.
– Кстати, за что эта красотка мстит тебе на этот раз? – спросил Володя. Голос его звучал как-то неестественно, словно после случившегося брат и сам не знал, виноват он или нет. – Снова поставила ее на место?
– Нет, – ответила Таня. – На этот раз даже объяснить невозможно. Когда я в полиции попыталась рассказать, следователь решил, что мы все в нашей гимназии ненормальные.
– Ну-ка и нам расскажи, – заинтересовалась мать и отложила вилку.
– Ой, да чушь какая-то. Одна из девочек попросила у меня прощения за ту историю с рюкзаком. Я простила, конечно, а она наплела подружкам, будто у нее после моего прощения был невероятно удачный день, все стремились ее порадовать, родители покупали без разбора все, во что она тыкала пальцем. Это дошло до Даши, и она захотела, чтобы я ее тоже простила.
– И ты отказалась? – подсказал отец.
– Нет. Может, не от всей души, просто сказала, что прощаю. И у Дашки тоже был хороший день, но она захотела продолжения. Типа чтобы я ее прощала каждый день по расписанию. Я отказалась, а она обозлилась, стала угрожать.
Мать сокрушенно покачала головой:
– Эта девица от вседозволенности совсем с ума сошла. Как она только уговаривает знакомых совершать такие поступки, не понимаю?!
Таня в этом не видела ни малейшей проблемы.
– У Дашки много денег. Думаю, она просто подкупает своих бывших приятельниц из небогатых семей. А может, заставляет. Вы не видели эту Зимину. Есть в ней что-то такое… в общем, ей почти невозможно противиться.
– Но тебе удалось, – с довольным видом заметил отец.
– Да, но что из этого вышло…
– Мы ее не знаем, но это ненадолго, – сказала мать. – Придется познакомиться. Я намерена пообщаться с этой девочкой.
– Думаю, лучше мне, Нина, – встрепенулся отец.
Но мать непреклонно мотнула головой:
– Нет, я сама с ней поговорю. Как девочка с девочкой. Она ведь юная совсем, наверняка запуталась и лишнего о себе насочиняла. Попытаюсь пробудить в ней хоть что-то человеческое.
Таня шумно вздохнула. В успех материнского предприятия она не верила ни на секунду. Но вот идея насчет пробудить человеческое ей понравилась. Страх, например. Размышляя об этом, она ушла в свою комнату и взялась за телефон.
Глава 21Защитник
Вика неслась домой как на крыльях и по пути обдумывала, что вот сейчас забежит на пять минут, бросит школьный рюкзак и переоденется. Заглянет к маме, конечно, – вдруг ей что-то нужно. Потом сходит в «Сияние», и, если повезет, отец будет не слишком занят. Они могли бы немного погулять в сквере у дома, поговорить о всяких серьезных и интересных вещах.
А мама? Тут ничего не поделаешь. Теперь, когда Вика все знает и понимает, ей будет легче переживать ее холодное отторжение. Возможно, когда-нибудь все наладится, а может, и нет, но Вике достаточно того, что у нее теперь есть отец.
Слегка задыхаясь от спешки, она ворвалась в квартиру и сразу поняла, что дома никого нет. Царит в пустых квартирах такая особая тишина, которую ни с чем не спутаешь. В первый момент Виктория испугалась. Она решила, что матери стало хуже и ее опять увезли на скорой, но потом сообразила, что сейчас конец месяца, а мама с отцом всегда куда-то уходят в один из таких дней.
Значит, к отцу она пока не побежит – он мать одну не отпустил бы, – а будет ждать дома. Сделает уроки, но не станет зубрить и по несколько раз переписывать. Ни к чему это теперь.
Куда уходят родители – этим вопросом девочка не задавалась. Может, у них что-то вроде свидания, ведь возвращаются они всегда оживленные и счастливые. Приносят с собой торт, долго пьют чай на кухне, шепчутся, как молодые влюбленные. Вику, конечно, тоже зовут на торт, но она в такие дни особенно ясно ощущает себя лишней, помехой. Поскорее хватает тарелку и бегом к себе. Но сегодня – как знать? – вдруг все сложится иначе.
Она просидела за уроками часа два и уже заканчивала – повторяла новые слова по английскому, – когда хлопнула дверь в прихожей. Девочка прислушивалась, но в квартире стояла все та же гнетущая тишина. Потом шум шагов, какие-то хаотичные передвижения. Вроде как долго лилась вода в ванной, отец что-то говорил в коридоре умоляющим голосом. Хотелось узнать, что происходит, но было страшно. Вика просто стояла, замерев, посреди комнаты и ловила каждый звук.
А потом она услышала ужасное: не то крик, не то вой – и не смогла сдержаться, бросилась на кухню, откуда этот звук доносился.
Мать сидела за столом – одна ладонь прижата ко лбу, другая лежит на столе, поверх каких-то бумаг. Лицо закинуто, рот приоткрыт, из него вырываются эти ужасные сухие звуки, похожие на лай. Отца почему-то рядом не было, но потом Вика услышала звяканье из ванной – наверное, в спешке искал какое-то лекарство.
– Мамочка! – Она тронула женщину за плечо. – Что с тобой?
Но та отпихнула ее руку с такой силой, что едва сама не упала с табурета. Мазнула взглядом по Вике так, словно видела впервые, потом пролаяла сорванным голосом:
– Иди в свою комнату! Уходи! Хоть сегодня не мучай меня!
– Да что случилось?! – в смертельном испуге закричала девочка.
И услышала в ответ дикие слова:
– Наша дочь умерла.
– Но ведь… – пробормотала Вика, сдуру вообразив, что это может быть началом просветления. – Ведь она умерла давно, десять лет назад.
Мать глянула на нее страшными глазами. Закричала:
– Нет! Вика была жива все эти годы! Мы получали от нее весточки. Вот! – Она схватила то, что лежало под рукой, и Виктория узнала альбом с вклеенными рисунками. – А в этот раз – нет. Что произошло? Ты кому-то пожаловалась на нас? Тебя кто-то спросил, и ты сказала, что мы плохо с тобой обращаемся? Отвечай!
Вика в ужасе попятилась, ей показалось, что мать сейчас бросится на нее. Вдруг увидела у двери отца – он был бледен и вжимался в стену. Что-то в его лице подсказало девочке, что она снова обманута. Но у нее больше не было сил узнавать, что же это за правда такая, до которой невозможно докопаться.
Она убежала в свою комнату. Почти сразу пожалела, что не выскочила на улицу, теперь невыносимо было снова пробегать мимо этих людей. Придвинула свой стол прямо к двери. Минут через пять отец в самом деле стучал в дверь и пытался ее открыть – она не издала ни звука.
Звонок телефона пробился к ее сознанию очень нескоро. Да Вика и отвечать не собиралась – наверняка отец решил вот так с ней поговорить. Но она все же покосилась на табло, увидела имя: «Платон» – и только тогда схватила мобильник, надеясь успеть.
– Вика, ты в порядке? – спросил он взволнованным голосом.
Виктория врать не стала и честно ответила:
– Нет.
– Поделишься?
– Снова проблема с родителями. Только на этот раз в разы и разы хуже.
– Хочешь встретиться? – коротко и деловито спросил Платон. – Расскажешь мне все, будем думать над ситуацией вместе.
– Да. То есть нет. – Вика поморщилась, сообразив, что придется идти мимо родителей. Даже подошла и глянула вниз из окна: третий этаж, а она пока что в своем уме. – Давай завтра перед школой, хорошо?
– Конечно, – мягко ответил Платон. – Буду ждать у ворот гимназии за полчаса до начала занятий.
И сразу стало немного легче.
Редкий снова и снова набирал номер Эллы и не получал ответа. Тогда он принял решение, которое в нормальном состоянии показалось бы ему абсурдным: найти Инну и разузнать, где может находиться ее близняшка. Должны же сестры хоть чем-то делиться друг с дружкой.
На первый взгляд его поступок был лишен здравого смысла: даже знай Инна, где сейчас ее сестра, Эдуард будет последним человеком, с которым она этим знанием поделится. И все-таки он упорно шагал в сторону гимназии «Белая радуга».
Шел и вспоминал события уже почти восьмилетней давности. Тогда Редкий был просто одержим желанием забрать из детского дома своего первого найденыша. В органах опеки на него глянули насмешливо и посоветовали для начала хотя бы жениться. Ну он и женился. Элла тогда училась в выпускном классе, а женился он на бывшей однокласснице, со школы в него влюбленной.
Только все равно ничего не вышло. С документами дело тянулось без конца, а потом и жена взбунтовалась. Сказала, что не хочет брать неизвестно какого ребенка, да еще инвалида, когда сама в состоянии прекрасно родить. После этого они расстались, и Эдик давно потерял ее из виду. Но выправить отношения с Эллой до сих пор не удалось. Последние несколько лет они общались как друзья, даже немного больше, чем друзья, но переломить ситуацию, хотя бы обсудить случившееся, у него никогда не получалось. Хрупкая девушка словно щит невидимый выставляла перед собой.
А Инну он видел лет семь назад второй и последний раз в жизни, когда в бесплодных попытках объясниться заявился к Элле домой и нарвался на ее сестру. Снова поразился их сходству, хотя помнил, что характерами они совсем не похожи. Элла говорила: «Мы очень разные котята».
Инна церемониться с ним не стала, высказала все, что думала, и почти что вытолкала за дверь. Все эти годы он помнил фразу, посланную ему вслед:
«Ребенка ты пожалел? Так Элка тоже была ребенком, пока ты ее не сломал!»
Так что на теплую встречу он не рассчитывал, но и план не поменял.
Через турникет и мимо сердитого охранника ему пройти, само собой, не удалось, но он сумел жестами и умоляющими взглядами привлечь внимание технички. Она вышла к нему на порог – пожилая сухонькая женщина с живыми черными глазами, – и он спросил: