– Да. Потом мы разделились. Но там, в сквере, не было и намека на опасность.
Он ощущал себя виноватым, словно оставил приятеля в беде. Элла вдруг сорвалась со стула, бросилась к нему, обхватила за шею. Впервые она так явно демонстрировала свои чувства, и Редкий был растерян, сбит с толку. Он продолжал бормотать:
– Этот мужчина… он ничего Глебу не сделал бы, я немного знал его. И он тоже мертв. Я ничего не понимаю…
Кинебомба замер, нахмурился.
– Кто это был?
Эдуард рассказал в паре предложений самую суть.
– Почему ты молчал? – тихим жутким голосом спросил Антон.
– Не знаю. Хотел сперва сам все обдумать, может, выйти на эту их организацию…
– Ладно. Потом поговорим. Сейчас нужно как можно скорее разыскать детей, убедиться, что они в порядке. Но если найдем, то быть с ними предельно осторожными.
– Почему? – нахмурился Редкий. – Ты думаешь, они могут быть опасны? – И он тут же вспомнил предупреждение теперь уже покойного Гриши.
– А что прикажешь думать? Они встретились, все пятеро, и тут же два человека погибли странной, пока необъяснимой смертью. И этот Гриша тебе на что-то подобное намекал.
– Он не… Там о другом речь шла. И английские дети были вместе полтора месяца и никому не причинили вреда!
– Да не факт! Мы слишком мало про них знаем.
С этим Эдуард спорить не стал. Только добавил:
– Глеб для тебя снимал их общение на телефон. Так что полиция тоже может сейчас искать детей.
Кинебомба смачно ругнулся, схватился за телефон. Вышел сначала из комнаты, потом во двор.
Элла все еще стояла рядом, вроде обнимала, но вся словно бы обмякла, низко опустила голову. Эдик приподнял пальцем ее подбородок, поцеловал в краешек рта – губы ощутили соль – и шепнул на ухо:
– Родная, ну что ты так испугалась?
Девушка всхлипнула:
– Я не знала, что ты тоже был там, у сквера. Ты мог погибнуть. Может, тебя только мгновение отделяло от смерти.
– Но я не погиб…
В этот миг Редкий и сам не понимал, рад он этому или нет. Вдруг пришло осознание, что есть вещи пострашнее смерти: остаться в живых, когда вместо тебя гибнет друг и ты, возможно, никогда не узнаешь, что с ним произошло. Могло ли сложиться иначе, будь ты на его месте? Если приглядывать за тремя остался бы Эдик, а за двумя пошел бы Глеб, кто сейчас стоял бы в этой комнате? Оба? Едва ли, смерть Гриши – явное свидетельство того, что Глеба погубила не аневризма или оторвавшийся тромб.
Элла тяжело и быстро дышала, и он растерялся, не зная, как ее утешить. Даже рад был, когда в комнату снова ворвался Кинебомба, чтобы сообщить результаты беседы со своим контактом:
– Пока про видео в телефоне ничего не известно. Зато мой товарищ подтвердил, что телефон есть, не похищен. Он был зажат в ладони Глеба, когда его нашли. Конечно, при таком раскладе его давно уже просмотрели, так что детей точно ищут. У них на пиджаках эмблемы гимназии, случилось все, можно сказать, под ее стенами. Так что счет идет на минуты. Хорошо бы нам найти их раньше.
– Я пойду, – тут же вызвался Редкий. – Осмотрю все места, где они любят бывать.
– Адреса возьми, – напомнил Антон.
– Да помню я их. Какой-нибудь предлог придумаю по пути.
– Я с тобой, – твердо сказала Элла. – Одного не отпущу. И предлог искать не надо. Думаю, моя Инна преподает во всех их классах. Я назовусь ею, совру что-нибудь школьное.
Глава 23У старой пристани
Эдуард боялся, что Тоха станет возражать, мол, продуктивнее искать по одному. Но он не стал, напротив, чуточку просветлел лицом:
– Да, думаю, в нынешних условиях не стоит ходить по одному. Соня останется в гимназии, вдруг они появятся по месту учебы. Сейчас попытаюсь реанимировать Бориса. – Он выдвинул острый подбородок в сторону кухни. – Если получится, пойду в паре с ним, если нет – отправлю его страдать дома. Но будем на связи, чтобы не топтаться в одних и тех же местах.
И снова Редкий рассердился на Антона: тот сказал все это таким тоном, будто совсем не сочувствовал Борису, потерявшему самого близкого, да что там – единственного друга. Но Эдуард виду не показал – не до того было. Держа Эллу за руку, двинулся к выходу, только сперва зашел на кухню. Борис сидел все в той же позе, не шевелился и больше не рыдал, лишь носом изредка шмыгал.
«Борька слезами обольется, когда узнает…» – молнией полыхнула в мозгу последняя фраза, которую услышал от Глеба. Неужели в самом конце пути перед человеком частично приподнимается непроглядный занавес, укрывающий будущее, в котором ему уже не суждено оказаться?
Он не знал, что сказать, как утешить. Поэтому просто похлопал Бориса свободной рукой по плечу и попятился к выходу.
В этот момент в его кармане зазвонил мобильный, Эдик, больно ударившись локтем о дверной косяк, выхватил его, глянул на табло – и оторопел. В горле разом пересохло, он не смог даже алекнуть, лишь издал нечто вроде шипения и услышал в ответ спокойный голос Платона Воронцова:
– Добрый день, Эдуард, вы очень сейчас заняты?
– Н-не слишком. – Голос не возвращался в полной мере.
– Вы могли бы сейчас встретиться с нами?
– С-с кем?
– Со мной и еще несколькими ребятами. Это, возможно, связано с той историей, которую вы мне рассказали.
Наконец Редкому удалось взять себя в руки.
– Я понял. Где вы сейчас?
– На том месте, где вы когда-то меня нашли.
– Понял, скоро буду. – Молящие глаза Эллы оказались перед самым его лицом. – Только не один. Нет возражений?
– Нет, – сказал Платон. – Ждем вас.
Отключившись, Эдуард схватился за голову и простонал:
– Я забыл, что у меня есть его телефон!
– Мы все забыли, – сердито откликнулся Антон, наблюдавший за ним с порога комнаты. – Что думаешь?
– Думаю, они ничего не знают о смертях около сквера. Платон говорил спокойно. А вот насчет себя они успели кое-что обмозговать и теперь ждут от меня разъяснений.
Кинебомба подумал, кивнул головой:
– Ладно, теперь хоть ясен план действий, только бы мои бывшие коллеги нас не опередили. Вы с Котенком пытаетесь вытянуть из них все, что только возможно. В ответ рассказываете то, что сочтете нужным, но, конечно, не совсем уж выворачиваетесь наизнанку. Я на всякий случай буду наблюдать за вами, скажем, от Березового домика, там хороший обзор. Если все будет спокойно и возникнет необходимость, то подзовете меня, представите. Думаю, про нашу группу нет смысла молчать, нам теперь придется работать открыто. А вот насчет смертей?..
– Придется сказать, – подала слабый голос Элла. – Они все равно еще до ночи окажутся в отделении полиции. Лучше предупредить.
– Я тоже пойду. – Борис уже стоял рядом с ними.
Глаза его высохли, лицо выражало непреклонную решимость поквитаться за смерть друга.
Четверть часа спустя Эдик и Элла, все так же держась за руки, уже подходили к островку Дружбы. Рука девушки заметно дрожала, да Редкий и сам напрасно уговаривал собственное сердце не скакать туда-сюда, как мячик йо-йо.
Они все были там. Девочки сидели на скамье с изогнутой спинкой, новенькая – посередине. Замызганные джинсы и ветровку сменило платье цвета мяты с широкой юбкой, на плечи была наброшена короткая кожаная куртка. Сначала Эдик очень удивился, но потом вспомнил, что мать Тани примерно такой же комплекции, что и девушка. Вика и Таня остались в гимназической форме. Платон стоял, опираясь рукой о спинку скамейки и низко склонившись над девочками, – они вели какой-то оживленный разговор. Эдуард удивился, что с ними нет Маго, но тут же с растущей позади скамейки раскидистой липы на землю спикировал самый младший член команды, рванул навстречу. Подбежал – и замер, изумленно моргая:
– Инна Леонидовна, а что вы?..
– Нет, – со слабой улыбкой покачала головой Элла. – Я сестра вашей учительницы, мы близнецы.
– Обалдеть! – восхитился Маго.
Платон тоже пошел им навстречу, радостно и открыто улыбнулся Редкому.
– Спасибо, что пришли. Простите, что так вот выдернул вас и что не могу пожать вам руки.
Эдик на рукопожатии настаивать не стал – вдруг сердце прикажет лишнее наболтать. Они прошли к скамейке, и там три пары глаз вопросительно и тревожно уставились на пришедших. Маго снова забрался на ветку и разлегся там, как панда, свесив конечности. После знакомства – Редкий не знал только имени новой девушки – Воронцов заговорил:
– Сегодня кое-что произошло. Мы собрались все вместе, чтобы решить, как помочь Злате, ну и сами заодно перезнакомились. Потом Таня повела Злату к себе, чтобы та могла отдохнуть, а мы втроем остались в сквере и вдруг услышали… ту самую мелодию.
– Как услышали, откуда? – вскричал потрясенный Редкий.
– Все случилось очень быстро, мы не сумели этого понять, – ответил Понедельник. – Мелодия звучала словно ниоткуда, из воздуха. Неподалеку от сквера стояло несколько человек, возможно, у одного из них зазвонил телефон…
Он пожал плечами. Угушев крикнул с ветки:
– Ерунда! Там в кустах что-то было, я хотел посмотреть, а меня не пустили. И музыка оттуда звучала.
– Возможно, – не стал спорить старший. – По правде сказать, мы растерялись. Я увел ребят, потому что… вы сами знаете, едва ли эта мелодия сулит что-то хорошее. Но потом мы всё обсудили, и оказалось, что вот Вика тоже ее помнит. Маго утверждает, что слышал что-то похожее в детстве, но думает, что от мамы или бабушки. А еще мы поняли, что у всех нас есть… – Он замялся.
– Особенности, – подсказал Эдуард.
– Да, именно. Тогда мы позвонили девочкам и попросили их прийти…
– Потому что я сказал, что Танька точно со странностями, – снова вклинился Маго. Толстушка вспыхнула и потупилась. – Но то, что Златка может, – это вообще улет.
У Редкого в животе заныло от любопытства: как долго они пытались понять, что не так с этими детьми! Но следовало действовать осторожно, не торопить ребят. Пусть сами скажут то, что готовы сказать.
– И они тоже помнили эту странную мелодию из детства. А еще мы выяснили, что никто из нас пятерых не знает своих настоящих родителей. Эдуард, скажите, – Платон глянул на него в упор зеленоватыми пытливыми глазами. – Ведь в этом парке нашли не только меня?