– Это даже хуже! – не выдержал Эдик. – Да как ты могла, Элка! Я ведь… я даже не знаю, как это назвать!
– Я знаю, – твердым голосом ответила Элла. – Но у меня не было выбора.
– Да прекрати! Сама говоришь, никто особо не настаивал, чтобы ты работала на них. Других продажных дур хватает!
– И это я тоже знаю. Но я не могла порвать отношения с Институтом! Потому что она все еще у них!
– Кто? – опешил Редкий.
– Инка, сестра! Они все еще пытаются ей помочь. При аварии у сестры был сломан в нескольких местах позвоночник и поврежден мозг. В любом другом месте ее объявили бы овощем и очень скоро отключили бы аппаратуру жизнеобеспечения. А в Институте Инна передвигается в инвалидном кресле, даже выполняет простейшие действия. Только ничего не помнит и не понимает. Но уже в этом году ей собираются сделать операцию по восстановлению работы мозга, возможно, даже с заменой поврежденных участков. Такое пока не делается нигде в мире!
Редкий примолк, пытаясь переварить услышанное. Теперь осуждать Эллу стало куда труднее, хотя в душе все переворачивалось от обиды. Они долго молчали, потом он спросил:
– Значит, со стороны Института нашей пятерке ничего не угрожает?
– Нет, конечно! – В глазах девушки вспыхнула радостная благодарность, что он снова говорит с ней. – Теперь, когда найдена Злата, – нет. Английская пятерка считалась самой перспективной, на нее бросили много сил, и гибель детей стала ударом для всех подразделений Института. Сейчас вся надежда на наших, иначе проект здорово затормозит.
– Значит, теперь они защищают детей, так? И не раздумывая убили нашего Глеба и того другого, из «Комитета»! И ты ничего не сделала, не предупредила!
– Это не Институт! – ахнула Котенок. – Зачем им?
– Но кто, Элка, кто?!
Девушка дышала тяжело и часто. Эдик понимал, что ей больно и надо бы позвать медсестру с обезболивающим, и все же не мог остановиться.
– Я правда не знаю, – с усилием выговорила Элла. – Когда я начала работать на Институт, то поняла, что мои родители знали, о чем писали. Там действительно есть очень странные и жуткие существа, которых используют для выполнения всяких неприятных людям заданий. Они исполнительны, на них переложили всю заботу о детях, никому ведь неохота привязываться к малышам. Эти создания необыкновенно быстры и умеют быть незаметными глазу. Именно они десять лет назад подбрасывали детей в нужные точки. Но они полностью послушны руководителям Института. Однако есть еще что-то…
Она замолчала.
– Что? – поторопил Эдик.
– Это на уровне домыслов. Ты когда-нибудь слышал про мерячение?
Эдик подумал, пожал плечами.
– Слово знакомое. Что означает, не помню.
– Эти самые нойды, с которых и начинался проект, умели одним резким криком ввести человека в состояние, когда он утрачивал собственную волю и исполнял только чужие приказы. Возможно, криком шаманы умели и убивать, они ведь были защитниками своего народа. Лаборанты шептались, что дети тоже… могут убить. Неосознанно, такова их природа.
Редкий ощутил странный холод в груди, потряс головой, отгоняя наваждение.
– Но это, возможно, всего лишь профессиональный фольклор! – испуганно поспешила добавить Котенок. – О первенцах еще и не такое болтают.
– И этот фольклор прикончил двух человек, ага!
– Я не знаю. – Элла без сил откинула голову на спинку дивана, тихо, сквозь зубы застонала.
Тут уж Редкий пришел в себя и бросился звать на помощь медсестру. Та вколола обезболивающее и успокоительное сразу обоим, после чего Эдуард едва добрел до палаты, рухнул на койку и отключился.
Проснулся он рано, вернее сказать, его разбудила уборщица, которая грохотала шваброй у него под кроватью. Эдик видел ее согнутую спину, но никак не мог разглядеть детали, картинка плыла и расползалась. Неверно расценив его взгляд, женщина рявкнула:
– Все равно скоро подъем, сейчас главный придет на вас любоваться!
«Главный» и в самом деле скоро пришел в окружении других докторов. Редкого он почему-то оставил на закуску. Подошел, пощупал повязку, суховато произнес:
– Вы, молодой человек, сегодня без завтрака. В течение часа вас отвезут в другое место, там, возможно, будет сделана еще одна операция. Так что готовьтесь.
– Вчера же делали, – сказал Эдуард, не понимая, в чем главврач усмотрел повод для нового вмешательства.
Тот уже важно шествовал к дверям, но остановился и пояснил через плечо:
– Дружочек, у нас тут ожоговое отделение. Вам вчера удалили поврежденные ткани, обработали. А сегодня надо думать, как спасти ваш глаз, и это уже не наша квалификация. Удачи!
Потом начались процедуры, больничная суета, и Редкий под шумок выбрался в холл. Сперва хотел отыскать Эллу, узнать, как у нее дела, но от женской палаты его турнула строгая медсестра. Он пошел туда, где накануне сидела Элка, устроился на диванчике и задумался.
Странно, но сегодня он почти не ощущал обиды или злости. Или что там положено чувствовать по отношению к предательнице? Да и предательница ли она? Если бы он был рядом, когда Элла потеряла семью, возможно, она не попала бы под сомнительное покровительство загадочного Института. Хотя да, Инна. Она еще жива, и ей можно помочь только там. Поразмыслив, Эдик решил пока думать только о том, что рассказала ему Элла, и о безопасности тех, кто ему дорог. Достал новый мобильник и позвонил по единственному телефону в списке контактов.
– Ну ты и гад! – приветствовал его Кинебомба. – Мне что, больничку штурмом брать, чтобы разузнать, как ты там?
Эдик ощутил, как омывает сердце теплая волна, – кажется, Антону в самом деле не плевать на него.
– Прости, друг, – ответил он. – Вчера сразу операцию сделали, до вечера был в отключке. Как ребята?
– Живы пока, – в обычной своей манере ответил тот. – Тоже очень переживают, собираются тебя с самого утра передачками завалить. Тем более что учеба им в ближайшие дни не светит, гимназия на ремонте.
– Ты уже знаешь? – спросил Эдик тихо. – Про Эллу?
– Ну пока без подробностей, конечно. Но в курсе. Как она там?
– Руки сильно обожжены.
– Ясно, – глухо отозвался Антон. – Говорил с ней?
– Да, вчера, она все объяснила.
– Ну и лады. – Кинебомба не спешил вдаваться в подробности. Может, уже сам нашел какое-то объяснение поступку Эллы. Или записал в предательницы и скинул со счетов. – Главное, ты поправляйся поскорее. Навещу сегодня, если пустят.
В коридоре перед холлом появился санитар, который катил перед собой кресло на колесиках. Он очень выразительно посмотрел на Редкого.
– Слушай, меня переводят, – торопливо заговорил Эдик.
– Куда это?
– Не знаю. В глазное отделение, только я не понял, где оно находится. Но вроде не в этом корпусе.
– Ладно, позвони, когда будешь на месте, – чуточку растерянно сказал Антон. – Держись там. Да, с работой не волнуйся, я твоего работодателя предупредил.
Редкий неловко, на ощупь спрятал телефон в карман. И санитар, юный, но с усами, тут же лихо к нему подрулил и, улыбаясь во весь рот, сказал:
– Усаживайтесь, пожалуйста!
– Да я на ногах могу.
– Нет уж, не положено. Так что падайте!
Редкий подчинился. Когда проезжали мимо палаты Эллы, он чуть не вывалился из каталки, пытаясь заглянуть туда оставшимся рабочим глазом, ничего не увидел, зато услышал явственное хмыканье санитара.
На грузовом лифте спустились вниз, колеса коляски загрохотали по плиточному полу вестибюля. Машина скорой уже стояла у самого входа в больницу и выглядела необычно: приплюснутая обтекаемая форма, слепящая белизна. Никаких полос и рисунков, только красные кресты. Солнце играло на ее поверхности и раздражающе било в глаз, который немедленно заслезился. Пока Эдик его промокал ладонью, вышедшие из кабины люди и санитар враз закатили его в кузов, уложили на удобную кушетку и закрепили страховочный пояс. Машина плавно тронулась с места. Скоро стало ясно, что они покинули территорию больницы и влились в оживленный поток транспорта на проспекте.
– Да куда ж они меня везут? – вслух озадаченно проговорил Редкий.
И неожиданно получил ответ, произнесенный тихим голосом Эллы:
– Туда, где тебе помогут. Не волнуйся.
– Элка!
Она тут же появилась в ограниченном поле его видения, выплыла из угла машины. Чтобы удержаться на ногах – машину как раз тряхнуло, – подалась вперед и оперлась локтями о железные скобы по бокам кушетки. Руки в бинтовых рукавицах держала поднятыми вверх, улыбалась как-то жалобно.
– Куда нас везут? – повторил вопрос Эдуард, уже начиная о чем-то догадываться.
– В Институт. Ночью позвонил один из руководителей направления. Сказал, что они только сейчас получили сообщение о случившемся, потрясены и собираются на рассвете забрать меня к себе на лечение. Я тут же попросила, чтобы взяли нас обоих, раз уж я все равно все тебе рассказала. Под утро пришло подтверждение.
– А мое мнение, похоже, забыли спросить, – проскрипел Редкий недобрым голосом. – А если я не желаю?
– Но я полагала, тебе интересно будет хотя бы все это увидеть, убедиться, что я не лгала тебе…
– Это другое, Элка. И я тебе верю, в этом-то зачем врать? Но помощи от них не желаю, уж прости. Не чувствую к этим гениям в белых халатах сердечной склонности, после твоего рассказа об их подвигах.
Элла досадливо мотнула головой:
– «Гении» там все разные, если хочешь знать. Не нужно всех сметать в одну кучу. Они делают много добра.
– Спасибо, не надо. То есть если я откажусь от их услуг, меня отпустят?
– Можешь прямо сейчас попросить водителя вернуть тебя назад.
И девушка, затвердев лицом, указала подбородком на какую-то штуку типа микрофона, видимо, для связи с кабиной.
– Пожалуй, так и сделаю, – потянулся к ней Эдик.
– Только сначала тебе стоит кое-что узнать, – быстро проговорила Котенок. – При первой операции врачи удалили твой левый глаз. Но оказался поврежден и глазной нерв, так что тебе грозит слепота, и в самое ближайшее время. В обычной больнице, конечно, поборются за оставшийся глаз, но шансы невелики.