– Думаю, нисколько, – смешно склонив набок лысую лобастую голову, ответил профессор. – Да и бесплатно не каждый возьмет.
Зая подумала было, что Береславский, как и любой бизнесмен, хитрит, однако, глядя в его сверкающие глаза, вдруг поняла, что он реально не надеется продать ни одной книжки Семена.
– Зачем же вам это надо? – задала вопрос девушка.
– Должен же кто-то обогревать космос? – вопросом ответил профессор.
Похоже, психов в этом мире было гораздо больше, чем Зая себе представляла до встречи с большим искусством. Она не удержалась и все-таки спросила:
– А вы считаете это нормальным?
Береславский откровенно заржал. Потом откинулся на спинку своего дорогущего суперкомфортного кресла и, как бы извиняясь за смех, мягко ответил:
– Видите ли, девушка, психиатрическое понятие нормы сильно размыто. Например, поэту в кайф уменьшение энтропии Вселенной. А, скажем, террористам, например, – ее увеличение. Хотя, возможно, они оба этого не знают.
«Уж лучше бы молчал», – с некоторым страхом подумала Зая. Видать, он еще круче псих, чем Сема. Ишь, как очками сверкает!
– А причем здесь террористы? – с некоторой дрожью в голосе спросила она.
– Да, в общем-то, не при чем, – согласился Береславский. – Короче, поэт получает кайф от созидания, бандит – от разрушения.
– А… бывает, что бандит и поэт вместе? Ну, в одном человеке? – с замиранием сердца спросила девушка. Ей вдруг показалось, что Береславский все про них знает. Она чувствовала себя сейчас, как муравей под микроскопом.
– Только так и бывает, – уже серьезно ответил профессор и посмотрел на часы.
Зая поняла, что аудиенция закончена.
Так что скоро у Семена появится его первая книга. А пока – цель стандартная: не дать ему заскучать. Значит, снова в поход.
Сегодняшней мишенью была выбрана столовая, едва ли не последний уединенно стоящий объект в облюбованном ими районе. Пошли к ней без четверти двенадцать. Подошли почти ровно в полночь.
Профессионально осмотрелись. Подвохов типа бывшего боксера в круглосуточной аптеке здесь не предвиделось. И то слава богу: синяки окончательно сошли лишь неделю назад. Специально дважды заходили поесть: сигнализации в столовой тоже не было.
«Интересно, что отсюда возьмет Сема?» – подумала атаманша. «Из ателье взяли два метра ситца. Из булочной – батон. Из канцелярского магазина – копеечную ручку. Здесь, наверное, алюминиевую вилку утащит. Или половник упрет», – решила Зая.
Лишь бы помогло.
Она тревожилась за духовное здоровье поэта все сильнее. И где-то в глубине души давно поняла, что грабежами его не поправить.
Но сейчас не время было думать о постороннем. Сердце, как всегда перед криминальным вторжением, учащенно забилось. Они выстроились в свой стандартный боевой порядок. Впереди Циркуль, неразлучный с фомкой, чуть поодаль, готовясь помочь с дверью и одновременно прикрывая Семена, располагалась Зая.
– Цвирк, – взвизгнула дверная петля, отлетая от полотна. Дверь распахнулась.
Зая с Циркулем ворвались в помещение. Секундой позже (он всегда включал свой яркий фонарик в планшете) влетел Семен.
А еще через пару секунд зажегся большой свет и громовой голос, идущий чуть ли не с небес, напрочь обескуражил незадачливых налетчиков.
Впрочем, голос давал конкретные указания, которые невозможно было проигнорировать:
– Всем на пол! Мордой вниз! Руки за голову!
Да, теперь уже было очевидно, что голос все-таки шел не с небес. Иначе он был бы без брани.
Циркуля, продвинувшегося дальше всех, буквально швырнули вниз, заломив за спину руки.
– Его не трожьте! – заорала Зая, прикрывая своим большим телом Семена. – Он поэт!
Лучше бы она этого не делала.
Бойцам группы захвата невидимый Семен показался гораздо более опасным, и они боковым маневром жестко сбили его с ног. С девушкой обошлись чуть легче: ее пустые руки были видны. Ну и все-таки она была девушка.
Все трое теперь лежали, как и было приказано, лицом вниз, касаясь разбитыми губами дешевых керамобетонных плит пола. Руки их были завернуты назад и стянуты наручниками. Здесь, правда, бойцы поимели мини-проблему. С запястий Семы алюминиевые наручники спадали, а на запястьях Заи не хотели застегиваться.
Командир бойцов спокойно общался с местными операми, также участвовавшими в засаде. Надо сказать, для поимки дерзкой и неуловимой группы, поставившей на уши весь немаленький московский район, был организован специальный штаб. Здешним полицейским прислали изрядное подкрепление, во многих потенциально пригодных для нападения объектах устроили засады.
Шутка ли – за неполный месяц около тридцати взломов! Особенно всполошились после фатального разгрома интернет-клуба. Банда становилась с каждым днем опаснее.
Такого на этой «земле», как говорят менты, в жизни не водилось.
На самом деле ребят уже вели. В паре случаев сработали видеокамеры. И хотя налетчики маскировались, все равно было уже ясно, что в преступной группе два парня и женщина. Работники мелких предприятий, стоявших не на главных улицах микрорайона, также были предупреждены о возможных нападениях. В столовой же их конкретно засекли. После звонка администратора полиция не успела схватить подозреваемых, те уже ушли. Однако теперь опера твердо считали этот объект первоочередным в плане опасности налета. И, как оказалось, не ошиблись в своих предположениях.
Командир группы захвата вызвал автозак и конвой.
Ребята лежали тихо, боясь пошевелиться: сразу следовал жестокий окрик бойца или опера. Вообще-то в таких случаях опера немедленно приступают к неофициальному допросу. Но здесь дело было таким странным и одновременно очевидным, что, устав от долгого ожидания, оба опера вышли на улицу покурить.
– Мне нужен карандаш или ручка! – вдруг громко произнес Семен.
– А телевизор не нужен? – беззлобно спросил старший.
– Не смейте с ним так разговаривать! – крикнула, пытаясь повернуться, Коношеева. – Он поэт! Он гордость страны! Дайте ему карандаш и бумагу!
– Гордость страны, говоришь? – командир был по-настоящему боевым офицером, знавшим войну во всех ее проявлениях. В отличие от некоторых тыловых крыс, он никогда не издевался над поверженным врагом. Да и, честно говоря, вглядевшись в захваченный криминалитет, уже не был вполне уверен, что это враги. Скорее, недоумки или психопаты.
Один тощий, другая толстая, третий никакой. Три веселых гуся, короче.
Он подошел к Зае с той стороны, куда она повернула голову.
– А зачем поэту грабить магазины?
– Он не грабил! Мы ничего не брали! Просто у него стихи иначе не писались.
Офицер ненадолго задумался.
– Дела-а, – наконец протянул капитан. Здоровый крепкий мужик, не читавший стихов со школы, он почему-то сразу поверил девахе. Снимать с нее браслеты не собирался – потом справься, попробуй, с центнером живой ярости. Однако уже видел, что ни злобы, ни корысти у этих преступников нет. Что, конечно, не повод их отпускать. Но однозначно повод быть с ними помягче.
В итоге, когда опера зашли в помещение, они увидели презабавную картину.
Подчиненный капитана переодел Семену «браслеты» так, что руки оказались впереди туловища. Поэт сидел за столом, перед ним был лист бумаги, а в пальцах правой руки – шариковая ручка.
На всякий случай Сема был за ногу прикован к трубе водяного отопления.
– Показания пишет? – спросил один из оперов.
– Стихи, – объяснил капитан. Разбитый боксом нос и жесткий взгляд делали его лицо грубым и опасным. Улыбка же сразу вернула обычное человеческое выражение.
Остальные задержанные продолжали находиться в той же позе, но не роптали. Они сделали для отечественной словесности все, что могли, и хоть страх, несомненно, присутствовал, на душе у них было легко.
Еще через пять минут к столовой подкатил автозак. Сейчас их загрузят, и прощай, свобода.
– Успел? – спросил Семена капитан.
– Да, – сказал тот, подвинул листок к офицеру.
– Сам прочти, – разрешил командир.
– Хорошо, – не стал ломаться поэт. Спокойно и ровно, даже с каким-то неакцентированным, но радостным воодушевлением, Семен прочитал новое стихотворение.
В глаза бросается плакат:
«Есть месяц счастья напрокат.
Туда и обратно
за счастьем проезд
Тебе гарантирует
эМПээС!»
Еду за счастьем.
Завод в простое?
Но разве счастье
того не стоит?
Зажав квитанцию
в дрожащей руке,
Иду на станцию.
В сутолоке —
Кассир с усмешкой:
«Вы опоздали. Было счастье —
да все раздали».
– Чегой-то печально, – не сильно критически оценил офицер. – Много вряд ли дадут, не переживай. Хотя наворотили вы прилично.
– Я за себя не переживаю, – ответил Великий. – Ребят только отпустите. Это я их заставил.
– Ты? – заржал опер. – Да ты тойтерьера рядом идти не заставишь!
– Аккуратней в выражениях! – вывернув голову, с пола с яростью смотрела на опера Зая. – Земля-то круглая!
– Ты мне угрожаешь, что ли? – развеселился тот. – Ой, боюсь, боюсь…
– Хорош детсад устраивать, – неожиданно оборвал его командир. – Поймаешь настоящего жигана, желательно в одиночку, тогда самоутверждайся.
Опер бы поспорил, но не с капитаном. Эти ребята уж очень просты.
– А ты тоже хороша, – укоризненно сказал капитан Зае. – Другого метода не могла придумать для вдохновения?
– Ничего в голову не пришло, – неожиданно спокойно ответила ему та. – Да и набеги образовались случайно. После драки в трамвае.
– Так это вы отделали гопников? – рассмеялся второй опер, постарше. – Водитель описал тебя, как тигрицу тхэквондо. Действительно занимаешься?
– Ничем я не занимаюсь, – вздохнула Зая. – И не знаю, когда теперь буду.