Не снимая наручников, Коношееву и Лешку подняли с пола и вывели к автозаку. Собственно, это и не автозак был, а обычная полицейская машина с отгороженным прочной решеткой задним отделением. И везти ребят собирались пока не в следственный изолятор, а в районный отдел внутренних дел. Оформят, получат объяснения, переведут в ИВС. И уж только потом, после судебного решения об аресте, увезут в СИЗО.
Последним капитан вывел Великого.
– Их могут отпустить, если я один виноват? – спросил Семен у офицера.
– Вряд ли, – ответил тот. – Наворотили вы делов, парень. Вам теперь хорошего адвоката нужно. Умного, и чтоб как ошпаренный носился.
– Откуда у нас адвокаты, – вздохнул Семен. – А еще раз ручку не дадите? – В его взъерошенной голове вновь зашевелились рифмы.
И вновь офицер, удивляясь самому себе, нарушил нормальное течение дел. Дал ручку, подвинул свой собственный блокнот, попросил опера включить в УАЗе свет и пять минут подождать.
Тот был не шибко доволен задержкой, однако из уважения к бравым парням выполнил все его просьбы. Отказывать не хотелось и по другим соображениям. Таким ребятам вообще отказывать не хочется. Страшновато, короче.
Семен справился даже быстрее, чем в столовой. На этот раз зачитывать не стал: опера явно не были любителями поэзии. Капитан тоже к ним не относился, тем не менее текст глазами пробежал:
А стихи со мной еще случаются,
Быт поправ.
И сквозь свод бетонный пробивается
Зелень трав.
И травинок тоненькие пальчики
Предо мной
Держат на своих кореньях маленьких
Шар земной.
А за этим муравейным лесом,
Словно кит,
Гладь воды в своей ложбине тесной
Возлежит.
И опять дышу озоном озера —
Старый грех.
И туман поднялся серой розою
Снизу вверх.
И слепой в тумане дождик утренний
Льет едва.
И полна прозрениями смутными
Голова.
– Вот-вот, – согласился капитан. – Прозревай. – Заметив страждущий взор Коношеевой, вложил листок в карман ее бессменной шинели. – А стихи мне понравились, – на прощанье неожиданно сказал он и захлопнул тяжелую стальную дверь.
УАЗ зарычал двигателем, скрежетнул измученной трансмиссией и рванул в ночь.
Глава 9
Хотя до Питера они за день не доехали.
Но обо всем по порядку.
В Москве на вернувшихся с Урала Олега и Шеметову разом навалилась куча дел. Хороший адвокат ведь никогда не ведет одно, два или даже три дела одновременно. Потому что в каждом из них может случиться вынужденный перерыв типа того, с которым они сейчас столкнулись в Белогорске. Поэтому для нормальной загрузки у действующего защитника должно быть десять, двадцать дел, а то и больше.
Вот здесь и начинается отсев неудачливых.
Тысячи молодых амбициозных людей мечтают об адвокатской карьере. Однако адвокаты, в отличие от прокурора, не могут вызвать к себе человека и сделать его своим подзащитным. Стало быть, конкуренция неизбежна.
Многие проигравшие вынуждены уходить из профессии. Хотя есть и другая категория проигравших.
Шеметова называет их людьми с потухшими глазами. Когда-то хорошие специалисты, с возрастом или по каким-то другим причинам, сдавали позиции, однако уходить было либо некуда, либо не с руки. Такие постоянно специализировались на так называемых «пятьдесят первых». Это узники, у которых не было денег на защитника. Закон же – статья 51 УПК РФ – прямо предписывает: «Обязательное участие защитника». К этому обязывает необходимость состязательности процесса. Стало быть, появляются адвокаты, назначенные судом. В основном из тех, кто «с потухшими глазами». С голоду на маленьких гонорарах от государства точно не помрешь, но так же точно не разбогатеешь.
Некоторым безденежным сидельцам может здорово повезти, поскольку время от времени обязанность защищать «пятьдесят первых» выпадает и блестящим специалистам.
Например, в конторе на трех вокзалах, когда появлялся по телефонограмме из суда «бесплатник», Валентина Семеновна «назначала» ему адвоката из своих, по очереди нагружая немногочисленный состав.
Никто никогда не отказывался: защитники считали эту низкооплачиваемую работу частью своих служебных обязанностей. Более того, они, в отличие от многих менее щепетильных коллег из других контор, принципиально не дозировали свое усердие, одинаково работая на тех, кто оплачивал их услуги, и тех, за кого полусимволически платило государство.
Скажем, Шеметова ездила к «пятьдесят первым» в СИЗО, готовила запросы, посылала жалобы и проводила другие трудоемкие операции. Хотя, в принципе, могла бы ограничиться формальным присутствием на процессе. Правда, в этом случае она не смогла бы с полным основанием называть себя настоящим адвокатом.
Вот и теперь контороуправительница, получив из канцелярии суда запрос на защитника, отметила в списке Багрова. У того же, как назло, наложились один на другой два процесса, так тоже бывает. И откладываются одновременно, и продолжаются одномоментно. Шеметова, присутствовавшая при разговоре, согласилась выручить любимого мужчину.
Еще через час, уже с ордером на защиту и с разрешением следователя, она была в СИЗО: на Семена, Заю и Циркуля успели оформить судебную санкцию.
Очереди, на удивление, не было. Следственные кабинеты тоже были свободны. За два часа адвокат сумела переговорить с парнями, а потеряв еще три часа на поездку в женский следственный изолятор на станции Перерва – с девушкой.
Интересное дело: взялась она за «бесплатников» с понятной неохотой – нормальные люди любят, когда их труд хорошо оплачивается. Теперь же, выслушав подзащитных, почувствовала неподдельный интерес к их судьбе.
Нет, она никоим образом не оправдывала криминальной деятельности подследственных. Но ее в значительной степени примиряли с ними два момента.
Во-первых, безбашенные любители литературы совершали серьезные преступления из бескорыстных побуждений.
Во-вторых, как ей казалось, выйдя из порочного круга «криминал – искусство – криминал», пусть даже с помощью полицейской группы захвата, ребята уже не должны были продолжать свою опасную для общества активность. А раз они не опасны для общества, значит, адвокат должен сделать все, чтобы избавить их от тюрьмы.
Дело было необычным, оно захватывало, у Ольги начали рождаться идеи по защите – и это здорово.
Плохо же было то, что оно ни в малой степени не обещало денег. Более того, у Шеметовой уже был печальный опыт, когда приходилось тратить свои, лишь бы защита подобных бедолаг была эффективной.
Итак, что она вынесла из личной встречи с ребятами.
Они адекватны, в том смысле, в каком могут быть адекватны люди, ставящие искусство превыше всего в жизни. Другими словами, относительно адекватны: даже Циркуль, который за всю жизнь не прочитал никаких стихов, кроме Семиных, не считал обмен своей свободы на Семино творчество несправедливым.
Далее: они дружны. Хотя иерархия в группе прослеживалась четко, никто не мнил себя выше другого. Бедный следователь, впервые столкнувшийся с таким юридическим «артефактом», уже имел три явки с повинной, в каждой из которых заявитель брал всю вину на себя и просил освободить от ответственности остальных. Обычно в подобных «замесах» все происходит ровно наоборот: начавшие давать показания члены преступной группы стараются свалить вину на подельников.
Конечно, ребята поняли бесперспективность подобного нахождения адреналина еще до задержания. Девушка теперь даже Ольгу попробовала припахать к поиску иных методов его получения. Если их когда-нибудь освободят.
Освободить же их вполне могли очень нескоро.
Ольга – опытный юрист, однако и она была поражена количественными показателями преступной группы. Тридцать три эпизода кражи за двадцать девять дней! Возможно, это был рекорд криминальной Москвы.
Бедный следователь! Это же сколько ему надо опросить свидетелей и потерпевших!
«Бедная я», – тут же поправила себя адвокат. Ей также предстояла работа со всеми этими людьми.
А впереди процесс, который невозможно прекратить примирением сторон, даже если потерпевшие простят преступников, в отличие от, например, мелких дел частного обвинения. Однако прощение со стороны потерпевших, их мягкая позиция вполне могли резко уменьшить срок лишения свободы. Судья тоже человек. И, кстати, он по духу Закона обязан руководствоваться не только «оценочными» статьями, но и общечеловеческими представлениями о справедливости. Требование справедливости наказания тоже прописано в соответствующих статьях Уголовного кодекса.
На что, откровенно говоря, и была вся надежда. Ведь если подходить чисто формально, то, как говорится, ужас-ужас: 33 эпизода! Состав тоже неприятный – кража со взломом. Плюс крупный ущерб в интернет-клубе (его хозяева вряд ли пожалеют налетчиков). Срок может получиться весьма солидный.
Еще одна незадача – вся троица отказывалась каяться. Извиниться перед потерпевшими не проблема, они понимают, что принесли людям ущерб. После некоторых раздумий приняли Ольгину формулировку, что использованный метод вдохновения на будущее применять больше не станут. А вот каяться – ни в какую!
Творчество важнее, талант дается богом, короче, все претензии ко Всевышнему.
Отвратительная позиция для суда. А если талант прикажет убивать?
Нет, Шеметовой надо было максимально продемонстрировать судье не агрессивность и бесчувствие, а наоборот, мирный настрой данных конкретных преступников. Хорошо также, если бы талант Семена Великого подтвердил кто-то из имеющих вес деятелей культуры.
Ее конечная цель – добиться в суде наказания ниже низшего предела.
Шеметова при первой же возможности поближе познакомилась со следователем, ведущим дело.