Об этом сообщила Даше ее лучшая подруга Вера Агеева, с которой они тоже учились в одном классе.
Верка позвонила ближе к вечеру:
— Здорово, Громова, ну-ка быстро включай телик, первая программа, такое увидишь, со стула упадешь!
Даша послушно схватила пульт и пощелкала кнопками. По первой программе шел какой-то концерт. Ведущий с голливудской улыбкой в смокинге торжественно объявил:
— А теперь на нашей сцене долгожданный балет «Пышечка»!!! Давайте вместе поприветствуем милых дам, которые не знают слова «Гербалайф», которые едят на ночь шоколадное печенье и ненавидят тренажерные залы. Итак, на сцене — «Пышечка»!
Ведущий торопливо удалился, а из-за кулис на сцену выбежали кустодиевского телосложения тетки, одетые в одинаковые розовые балетные пачки. Балерины выстроились в шеренгу и под знакомые аккорды «Лебединого озера» ритмично затрясли лишними килограммами. Солировала Надька Кошкина. Со школьных времен она поправилась килограммов на двадцать, но это не мешало ей кокетливо надувать губки и посылать зрителям воздушные поцелуи. После выступления у Надьки взяли интервью.
— А вы не стесняетесь своего веса? Как у вас складываются отношения с мужчинами? — спрашивала стройная наглая журналистка.
— Настоящей женщины должно быть много, — невозмутимо отвечала Кошкина. — Мужчины любят, чтобы все было на месте. — Она красноречиво встряхнула бюстом как минимум шестого размера. — Если хотите знать, мой муж работает в банке, кстати вот он. — При этих словах в кадр вступил вполне симпатичный блондин в строгом костюме. Он нежно приобнял Надьку за то место, где, по идее, должна быть талия, и влюбленно на неё посмотрел.
Даша выключила телевизор.
— Ну как? Отпад, правда? — Висящая на телефоне Верка была, похоже, в экстазе.
— Не вижу ничего смешного. По-моему, это отвратительно. К тому же накрашена Надька просто чудовищно! Нс знаю, кто с ней работал. Кто же красит веки синими тенями, когда на губах — алый блеск?!
— Ну вот? — фыркнула Агеева. — Сейчас ты в очередной раз расскажешь о том, что на женском лице должно быть только одно яркое пятно.
— Именно, — Даша не уловила сарказма в Вериных словах, — и это пятно — либо глаза, либо губы. Если губы накрашены ярко, значит — нс трогай веки. А если уж подвела глаза, будь добра, обойдись прозрачным блеском для губ. По крайней мере, так нас учили на курсах гримеров…
— Да, а вашей преподавательнице, должно быть, было лет пятьдесят!
— Шестьдесят, — поправила Даша, — она гримировала звезд, работала на лучших советских фильмах.
— Поэтому и подход к творчеству у нес совковый, — объявила Верка. — Пойми, Дашута, сейчас у нас новый век. Век торжества сексуальности! Век женской самостоятельности! Век блестящих губ и жирно подведенных глаз!
— Ты цитируешь какой-то феминистский трактат, — съязвила Даша, — или сама все это придумала?
— Да ну тебя, — обиделась Верка, — по-моему, молодец Надька — вместо того чтобы комплексовать, радуется жизни. Еще и деньги гребет лопатой, наверное. — Вера вздохнула. — Да, интересно будет на нее посмотреть. Ты ведь придешь на встречу выпускников первого апреля?
— Фиг тебе. Конечно, не приду. Да еще и первого апреля — какой идиот туда пойдет? Все подумают, что это шутка.
— А мне кажется, все придут. И ты пойдешь как миленькая. А сама не пойдешь — я тебя силой потащу, прямо в халате и тапочках. Надо же как-то тебя развлекать!
— Ничего себе развлечение. Все придут красивые, нарядные, начнут рассказывать про свою головокружительную карьеру и счастливую семейную жизнь, показывать фотки детей и мужей. А что я скажу? Здрасте, это я, я замужем никогда и нс была, живу по-прежнему с родителями, три раза провалилась в институт и семь лет проработала секретаршей — пока меня не уволили, взяв на мое место грудастую фотомодель. Так, что ли?
— Нет, не так. Ты тоже придешь красивая, нарядная, про карьеру будешь молчать в тряпочку, а насчет фотографий — могу тебе дать фотку Кутепкина. Скажешь, что это твой любовник, жутко богатый француз.
Вася Кутепкин, запойный алкоголик, был Веркиным соседом по лестничной клетке. Время от времени он начинал индифферентно ухаживать за Дашей, даже однажды пытался одарить ее вялой веткой мимозы.
— Кутепкин — француз? — невесело усмехнулась Даша. — Хотя там такие, наверное, тоже есть. Их еще называют клошарами.
— Да ладно тебе, Дашка. Я же вот тоже не замужем — и ничего.
— Ты разведена! Это совсем другое дело.
— Какая разница? — удивилась Верка.
— Такая, что на тебя хоть раз кто-то польстился, — разозлилась Даша. — В общем, я тебе сказала твердо — на встречу я не пойду. Ты меня знаешь — если я что-то решила, так оно и будет!
На встречу выпускников они отправились вместе. Благо Верка жила в том же самом доме, что и Даша, только в соседнем подъезде. Наверное, подруги давно бы уже расстались, если бы не этот территориальный фактор. Уж слишком разными они были. Вера — болтливая, веселая, немного нервная, сама она любила применять по отношению к себе хрестоматийный эпитет «чертовски мила». Энергичная, словно японский моющий пылесос, с улыбкой в пол-лица, как у убежденных феминисток. Пожирательница мужчин в алой мини-юбке и цветастых дольчиках. А Даша? Застенчивая, неулыбчивая, молчаливая, не особенно симпатичная…
Иногда Даша даже подозревала подругу в корыстолюбии. Сколько раз Агеева всепожирающим вихрем влетала в ее квартиру и, едва поздоровавшись, заявляла:
— Подруга, быстрее накрась меня поярче, сегодня у меня свидание с потрясающим мужчиной!
Надо сказать, такие свидания случались в ее жизни довольно часто — почти каждый день. Вера меняла любовников, как нижнее белье. И каждый раз Даша безропотно красила веки подружки в отчаянно-фиолетовый цвет (хит сезона!), выщипывала се брови ниточкой и мазала пухлые губы стойкой карминно-красной помадой.
— Знаешь, за что я тебя люблю? — спросила однажды Верка.
— За что? — улыбнулась Даша.
— Только у тебя есть помада, которая действительно не оставляет следов на воротничке мужской рубашки!
— Ну, спасибо! А я-то думала — мы подруги!
— Что, шуток не понимаешь? — спрашивала Верка.
А Даша только вздыхала. Она прекрасно знала, что среди Веркиных ближайших приятельниц была талантливая маникюрша, и великолепная парикмахерша, и дивная стоматологиня, и чудесная массажистка… И дипломированная гримерша — Даша Громова. Но обижаться на Агееву не было смысла, других-то подруг у Даши и вовсе не было!
— Давай поймаем тачку? — предложила Вера. — А то я сейчас все туфли испачкаю, такая слякоть!
Погода действительно оставляла желать лучшего. Тяжелые тучи, отвратительный колючий полуснег-полудождь и глубокие ледяные лужи — и это все почему-то называлось ласковым словом «апрель».
— А кто тебя заставлял надевать туфли? — ворчала Даша, обутая в немодные, зато практичные непромокаемые боты. — Все хочешь выпендриться. Учти, у меня денег на такси нет.
— Молчи уж, у тебя никто и не просит. — Верка вышла на дорогу и вытянула руку. — Лучше бы, конечно, тебе тоже надеть туфли. И платье какое-нибудь, а не эти мерзкие джинсы с Черкизовского рынка. Может, переоденешься, пока не поздно? И хотя бы ресницы подкрасишь?
— Ты уже покрасила — за двоих.
— Пойми, физиономия гримера — это как бы его витрина.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, по-моему, удачливый стилист должен классно выглядеть, как бы рекламировать свое искусство. А когда клиент увидит тебя, он в ужасе убежит за тридевять земель.
— Ты же знаешь, что я неудачливый стилист, — вздохнула Даша, — и потом, известные парижские гримеры не красятся и носят исключительно джинсы. Есть даже такое выражение — сапожник без сапог! И вообще, сейчас договоришься — я вообще никуда не поеду.
Верка на всякий случай умолкла.
В школьном гардеробе выяснилось, что на Верке надеты не только туфли, но и умопомрачительное ярко-красное платье с глубоким вырезом на спине.
— Ты с ума сошла? — выпучила глаза Даша. — Ты похожа на мадам.
— На проститутку, что ли? — кокетливо улыбнулась подруга. — Так это сейчас модно. Называется — стиль гламур.
— Нет, на хозяйку публичного дома! Я притворюсь, что незнакома с тобой, хорошо? А ты мне подыграй — делай вид, что меня не помнишь. И потом, что-то я не слышала про такой стиль. Хотя иногда читаю модные журналы.
— Нашла чем похвастаться — иногда! — фыркнула Вера. — А я читаю каждый месяц. Причем не только русские, но и парижские тоже. Мне приятельница присылает. Пойми, мода — это моя жизнь. Ты должна меня слушаться, плохого не посоветую!
— Тебя послушаешься, — пробормотала Даша, — если я тебя послушаюсь, буду выглядеть как попугай,
— Нашлась ханжа, — обиделась Вера, — ну и не слушайся. И оставайся похожей на попрошайку. Из тех, что ходят по электричкам и клянчат двадцать копеек на хлеб.
Привычно переругиваясь, подруги дошли до актового зала. Знакомые школьные коридоры казались тесными и узкими.
— Ты иди первая. — Даша спряталась за спиной подруги.
Вера не сопротивлялась — она и так всегда была первая. В их многолетней дружбе симпатичная и энергичная Верочка была явным лидером. Она очень любила Дашу, но привыкла относиться к ней немного снисходительно. На Дашином фоне Вера всегда смотрелась остроумной, удачливой и красивой.
Первым, кого они встретили, был молодой ученый Виктор Веденеев, бывший одноклассник, троечник и шалопай, а ныне — гордый обладатель наимоднейшего костюма-тройки, серебристого мобильного телефона и едва заметного пивного животика. Витя Веденеев. В прошлом — мечта всех школьных сентиментальных барышень. Даша занервничала и непроизвольно поправила челку — когда-то Витька ей очень нравился. Конечно, он не обращал на нее никакого внимания. Его интересовали первые красавицы класса, самовлюбленные отличницы, которые начали красить ресницы уже в тринадцать лет и обрезали покороче юбки школьной формы.
Даша вспомнила выпускной вечер. Как она мечтала, чтобы Веденеев хоть раз пригласил ее на медленный танец! Она и платье-то выпускное выбирала с тем расчетом, чтобы оно понравилось Витьке. Однажды он вскользь упомянул, что больше всего ему нравится коричневый цвет. И вот все девчонки пришли на выпускной вечер в нарядных воздушных платьях — белых, голубых, нежно-розовых. Одна Даша Громова была в пенсионерском коричневом. В итоге никто ее, конечно, не пригласил. Весь вечер она простояла у стены — с независимой улыбкой на слегка подкрашенном лице. А Витя Веденеев весь вечер протанцевал с красоткой Милочкой Огневой, кого рая была одета в серебристое платье.