У него были удивительные пальцы — прохладные и нежные, словно у холеной барышни. Они легко прикасались к ее щекам, носу, подбородку, гладили лоб и губы, а Даша Громова, прикрыв замутненные нахлынувшей нежностью глаза, молча таяла, как кусочек льда в бокале с теплым коктейлем. Она украдкой рассматривала его из-под полуприкрытых ресниц. У Гриши было cocpeдоточенное лицо — словно он пытался решить логарифмического уравнение.
— Ты со мной знакомишься, — прошептала Даша.
— Что? — удивился Савин.
— Не обращай внимания, — улыбнулась она, — я так это называю. Просто я лучше узнаю человека, когда мне приходится его красить. Можно сказать, заново с ним знакомлюсь. Иногда можно узнать такие фантастические вещи!
— Например?
— Ну, бывает, красишь красавицу, которой завидуют все окружающие, и понимаешь, что на самом деле она в душе пессимистка. И совершенно себя не любит.
— Интересная теория. А что же тебе удалось узнать обо мне?
— Ну… — Даша смутилась, — ну… ты добрый. Ты не такой, как все. Ты… похож на Есенина, — выпалила она.
Он немного смутился. Во всяком случае, Савин не ответил ничего — он торопливо перебирал коробочки с гримом.
— Так, еще на крылья носа добавим темного тонального крема, чтобы наш носик выглядел на фотографии тоньше и изящней! — бормотал Савин.
— Говорил, что не любишь, когда я ярко накрашена, а сам! — усмехнулась женщина.
— Ну, Даш, это же съемка! Я хочу, чтобы ты получилась красавицей! Роковой женщиной.
— Ну да, а главный атрибут роковой женщины — это, судя по всему, данные кошмарные тряпки, — хмыкнула Даша, закутываясь в некрасивую шерстяную кофту, которую она надела поверх фривольного кружевного пеньюара. Гриша все-таки заставил ее облачиться в сомнительный «прикид», но предстать перед Савиным в одном пеньюаре Даша все же не решилась.
— Все! Готово! — Он отошел на несколько шагов и, прищурившись, критически осмотрел ее подрумяненную физиономию. — Теперь снимай старушечью кофтенку и прими эротическую позу.
— Ни за что! — ужаснулась Даша, застегивая в качестве дополнительного аргумента несколько пуговиц. — Снимай прямо так. Пусть сверху чуть-чуть торчат кружева, а все остальное будет закрыто кофтой!
— Ага, и по получившемуся фото тебе присудят почетный титул «Девственница года»!
Даша нахмурилась. При чем тут ханжество? Она просто пытается соблюсти элементарные правила приличия. Может быть, конечно, ее слишком строго воспитали. Леша Суздальцев, например, неоднократно говорил Даше, что иногда она ведет себя, как председательница всемирного общества старых дев. Ей нравилось заниматься любовью в темноте. Прикрыть глаза и чувствовать, как воздух пахнет его ладонями. Это не Суздальцев, это сама темнота ласкает Дашу, пространство становится осязаемым. При зажженной лампочке чувствуешь себя совсем по-другому. Ласкаешь любимого, а сама мучаешься неразрешимыми вопросами: а не слишком ли я потолстела, а не обвисла ли у меня грудь, а нет ли на попе прыщиков? «Это же любовь, а не конкурс красоты! Я тебя всякую люблю!» — удивлялся Леша, а его рука тянулась к выключателю.
А еще однажды он предложил Даше посмотреть порнофильм. Не как средство мгновенного возбуждения, а просто забавы ради.
— Прикинь, у приятеля такое взял посмотреть на один день! — возбужденно говорил он, а его глаза при этом сияли, как будто бы он признавался в любви или находился на автомобильной выставке. — «Белоснежку»!
— Что, «Белоснежку» не смотрел, что ли? — Даша выразительно покрутила пальцем у виска. Конечно, он инфантильный, но не до такой же степени.
— Да не ту «Белоснежку», ты меня неправильно поняла! Они ее там всемером… ну ты понимаешь!
Даша сразу заподозрила неладное и тем не менее позволила ему усадить себя в кресло перед телевизором. С первых же кадров ей все стало ясно — на экране появились мультипликационные пенисы, снабженные зачем-то белыми пушистыми крылышками. Прошли титры, начался фильм — великовозрастные «гномы» (роли которых исполняли кривоногие мужчины с волосатыми ногами и апатичными, усталыми липами) заперли в доме «Белоснежку» (потасканную блондинку с двойным подбородком и грудью как минимум седьмого размера). Суздальцев был в восторге. А Дашино лицо покрылось подозрительными красными пятнами.
— Какая гадость? Я нс буду это смотреть! — Как и положено прилично воспитанной девушке, она выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
А Лешка удивился:
— Ты бы, мать, еще затопала ногами, как пятидесятилетняя учительница литературы при виде школьницы в мини.
Может быть, он был прав? Может быть, надо было, стиснув зубы, досмотреть кино про похотливую Белоснежку, захлопать в ладоши и весело заржать, демонстрируя прилив положительных эмоций?
Даша скинула с плеч шерстяную кофту, и Савин восхищенно присвистнул.
— Да тебе ни в коем случае нельзя прятать тело! У тебя такое тело… — он рассматривал женщину в объектив фотоаппарата.
Даша смутилась. Тело как тело. Талия тонкая, плоский живот, а вот бедра в последнее время располнели, а на попе есть целлюлит.
— У тебя шикарная грудь, — ворковал Гриша, — такие длинные ноги. Так, хорошо, а теперь поставь правую ногу на бильярдный стол и немного раздвинь их!
— Кого — их? — испугалась девушка.
— Ноги раздвинь, ноги, орлеанская ты наша девушка!
Даша послушно выполнила нескромную просьбу. Получилось, на се взгляд, отвратительно — прямо королева панели. Поэтому она тотчас же приняла исходную позицию — ноги вместе, плечи ссутулены, руки скрещены на груди.
— Эй, ты что?! — вскричал новоявленный фотохудожник. — Я же не успел ничего снять.
— Вот и не надо! Снимай как есть.
Он оторвался от фотоаппарата. Подошел к ней и положил ладонь на Дашино плечо. Та замерла и недоверчиво на него посмотрела — ведь по закону жанра сейчас он должен бы ее поцеловать. Даша уже договорилась со своей строгой совестью и твердо решила на поцелуй ответить. У нее уже даже зачесался копчик языка. Именно в этот момент в бильярдную и зашла Алла Белая.
Идиотка! Даша не знала, на кого она злится больше — на не вовремя пришедшую начальницу или на саму себя. Так поступить с Машкой — а ведь именно она устроила Дашу на эту работу. Если бы не Кравченко, месила бы она сейчас растоптанными ботинками московскую густую слякоть, и не отражались бы в ее глазах эти снежные горы, и не ласкала бы ее тело эта суровая река. С другой стороны, ей ведь нравится Гриша Савин. Она понимает, как это нелегко — жить с клинической психопаткой, и искренне ему сочувствует. И несостоявшийся поцелуй — это всего лишь знак сочувствия — быстро договорилась сама с собой уязвленная женщина.
— Ладно, Даш, — Гриша похлопал ее по плечу, и почему-то этот банальный дружеский жест показался ей унизительным, — вижу, ты сегодня не в настроении. Зайду к тебе вечером, тогда и до фотографирую. А сейчас — отдыхай!
Легко сказать — отдыхай! Запершись в собственном номере, Даша нервно опрокинула недопитую Медником обжигающую «клюковку». «У меня началось самое настоящее раздвоение личности!» — невесело констатировала она. Есть две Даши Громовы. Одна — рассудительная и спокойная. Это именно она носит пресловутый хвостик на затылке и побаивается мужчин. Она бы ни за что не стала целоваться с приятелем своей подруги, да она бы на него даже и не посмотрела.
Иное дело — вторая, новая Даша Громова. Это именно она сегодня не постеснялась напялить постыдные тряпки, это она рискнула опробовать разрекламированный Веркой Агеевой стиль гламур, это она беспардонно влюбилась в почти женатого актера, это она… И, что самое удивительное, вторая Даша нравится ей куда больше!
В дверь постучали.
«Господи, опять! — досадливо подумала Даша. — Наверное, это Гриша вернулся, он определился, сейчас он меня поцелует… А что мне делать? Какая из двух Даш откроет ему дверь? И вообще, какая из них есть я?»
«Первая», — решила она и распахнула дверь, торопливо застегнув перед этим верхние пуговички на своей строгой блузе.
— Гриша, ты неправильно меня понял, я не это имела в виду, — начала она и вдруг осеклась.
Прямо перед ней стояла Алла Белая — с безупречным вечерним макияжем, в обтягивающем длинном платье из тонкой шерсти интеллигентного винного цвета, ослепительная, холодная, совершенная… Даша в очередной раз восхитилась — эта женщина умудрялась быть похожей на картинку из модного журнала, даже находясь в деревне.
— Алла Михайловна?
— Войти можно? — Не дожидаясь, Алла переступила порог и брезгливо поморщилась: — Господи, ну и бардак. Знаешь поговорку — беспорядок в комнате, — значит, беспорядок в душе!
— В моей душе полный порядок! — бодро улыбнулась Даша.
— Сомневаюсь. Впрочем, поэтому и пришла.
Даша насторожилась. При чем тут душевный порядок? Она-то была уверена, что Aллa пришла к ней затем, чтобы похвалить гримершу за ответственный подход к съемкам, за оправданный риск…
— Вообще, прежде всего я хотела бы тебя поблагодарить, — Алла села на единственный свободный стул и закинула ногу на ногу, — за ответственный подход к съемкам. За оправданный риск.
Даша невольно рассмеялась.
— Что смешного? — нахмурилась режиссерша. — Вообще-то я имела в виду, что любой хороший работник поступил бы на твоем месте точно так же.
— Спасибо, Алла Михайловна.
— Но главное не это. Не сочти меня наглой, но… у тебя что-то есть с Гришей Савиным?
— Что… я… — Даша растерялась, но быстро взяла себя в руки. — Я думала, что это мое дело. По-моему, воздержание не входит в мой контракт.
— Не хами, — миролюбиво сказала Алла, — я тебя предупредить хотела, дурочка. Я тебя опытней и старше почти на десять лет. Не удивляйся, я знаю, что выгляжу моложе но, тем не менее, не собираюсь, скрывать свой возраст. Это было бы глупо.
— Наверное, — согласилась Даша, — но при чем тут Гриша-то?
— Гриша совсем не такой, каким кажется. Я его довольно давно знаю. Ловелас. беспринципный и беспардонный. Может разбить тебе сердце, извини, что так пошло выражаюсь.