— Ты просто завидуешь, — усмехнулась Даша.
— Я?! Завидую?! — взвилась Верка.
Даша удивленно на нее посмотрела. На самом деле она просто пошутила — подруги с детства любили безобидно подкалывать друг друга. Но, на этот раз, язвительная реплика попала точно в цель — как говорится, в самое яблочко. Верка действительно ей позавидовала — как же так, незаметная Дашка, героиня второго плана, домохозяйка и классическая неудачница, будет работать в кино и даже получать больше, чем она, красивая и талантливая Вера?!
— Ну, скажешь тоже, — передернулась Вера, — было бы кому завидовать. Старая дева! Без образования и карьеры! Единственный раз в жизни повезло — бросили ей работу, как собаке кость! Да весь класс знает, что ты была влюблена в Веденеева, бегала за ним. А теперь у меня с ним свидание, вот ты и позавидовала!
— Вер, ты что? При чем тут Веденеев? Когда это было? — удивилась Даша.
— В старинные года! — огрызалась Вера. — Правильно сделал Суздальцев, что тебя бросили! — Подруга тут же осеклась, поняла, что переборщила, но было уже поздно — Дашино лицо потемнело, словно африканское небо перед близкой грозой.
Опасная тема. Об этом никогда нельзя говорить. Верка это прекрасно знала. О чем угодно — только не о Суздальцеве.
…За окном бежали тени — домов, людей, машин. Даша хмуро и, пожалуй, чересчур пристально вглядывалась в расплывчатую грязь московских улиц Леша Суздальцев… Взрослый мужчина с лицом нашкодившего ребенка, человек-ураган, человек-обман.
Он мечтал стать великим путешественником. Вечно носился по городу с какими-то картами под мышкой. Однажды купит металлоискатель и заявил, что под Москвой зарыты клады фараонов. Целые дни проводил в пыльных архивах, срисовывая какие-то схемы, слонялся по пыльным летним бульварам, вооружившись транспортиром и компасом. «Мы станем миллионерами! — с придыханием говорив он снисходительно посмеивающейся Даше. — Мы поселимся в шикарном семиэтажном коттедже на берегу океана, я куплю тебе брилльянты!» «Зачем мне брилльянты на берегу океана! — смеялась она. — Сойдет юбочка из лиан и ожерелье из тропических цветов!»
В итоге клада он, разумеется, не нашел.
Он сам сконструировал воздушный шар (правда, немного ошибся в расчетах и шар не взлетел — даже на полметра), он сам построил плот из пивных банок, он мечтал сконструировать крылья и спланировать на них с крыши тринадцатиэтажного дома.
Вечерами он сидел над своими картами, что-то бормотал, лихорадочно щелкал калькулятором — к кругосветному путешествию готовился.
Они познакомились, когда Даше едва исполнилось двадцать пять. Она уже давно считала себя старой девой, работала секретаршей в рекламном агентстве, носила хвостик на затылке и очки со стеклами без диоптрий — просто так, для солидности.
Даша точно помнила — это случилось двадцать девятого декабря. Мама отправила ее за елкой.
Пощипывающий кожу мороз, мерцающий в светлых пятнах фонарей снег, переполненный елочный базар… «Потратиться на нормальную елку или просто насобирать веток и красиво расставить их по вазам?» — мучительно соображала она. С одной стороны, елка — это непреходящее детство. Под елкой таинственный Некто оставляет по ночам долгожданные подарки, а под ветками — не факт. С другой стороны, у нее осталось всего ничего. А еще надо купить подарки папе и Верке. Хотя бы какую-нибудь мелочь, но купить!
— Вы, наверное, великий ученый и размышляете над новым доказательством теоремы Бойля? — услышала она приятный баритон и не сразу поняла, что вопрос относится к ней.
В ожидании ответа перед ней стоял невысокий мужчина в спортивной синей куртке и смешной кроличьей ушанке, лихо заломленной на одно ухо. Он широко улыбался, а на его загнутых ресницах таяли блестящие снежинки.
— Не было такой теоремы, — удивилась Даша, — по крайней мере, я не слышала. К точным наукам я отношения не имею.
— Ну, тогда задумались о судьбах мира? — не отставал навязчивый собеседник.
— Может быть. — Даша наклонилась и подняла с земли пушистую елочную ветку. Она уже приняла решение — надо насобирать веток. Что она, маленькая что ли, тратить деньги на елку? Все равно Дедов Морозов не бывает!
— А вы уверены? — удивился тип в ушанке, и Даша со стыдом поняла, что произнесла последнюю фразу вслух. — Я, если честно, всегда в них верил. И до сих пор верю… Но вообще-то я спешу.
— Вот и спешите! — ответила смущенная Даша, подбирая еще одну приглянувшуюся ей веточку. Но мужчина не ушел.
— Я не буду просить у вас номер телефона — это пошло, — сказал он, — и до дома провожать вас не буду. И даже нс спрошу, как вас зовут.
— И не надо, — удивилась она, оглядываясь по сторонам: нет ли поблизости милиционера? Мало ли что на уме у этого типа! Привязался к ней — а уже темнеет. Конечно, вокрут полно народу, но у нас такие люди, будешь кричать — а они только разбегутся!
— Я только хочу сделать вам подарок! — И он потряс перед ее лицом небольшой ладной елочкой. — Просто подарю вам ее к празднику. А я все равно встречаю Новый год один, зачем мне такая?
— Но вы же ее зачем-то купили! — удивилась Даша.
— А я ее не купил, — он подмигнул ей и заговорщицки прошептал, — я ее украл!
Девушка в ужасе отшатнулась. Надо же — связалась с уголовником, завела с ним беседу. Надо немедленно отсюда уходить.
— Эй! Я пошутил! — Он догнал Дашу и уверенно вложил елочку в ее руки. — Осторожно, не уколись.
— Да не нужна мне ваша елка! — Она раздала руки, и деревне упало на рыхлый снег. — Отстаньте!
— Жалко елочку, — он не стал её догонять, просто кричал вслед, — подберут се какие-нибудь бомжи и будут исполнять вокруг нее алкогольные пляски!
Почему? Почему, почему?! Почему она не ушла, не убежала со всех ног? Зачем она вернулась, взяла елку, спросила его имя, сказала свое? Почему нс поступила как обычно, не спрятала дурную свою голову в песок (вернее, в грязноватый московский снег)? Неужели надеялась, что и ей может когда-нибудь повезти в любви? Может быть, решила, что она смеет рассчитывать на женское счастье? Выйти замуж, родить детей (двоих, а лучше троих), нежно водить утюгом «Тефаль» по накрахмаленному воротничку чьей-то белоснежной рубашки? Растворять кубики «Maгги» в весело бурлящем кипятке и с улыбкой приглашать кого-то к столу?
Новый год они встречали вместе. Вдвоем — в его однокомнатной квартире. Верка смертельно на нее обиделась. Мама кричала на нее три дня, папа хранил из педагогических соображений суровое молчание. А она никого не послушала, поступила по-своему. («Не трогайте меня, мне двадцать пять!») И теперь будет расплачиваться за проявленную тогда самостоятельность всю жизнь. Ну, или, по крайней мере, большую ее половину.
— Верка? — хмуро позвала Даша. — Вер, ну зачем ты так? Зачем о нем напомнила?
Но подруга не ответила. Так они и доехали до самого дома — молча. И Верка тотчас нырнула в подъезд — даже не попрощавшись. А Даша поплелась к себе — перепрыгивая через подернутые тонким льдом лужи — благо жила она в соседнем подъезде.
Вечером Вера так и не позвонила. Не объявилась она и на следующий день. И в четверг. И в пятницу. Теперь уже Даша обиделась на завистливую Агееву. «Ну и ладно, обойдусь, — думала она. — Тоже мне, принцесса, бизнес-леди. И никакая я не старая дева — на Западе сейчас вообще никто не выходит замуж раньше тридцати!»
Зато в пятницу утром ей позвонила Маша Кравченко.
— Эй, Громова, ну ты даешь! — игнорируя приветствие, сказала она. — Я думала ты мне сама позвонишь. А ты так подводишь — я уж и сомневаться начала, правильно ли сделала, что тебя пригласила.
— Правильно, не сомневайся, — заверила ее Даша, — я как раз сейчас собиралась тебе звонить. Я прекрасно помню, что сегодня у нас летучка.
— То-то же. Знаешь, где находится Киностудия имени Горького? На улице Эйзенштейна. Подваливай туда часикам к пяти. Четвертый корпус, самый дальний, который со стеклянными стенами. Третий этаж, комната триста два. Там наш офис. Покажу тебе всех. И не забудь паспорт, его надо отдать администратору для покупки авиабилета в Адыгею. Ну ладно, я пошла, меня тут зовут.
— Постой, Маша, — почти закричала Даша, — а что мне надеть?
— Надеть? — насмешливо переспросила Кравченко. Вечернее платье с голым плечом и декольте до пупка.
— Правда? — ужаснулась Даша. — Но…
— А ты как думала, дурочка? Ты же в кино собираешься работать, а не в доме культуры спального района. Здесь все так ходят, в другом виде тебя и не пропустят на киностудию.
— Ладно, — вздохнула Даша, — поищу что-нибудь. А ничего, если на мне будет мини-юбка и блестящая майка на лямочках? Это самое нарядное, что у меня есть.
— В самый раз, — успокоила Маша.
— Ну ладно, тогда я пошла собираться. Пока, до встречи?
— Эй, Громова, — крикнула Машка, когда Даша собиралась положить трубку, — надеюсь, ты поняла; что я пошутила? Насчет костюма?
— То! Это была шутка, поняла? Приходи в чем хочешь! Хоть в драных джинсах!
— Точно?
— Точнее некуда! Увидимся! — И энергичная Машка повесила трубку.
Даша посмотрела на часы. Половина третьего. Час она потратит на дорогу, значит, у нее есть всего полтора часа, и за это время надо успеть привести себя в божеский вид. Даша знала, что неудобно идти устраиваться на работу в старых джинсах и растянутой кофточке. Тем более если речь идет работе в кино. Ну и пусть, что она будет простым гримером. Все равно надо выглядеть не хуже остальных — ну хотя бы в свой первый рабочий день.
Она подошла к огромному платяному шкафу и, открыв тяжелую дверцу, задумчиво уставилась внутрь. Кошмар! Только она так могла — дожить почти до тридцати лет и не собрать прилично го гардероба. Даша всегда была равнодушна к одежде. Летящим юбкам и модным шпилькам предпочитала практичные джинсы и теплые, уютные свитера.
Правда, у нее есть целых два деловых костюма. Один — поскромнее, темно-серый, со строгим двубортным пиджаком — его Даша купила позапрошлой зимой на распродаже. Другой костюм сложно было назвать деловым, поскольку он был ярко-желтого цвета, к тому же сомнения вызывали приталенный коротенький пиджак и юбка на три ладони выше колена. Этот костюм Даша сшилa сама — по выкройке из какого-то женского журнала, да так ни разу и не надела. «Надену желтый!» — решила она. Все-таки люди, работающие в кино, — это богема.