— Очумела, мать? — возмутился Митенька. — В монастырь меня решила упрятать?!
— Я все сказала. Понимай как хочешь.
— Ну вот. А я-то собирался тебя обрадовать.
Она демонстративно отвернулась к окну и принялась поправлять веточки на идеально ухоженной герани. Старая герань досталась ей от мамы — сама бы Алла ни за что не поселила бы у себя дома столь немодное растение.
— Обрадовать тебя хотел! — повторил Митенька. — У тебя, похоже, завелся преданный ухажер.
— Заводятся тараканы.
— Я заглянул в почтовый ящик и нашел там конверт. Незапечатанный. Ну я раскрыл его и обнаружил вот что. — Сын вытащил из кармана мятый, грязный листок.
— Что это за гадость? — Алла брезгливо, двумя пальцами, взяла протянутую ей бумагу.
— Ну, извини, мама. Я его вообще-то уронил пару раз, пока сюда нес. Ты же помнишь, в каком состоянии я был!
— Странно, что ты сам это помнишь, — пробормотала Алла, разворачивая бумагу.
Это было письмо от Ярослава Мудрого. На пяти с лишним страницах Ясик коряво объяснялся в любви. Не дочитав послание до конца, Алла выбросила бумажку в мусорное ведро.
— Ты что делаешь, мама? — удивился Митя. — Хороший же му-жик, по-моему!
— А ты-то откуда знаешь? Прочитал, что ли?
— Глянь, — сын показывал ей на кого-то сквозь занавеску, — он у тебя под окнами всю ночь простоял, наверное.
Алла отдернула полупрозрачную занавеску. Прямо под ее окнами, на кособокой лавочке устроился Ярослав. Должно быть, он просидел здесь всю ночь — его пиджак помялся, а сам мужчина крепко спал, уронив растрепанную голову на колени.
ДАША И АЛЛА
Она проснулась рано — еще не было семи. Протянула руку и мягко погладила лежащего рядом с нею человека. Она так и не привыкла, что теперь в ее кровати ежедневно спит мужчина. А если быть более точным — это она просыпается в его кровати.
Стройное мускулистое тело. Крепкие длинные ноги. Шикарный загар. Мягкие волосы. Он необыкновенно хорош собой. И кажется, влюблен в нее — нет, действительно, влюблен.
Когда это началось? Как это получилось? История их отношений напоминала вульгарный анекдот. Вроде бы это было в Адыгее, в крошечном горном поселке Гузерипль. Кажется, она, Даша Громова, была чем-то до слез расстроена. Она бежала в поисках спасительного одиночества и невероятно каким образом угодила в его объятия.
— Я знаю, ты плачешь, потому что любишь меня! — сказал тогда Максим Медник. — Пожалуй, еще никто не любил меня так, как ты. Наверное, у нас могло бы что-нибудь получиться.
Она бы рассмеялась, если бы ей так не хотелось плакать. Она бы оттолкнула его, если бы у нее хватило сил. Она бы непременно сказала что-нибудь обидное и резкое, если бы нашла слова.
Но все случилось как случилось. Она позволила ему приобнять себя за плечи увести в свой номер. У него было тепло, и она сняла свой легкий летний свитер. А потом и платье сняла — не без его, разумеется, помощи. Ей запомнились его руки — красивые и крупные на ее красноватом от чрезмерного загара теле.
Короче, когда она, наконец, пришла в себя, они лежали рядом абсолютно голые.
— А ты горячая девушка! — улыбнулся Максим.
— Ты просто воспользовался моей слабостью, — вяло возразила она.
— Меня никто нс любил так, как ты.
Даша удивилась:
— А как же твои многочисленные поклонницы?
— Да нет никаких поклонниц, — устало вздохнул Медник, — кто меня знает? Я же не звезда. То есть… я мог бы ею стать, но не знаю, получится ли.
— Но письма! Ты получаешь письма! Даже в Гузерипль несколько пришло.
— Даша, не будь такой наивной, — красавчик грустно улыбнулся, — эти письма пишу я сам.
— Как это?
— А вот так. Меняю почерк и пишу.
Она не выдержала и рассмеялась, поражаясь этой самолюбивой глупости. А он, вопреки ожиданиям, не обиделся и тоже рассмеялся в ответ.
В течение следующего часа Даша Громова сделала для себя несколько удивительных открытий. Во-первых, Максим Медник — отнюдь не глупец, скорее заложник собственного имиджа.
— Я хотел бы быть комедийным актером, — признался он Даше, — но все привыкли, что я играю мачо. Если я не буду мачо, то меня не купят.
Во-вторых, красавчик оказался необыкновенно ранимым человеком.
— Знаешь, как мне обидно иногда. Вот Гришка Савин никакой, если честно, актер, а ему однажды пришло письмо от девчонки!
А потом вообще случилось нечто из ряда вон выходящее. Съемки отменили, Алла Белая покинула Гузерипль.
Даша заволновалась — то, что началось как банальный курортный роман, должно либо иметь пышное московское продолжение, либо оборваться вмиг.
«В самолете он извинится и скажет, что еще не дозрел до серьезных отношений. Или скажет, что не достоин меня. Или… что еще говорят в таких случаях мужчины? Это будет конец. Я окончательно разочаруюсь в мужиках и умру старой девой. Все поднимут меня на смех».
Но ничего подобного Максим Медник не сказал.
В самолете он уселся рядом с нею, купил для нее какой-то глянцевый женский журнал. И до дома проводил — когда они уже прилетели. А вечером предложил прогуляться по Москве.
Через неделю они стали жить вместе. Нет, она вовсе не была влюблена в Максима Медника. Просто понимала — вряд ли ей еще раз подвернется такой шанс: выйти замуж за человека, при виде которого все подружки будут пускать слюнки. В конце концов, это было чисто женское самолюбие.
Даша была плохой хозяйкой. Привыкшая к родительской заботе, она никогда не готовила ничего сложнее яичницы. Но, как выяснилось, Максим Медник был отнюдь не избалован женской заботой. Он с радостью ел приготовленные ею бутерброды, и пригоревшую яичницу тоже ел. Хотя чаще они обедали в ресторанах.
Каждое утро Максим вставал в половине восьмого утра — для того, чтобы успеть в тренажерный зал. Возвращался оттуда в одиннадцать, раскрасневшийся и потный, завтракал низкокалорийными йогуртами. Даша только вздыхала — надо же, какая у него сила воли! Сама она валялась в постели до двенадцати и питалась бутербродами с колбасой и шоколадными конфетами.
И только через несколько недель Даша поняла, что сила воли тут ни при чем. Просто Максим Медник боготворил свою внешность. Он горько плакал в кресле стоматолога но, тем не менее, был готов терпеть любую боль, если речь заходила о красоте. Он стоически выщипывал перед зеркалом брови, он посещал солярий и маникюрный кабинет.
А однажды Максим, окончательно освоившись, заявил Даше:
— Слушай, у меня сегодня кастинг. Меня хотят пригласить на роль в одном фильме. Не могла бы ты меня накрасить?
— Что? — усмехнулась она. — Это шутка, да? Ты же не на съемки идешь! Там наверняка есть гример, который тебя припудрит.
— Да, но мне необходим тональный крем, чтобы кожа выглядела ровной, — без тени юмора заявил Максим, — и тушь, подчеркнуть длину ресниц. И румяна тоже.
Конечно, Даша выполнила его просьбу. Она даже почувствовала что-то вроде вдохновения — ее руки порхали над загорелым лицом Максима. Через несколько минут его и без того безупречное лицо стало выглядеть как настоящее произведение искусства. Никто бы и не заподозрил, что Максим довольно сильно накрашен. Даша использовала самый легкий грим — чтобы добиться эффекта свежего лица.
— Спасибо, малыш. — Он поцеловал ее в щеку, вернее, поцеловал воздух возле ее щеки. Видимо, боялся смазать тональный крем.
— Пожалуйста. — Даша смотрела на его лицо и с удивлением думала, что нет ничего уродливее совершенства.
И все-таки она продолжала жить в его квартире.
Конечно же она познакомила Максима со своими родителями. И, кажется, он им понравился. А может быть, они просто обрадовались тому, что у великовозрастной незамужней дочери наконец-то появился кавалер.
А через две недели, после того как Даша вернулась из Адыгеи, позвонила Верка Агеева.
— Вера? — удивилась Даша. — Откуда у тебя мой новый номер?
— Мама твоя дала. А ты, мать, совсем, видно, возгордилась. Не звонишь, не интересуешься! А у меня, может, в жизни большие перемены!
— Да ты что! И какие же?
— Да нет никаких перемен, — вздохнула подруга, — я же сказала «может быть»… Л я про тебя все знаю. У тебя шикарный мужик, красивый и богатый. Мне твоя мама похвасталась.
— Мы, наверное, поженимся! А хочешь, приезжай сегодня к нам в гости, сама на него посмотришь! — вежливо предложила Даша.
— Конечно, хочу, — быстро согласилась Верка, — через два часа буду, — и повесила трубку.
Даша вздохнула и подумала, что надо бы прибраться. Да и переодеться не мешало бы. Подумав, она достала из шкафа совершенно новое ярко-алое платье — последний подарок Максима. Верка так любит яркое, она просто умрет от зависти! Даша напялила платье и повертелась перед огромным зеркалом — в квартире Медника везде были зеркала. Да, к такому платью нс подойдут домашние тапочки, придется втискивать ступни в туфельки на тончайшем каблучке. Именно так она и собиралась нарядиться на презентацию нового клипа Аллы Белой. Наверное, и макияж придется сделать. Впрочем, зачем производить впечатление? На кого? На Верку, подружку детства?
И Даша решительно сменила дорогое платье на тривиальные джинсы и застиранную светлую футболочку.
А вот Верка Агеева вырядилась так, будто бы собиралась на прием к английской королеве. Обтягивающее черное платье — строгое спереди и глубоко декольтированное сзади, туфли на шпильке, изящная миниатюрная сумочка. В общем, Максим Медник уставился на Дашину гостью с явным интересом. И даже сказал ей:
— Вы такая красивая. Даша даже не говорила мне о том, что у неё есть такие подружки!
Верка раскраснелась и смущенно заулыбалась.
— Даша у нас вообще молчунья. Опа и мне не сказала, что у нее такой красивый бойфренд! Вы прямо как с обложки журнала!
Лицо Максима раскраснелось. Даша никогда нс баловала его такими комплиментами.
— Ну, у меня профессия такая, я же актер, — несколько смутился он.
— Да что вы говорите? Никогда нс видела живого актера, — бесхитростно заявила Верка, — хотя я должна была сразу догадаться. Такое выразительное лицо, такая факту