Так не хочется в очередной раз ударить в грязь лицом.
— Куда это ты, Даш, намылилась? — подозрительно спросила ее мама.
— На работу устроилась, — скромно сообщила Даша.
— Да ты что?! — обрадовалась мама. — А куда?
— В кино, — не без гордости пояснила дочь, — гримером. Скоро поеду со съемочной группой на натуру. А сегодня у меня первый рабочий день.
— А ты уверена, что правильно оделась? — засомневалась мама.
Даша промолчала. Конечно, она была уверена. Этот желтый костюм так ей идет, не беда, что она одета немного не по погоде. А то, что она накрасила глаза фиолетовым — ну и что, Верка всегда так красит. И называет это — стиль гламур. Наверное, Верка все-таки права. Раз она собирается работать гримером, то и выглядеть, должна, как шоколадка «Баунти». Конечно, многие скажут, что вечерний макияж неуместен в ярко освещенном офисе. А что поделаешь, если Дашино лицо — это витрина!
Вот и колготки в сеточку, которые Верка Агеева подарила ей на позапрошлый Новый год, наконец пригодились… Теперь она выглядит, как заправский киногример — ярко, богемно, сексуально.
Даша решила поехать на новую работу на такси — теперь она может позволить себе маленькие дамские слабости. Для человека, который привык экономить на всем, четыреста долларов — целое состояние.
Первый же автомобиль остановился возле голосующей Дарьи Громовой. За рулем сидел немолодой брюнет с красным полным лицом. Он внимательно посмотрел на торчащую из-под пуховика желтую юбку и объявил:
— Полторы.
— Что — полторы? — не поняла девушка.
— Полторы штуки. За два часа.
— Ну… это слишком дорого… Я думала, что это стоит сто пятьдесят, ну максимум двести, — растерялась Даша.
— Да пошла ты? — неожиданно взвизгнул мужик, при этом его тройной подбородок негодующе вздрогнул. — Двести баксов за такую кралю, как ты! — И он нажал на газ. Резко стартанувшая машина облила ее холодной серой жижей из придорожной лужи.
«Идиот какой-то! — пожала плечами Даша. — Вот ведь страна, выдают права кому попало…»
Следующим остановившимся авто оказалась темно-вишневая иномарка. Ее водитель обладал «лицом кавказской национальности», малиновым кашемировым пальто и массивной золотой цепью на мускулистой груди. Рядом с ним сидел, похоже, его однояйцевый близнец — та же смуглая кожа, те же черные блестящие кудри и тот же огромный золотой ошейник. Даша попятилась.
— Ммм… Я не могу сесть к вам в машину. Вас двое, — вежливо улыбнувшись, отказалась она. — Вы не обижайтесь, я ничего не имела в виду, но сами понимаете… Сейчас такое опасное время, лучше* всегда перестраховаться.
Однояйцевые близнецы переглянулись и заулыбались.
— Понымаэм, — сказал один из них с сильным кавказским акцентом, — нэ волнуйса, да? Мы с братэллой, да? Тэбя на три часа возмем, да? Двэсти баксов, да?
— Нет, — машинально ответила Даша.
— Чэтырэста! — не сдавались любители продажной любви.
Женщина молча развернулась и быстро пошла по направлению к метро. Она, наконец, поняла — да ее же приняли за проститутку! Это неожиданное открытие ничуть не оскорбило Дашу Громову. «Вот деревня, — подумала она, — что они, никогда о стиле гламур не слышали, что ли?»
Даше не пришлось искать комнату триста два в четвертом корпусе Киностудии имени Горького — на проходной она встретила саму Машу Кравченко. Маша, одетая в черные джинсы и белоснежную коротенькую курточку, выглядела великолепно.
— Эй, Громова! — закричала она. — Иди сюда, опаздываем… А я тебя сначала и не узнала. Подумала, что ты одна из тех. — Она кивнула куда-то в сторону. Даша обернулась и увидела пеструю толпу гротескно накрашенных женщин, одетых в какие-то яркие тряпки.
— Кто это? — шепотом спросила она.
— Не пугайся, здесь нет подпольного публичного дома, улыбнулась Маша. — Все они пришли пробоваться на роль проститутки к Швахштейну. Меня, кстати, тоже приглашали, но пришлось отказаться — мы же уезжаем.
— Ну, спасибо, — обиделась Даша, — ты считаешь, я похожа на проститутку? Вообще-то это называется стиль гламур. Так сейчас все ходят в Париже… и в Милане, — вдохновенно врала девушка.
— Ну-ну. А ты когда в последний раз была в Париже? — невинно полюбопытствовала Маша, и уязвлённая Дарья предпочла уклониться от прямого ответа.
В триста второй комнате было накурено и многолюдно.
— Сейчас тебе всех покажу, — зашипела Маша. — Вон там, смотри, по мобильнику болтает, в длинных сапогах, — это наша главная. Режиссер и продюсер Алла Белая. Жуткая стерва.
Даша украдкой посмотрела на Аллу Белую. На вид лет тридцать, очень красивая, глянцевые черные волосы уложены, как у Умы Турман в «Криминальном чтиве», одета в простое черное платье и высокие замшевые сапоги. В длинных загорелых пальцах с острыми наманикюренными ногтями крошечный серебристый мобильник — на вид сущая игрушка, однако Даша знала, что стоят такие не меньше пятисот долларов. В следующую секунду телефончик вдруг заговорил препротивным механическим голосом: «Возьмите трубку, пожалуйста, возьмите трубку!»
— Заткнись, урод, — пробормотала Алла и пощелкала кнопками. — Але… Да. Да. Дурак ты, милый. Не хочу я идти ни на какую премьеру. Хочу просто отдохнуть. Закажи столик в «Максиме». Нет, лучше в «Метрополе».
Разглядывая властную красавицу, Даша инстинктивно приосанилась, втянула живот. Алла Белая выглядела, как картинка из дорогого глянцевого журнала. Именно такой в глубине души мечтает стать каждая женщина — уверенной в себе, стильной, успешной. «Наверное, мне никогда не стать как она, — вздохнув, подумала Даша. — А ведь мы с ней, должно быть, ровесницы».
— Чего ты так на нее уставилась? — зашептала Машка. — Она не любит, когда ее рассматривают. Вон лучше смотри — справа от тебя наш главный герой. Максим Медник. Местный секс-символ, наверняка начнет и к тебе подкатывать, хотя… — Подруга с сомнением посмотрела на сетчатые колготки, торчащие из-под самодельной желтой юбки.
Максим Медник был необыкновенно, просто нереально хорош собой. Легкий загар (такой не получишь, перекапывая картошечку на подмосковном огороде), вьющиеся блондинистые пряди, зеленые, какого-то русалочьего оттенка глаза, модная ныне двухдневная небритость — все это делало его похожим на задумчивого ковбоя из рекламы известных американских сигарет.
— А вот там, у стенки, стоит Гришка Савин. Тоже актер. Одна из главных ролей.
Даша посмотрела на актера и вздрогнула от неожиданности. «Леша! — Ее взгляд панически заметался по комнате. — Надо отсюда уходить!» Актер, казалось, заметил ее внезапное смятение и вежливо улыбнулся незнакомой девушке в кричаще-желтом костюме. Ну конечно, это не он. Она просто перепутала — как всегда. Какая же она идиотка — Маша ведь ей русским языком сказала — артиста зовут Гриша Савин. Просто очень похож. Невысокий, одетый в потертые джинсы и черный свитер, с какими-то рассеянными серыми глазами. Он немного напоминал молодого Есенина — такой же простой и романтичный.
И Лешка Суздальцев тоже был похож на Есенина. Даша неоднократно ему об этом говорила. Лешке такое сравнение льстило. Он даже пытался декламировать «Черного человека» — с выражением, с подвыванием в соответствующих местах. А однажды, будучи в гостях, невозмутимо высморкался в скатерть. («А что, твой идеал, Есенин, так всегда и поступал!» — заявил он. «Мой идеал — ты, а не Есенин, а он просто на тебя немного похож…»)
Он был сумасшедшим, этот Лешка Суздальцев. Любил играть в снежки, любил ходить с ней на танцы… Как подросток, честное слово. Подарил ей однажды… живого кролика.
— Ну, куда же я его дену? — Даша смеялась, прижимая к щеке дрожащее животное. — Отдам в детский сад, пусть детишки радуются, — говорила она, уже зная наверняка, что никому лопоухого не отдаст — даже под страхом смерти, даже если ее будут пытать раскаленным утюгом.
Они назвали зайчика Сережей — в честь Есенина. А Суздальцев фамильярно звал его Сержем — и кролик на него совсем не обижался. А прошлой весной зайчик умер, — оказывается, карликовые кролики долго не живут.
Даше очень понравился Гриша Савин. «Он совершенно не похож на остальных здесь, — подумала она, — такой простой, а ведь тоже актер, даже играет главную роль. Мне бы хотелось с ним познакомиться. У него лицо гораздо мягче, чем у Лешки. Наверное, он хороший человек, в отличие от Суздальцева… Кто знает, может быть, когда-нибудь мы…»
— Эй, даже не думай об этом! — одернула ее Маша Кравченко. — Гришка мой, я с ним уже четыре месяца сплю… Ладно, не обижайся, на него все новенькие заглядываются, Максим вот жутко злится и не понимает почему. А я могу объяснить: просто Гришка — обаятельный. В нем есть изюминка, харизма. Ты меня понимаешь?
— Вполне, — ответила Даша, а сама подумала: «Ну почему, почему если мне встречается кто-нибудь приличный, так он обязательно оказывается уже занят?» — Ты больше никого не хочешь мне показать?
— Пожалуй, нет. Ладно, помолчим, похоже, мадам Белая хочет что-то сказать!
Алла Белая действительно уже закончила свой важный телефонный разговор и вышла аккурат на середину комнаты.
— Господа, прошу внимания. — Она говорила едва слышным полушепотом, но все, как по команде, замолчали и уставились на женщину. — Кстати, посторонних я попросила бы покинуть офис. Девушка в желтом, я вас имею в виду.
— Я новый гример, — вякнула Даша. Почему-то ее голос прозвучал неестественно тонко.
— Гример? — Алла насмешливо приподняла левую бровь и совершенно беззастенчиво оглядела Дашу, которой немедленно захотелось спрятаться под стол. — Ну… ладно. Тогда можно открыть наше собрание. Начну я с неприятной новости. Нам сократили смету. Снимать будем не на кинокамеру, а на телевизионную — «Бетакам».
Все загалдели. На камеру «Бетакам» снимаются только дешевые телесериалы, снимать кино на телекамеру — это моветон.
— Замолчите, — поморщилась Алла, — потом пленка будет заретуширована под кино. Только профессионал высокого класса и отличит, зритель — никогда. Улетаем мы, кстати, не двенадцатого апреля, а через три дня, десятого. Летим я, Маша, Максим, Григорий, операторы, осветители, техник и девушка в желтом. Остальные в съемках на натуре не участвуют.