И вдруг придумалось! Дима подсел ближе и зашептал:
— Калитка — это потому, что тут живет волшебник… Джиахон Фионаф…
— Ой! — крикнула Маруся.
— Ты чего?
— Очень страшное имя… — пробормотала Маруся.
— А он сам ещё страшнее! — Дима захлебнулся. — Он такой страшный, такой страшный! Большой, как вон та ёлка, глаза как сковородка, и на голове перья…
Маруся и Вовка сели близко-близко к Диме и притихли. А у Димы вихрем закружились мысли в голове, и всё стало само придумываться, придумываться…
— По-вашему, это лужайка? А на самом деле это всё — за́мок Джиахона Фионафа. Только днём за́мка не видно, ни ограды, ни стен, а видна только калитка. А в девять часов вечера сам Джиахон Фионаф стоит у калитки и всех ловит, кто проходит…
— И ест? — спросил Вовка шёпотом.
— А это — как ему вздумается. Кого съест, а кого и отпустит. А руки у него чёрные, и на каждом пальце по штыку, как у винтовки.
— А ты… не врёшь? — еле слышно спросила Маруся.
— Ну вот! Зачем мне врать! Я сам его видал…
— Ну-у?! — Маруся прижалась к Диме.
— Конечно, сам видал! — захлёбывался Дима.
— Когда?!
— А вот помнишь, я к вам прибегал вечером, мама присылала. Бегу назад — а уж девять часов было, — а он стоит. У самой калитки. Поймать меня хотел, да я увернулся. А он мне кричит: «Если ещё раз попадёшься, поймаю и съем! И если болтать будешь, тоже съем». Ну, вот я и молчал…
— Мы никому не скажем! — уверила Маруся.
— Мы никому не скажем! — повторил Вовка.
— Конечно! — шептал Дима. — Ведь если вы скажете, вы меня погубите. И себя тоже. Видите, вон ворона сидит. Вы думаете, — это ворона? Это слуга Джиахона Фионафа. Она вот всё слушает, что говорят, а потом Джиахону Фионафу рассказывает…
Маруся ахнула.
— А она не слышала, что ты нам сказал?
Дима покачал головой.
— Нет, она же далеко, а мы говорили шёпотом. А потом, днём Джиахон Фионаф ничего не может. Только с девяти часов.
— А где же его за́мок? — спросила Маруся.
— Вот тут, везде. — Дима широко развёл руками.
Маруся и Вовка со страхом посмотрели на лужайку. Лужайка была такая весёлая, ярко-зелёная, через неё бежала жёлтая дорожка, а по дорожке мелькали между тенями деревьев солнечные зайчики. А среди лужайки торчала из земли серая, угрюмая калитка — дверь в невидимый за́мок Джиахона Фионафа.
С этого дня Диме больше не было скучно на даче. И Вовка, и Маруся слушались его. Он хотел играть в казаки-разбойники, — играли в казаки-разбойники. Он хотел играть в пограничников, — играли в пограничников. А когда Маруся заикалась про игру в папу-маму или в куклы, Дима таращил глаза и шептал:
— Джиахон Фионаф не выносит, чтобы маленькие играли в больших… А ты видела, сколько сегодня ворон в саду?
И Маруся превращалась в разбойника.
Один раз, правда, она робко спросила:
— А как же? Ведь разбойники тоже большие. И в них, значит, нельзя?
Дима очень рассердился.
— Это же совсем другое дело! Это же не папа-мама!
И Маруся успокоилась.
Когда Диме надоедало играть, он уходил в сад и придумывал новое о Джиахоне Фионафе. Теперь он искал Джиахона Фионафа везде. Сидел на своём любимом бугре над прудом и старался разглядеть подводных слуг Джиахона Фионафа. Лежал в траве на спине и сквозь ветки деревьев смотрел, как по синему небу бежали белые облака, и в этих облаках искал страшное лицо Джиахона Фионафа. А потом рассказывал малышам, как из облака в пруд что-то упало и из пруда высунулась огромная-огромная, — во-от такая! — рыба и поклонилась облаку… Наверное, на облаке ехал сам Джиахон Фионаф!
Маруся и Вовка жались к Диме и слушали, разинув рты. А обе мамы очень удивлялись: раньше, бывало, никак не загонишь ребятишек вечером из сада, а теперь малыши сами следили, чтобы к девяти уже непременно быть дома.
Но не всё, о чём думалось Диме, рассказывал он Марусе с Вовкой. Они же ещё малыши, разве они поймут, как Диме хотелось бы быть сильным-сильным и смелым-смелым, и вот сразиться бы со страшным Джиахоном Фионафом, и победить его, и заставить служить себе… Дима освободил бы всех пленников, заточённых в невидимом замке злого волшебника, и заставил бы его сделать этот за́мок видимым, и заставил бы его снести противную старую калитку, а на её месте высились бы красивые высокие ворота, и Дима поселился бы сам с мамой, папой и Вовкой в этом замке и поселил бы в нём всех, кого обидел и обездолил жадный Джиахон Фионаф, и роздал бы Дима им все несметные сокровища из замка… А потом… потом Дима узнал бы от побеждённого великана секрет, как становиться невидимым, и вот тогда… ого! Сколько чудесных дел натворил бы тогда герой Дима!..
И придумывалось, и придумывалось без конца новое и новое, одно увлекательнее другого, — но этого Дима никому не рассказывал.
Однажды Дима пробирался в самой чаще сада — и вдруг остановился. Ему показалось, точно где-то пыхтит автомобиль: «Туф-туф-туф-туф…»
Дима прислушался. Странно, откуда тут быть автомобилю? Пыхтенье вдруг смолкло. Но, как только Дима двинулся дальше, — снова: «Туф-туф-туф-туф…»
Дима снова остановился. Теперь он хорошо слышал, что кто-то шевелится очень близко, у самых его ног. Он наклонился, раздвинул траву и увидел круглый, колючий комочек — ёжика. Ежик вздрагивал всем телом и, совсем как автомобиль, громко пыхтел: «Туф-туф-туф-туф…»
— Ишь ты, какой сердитый! — рассмеялся Дима, присел на корточки и дотронулся до ёжика пальцем. Ёжик вздрогнул и стал вдруг ещё круглее и ещё колючее.
«Позову Маруську с Вовкой!»
Маруся и Вовка сидели у стола на лужайке; Маруся что-то рисовала на клочке бумаги, а Вовка, весь вытянувшись, не спускал глаз с её карандаша. Дима остановился за их спинами и, задыхаясь, сказал:
— Ежа нашёл! Скорей, а то убежит! Маруська, возьми корзину, палкой его туда закатим и домой возьмём!
Маруся бросила карандаш и вскочила на ноги, но вдруг остановилась.
— А если… если этот ёж Джиахона Фионафа? — спросила она шёпотом.
— Вот глупости! Ёж как ёж, самый обыкновенный. Ну, скорей!
Маруся не двинулась с места. Вовка посмотрел на неё и сказал:
— А если этот ёж Джиахона Фионафа?
— Да нет же! — крикнул Дима.
— А вдруг?.. — прошептала Маруся.
— А вдруг?.. — повторил Вовка.
— Трусы вы! — рассердился Дима. — А я так вот…
«Карр!.. Карр!..»
Дети оглянулись. На калитке сидела ворона. Огромная, с чёрными крыльями и большим клювом. Сидела и смотрела на детей.
Маруся закрыла лицо руками и ткнулась носом в стол. Вовка вцепился в Диму.
— Ты… чего? — спросил шёпотом Дима не то Вовку, не то ворону.
«Карр!..» — крикнула опять ворона.
Вовка заревел. Ворона тяжело взмахнула крыльями, медленно поднялась, пролетела над головами детей и скрылась за деревьями.
Вовка ревел. Маруся так и застыла, уткнувшись в свой рисунок. А Дима очень громко — только голос у него немножко дрожал — сказал:
— Мы не будем трогать ежа.
Маруся вдруг подняла голову, схватила Диму за плечи, приблизила к нему лицо и страшным шёпотом сказала:
— Видишь!
На Вовкин рёв из дачи уже бежала мама. Дима только успел шепнуть Вовке:
— Не рассказывай! Скажи, ушибся!
В тот же день вечером — Вовка уже засыпал в своей кроватке, а Дима ещё сидел за столом и читал — мама сказала:
— Ах, Димочка, я и забыла, что у нас чёрного хлеба нет к ужину. А с поздним поездом может папа приехать. Сбегай-ка к хозяевам, попроси до завтра немного хлеба.
Дима вышел на крыльцо. Вечер был шумный, ветреный. Весь сад качался и шумел на разные голоса. По небу быстро-быстро мчались оборванные облака, и половина луны то пряталась в них, то вдруг выскакивала на небо и тоже как будто бежала. А по всему саду бегали чёрные тени деревьев и обрывки лунных пятен. Всё бежало; побежал и Дима, и ему казалось, что в нём, отдельно от него, бежит его сердце.
А в комнате у хозяев было очень светло и совсем не страшно. Хозяин сидел за столом и ел щи, хозяйка что-то варила на примусе, а Маруся в углу раздевала куклу. Примус громко шумел, и за его шумом не было слышно, как шумит сад. Дима перевёл дух и попросил хлеба.
— Хорошо, — сказала хозяйка, — я как раз сегодня свежий испекла. Только подожди минутку, видишь, я занята. Посиди пока.
Дима был рад, что не сразу снова идти. Он подошёл к Марусе. Но Маруся смотрела на него испуганными глазами.
— Ты что? — спросил он.
Маруся ничего не сказала, только ущипнула Диму за руку и глазами показала на стенные часы. Дима посмотрел на часы, и сердце у него чуть-чуть ёкнуло. Было без пяти девять.
У Маруси задрожали губы. Она бросила куклу и подошла к матери.
— Мама, я отрежу Диме хлеба. Можно?
— Нет, нет, — сказала мать. — Ты не знаешь, от которого. Ещё чёрствого дашь. Я сейчас…
— Мамочка, Дима… спешит…
Хозяйка обернулась к Диме.
— Дима, можешь подождать минутку?
— Мо… могу… — прохрипел Дима, не отводя глаз от часовой стрелки. А стрелка всё двигалась, всё двигалась, всё ближе, ближе к девяти.
Маруся под шум примуса шепнула Диме на ухо:
— Глупый! Зачем сказал, что можешь? А вдруг не поспеешь!
— Поспею! Ничего!.. Ты не бойся! — храбрился Дима. А сам глаз не мог оторвать от стрелки.
«Пшш-шш…» — потухал примус. Хозяйка поставила кастрюлю на стол. В полуоткрытое окно сразу ворвался шум деревьев. Хозяйка долго выбирала, от какого каравая отрезать. Дима и Маруся впились глазами в часы…
Без полминуты девять. Дима выскочил в сени, забыв поблагодарить. За ним выскочила Маруся.
— Беги! Изо всех сил беги! Поспеешь! — Толкнула в спину. Дверь из сеней на крыльцо хлопнула за Димой. У Маруси в сердце что-то крутилось, точно волчок.
— Маруся! Иди же кашу есть!
Маруся села за стол, взяла ложку.
«Бам!» — первый удар часов. Маруся вздрогнула. Нет, Дима, конечно, уже пробежал мимо калитки… Три, четыре, пять… Конечно, успел!.. Шесть, семь, восемь…. А вдруг?.. Девять!