Я осторожно пробралась мимо них и оказалась во внутреннем дворике. Там меня ждали Фан Жо и Сяо Лянь. Евнух сразу же подошел и прошептал:
– Госпожа, вы оказались правы. Как только вы покинули дворец, она выбежала через боковую дверь и направилась в сторону дворца цзеюй Цао.
У меня перехватило дыхание. Я давно уже ее подозревала, но теперь, когда появились доказательства, на меня разом нахлынули возмущение, негодование и разочарование. Такой удар мог сбить с ног любого. Я стояла молча, осознавая то, что только что услышала. Но, видимо, я так сильно побледнела, что Сяо Лянь испугался.
– Госпожа, хотите, я пойду и прикажу ее схватить? – спросил он.
Я так разволновалась, что никак не могла успокоить участившееся дыхание.
– Не надо, – тихо ответила я. – Просто скажи остальным, чтобы вели себя как обычно.
Евнух удивился, но не стал задавать никаких вопросов.
– Хорошо, – коротко ответил он.
– Ты иди пока, а с ней я сама потом разберусь.
Сяо Лянь поклонился и негромко сказал:
– Я оставил лодку среди лотосов. Очень надеюсь, что вы сможете незаметно вернуться во дворец.
Когда он ушел, я повернулась к Фан Жо и взяла ее за руку.
– Тетушка, я так тебе благодарна!
Я заметила слезы у нее на глазах, когда она заговорила:
– Не надо меня благодарить, госпожа. Если перехвалите, то судьба обидится на меня и преподнесет неприятные сюрпризы. Когда-то я жила вместе с вами в усадьбе вашей семьи, и я чувствую, что даже сейчас обязана о вас заботиться, – договорив, она взяла меня за руку и повела к покоям Мэйчжуан.
Я частенько бывала в Цуньцзюйтане и прекрасно знала расположение комнат. Я могла свободно по нему ходить, как по собственному дворцу. Когда Мэйчжуан была в фаворе у Сюаньлина, все залы утопали в хризантемах. Среди желтых можно было найти сорта «Золотой пион», «Желтый журавль», «Золотой павлин», «Золотая чарка», «Желтая иволга»; среди белых встречались «Лунный свет», «Нефритовый пион», «Нефритовая роза», «Изящный нефрит», «Снежный ком», «Дяочань поклоняется луне» [53], «Большой лотос». Среди пурпурных сортов были «Река на закате», «Летящие ласточки», «Отрез пурпурного шелка», «Агатовое блюдо» и «Пурпурный зонт». Красных сортов тоже было много: «Алые щечки красавицы», «Красные облака», «Вышитый гибискус», «Аромат румян», «Роскошный личи» [54], «Макушка журавля». Были и розовые цветы: «Улыбка Будды», «Розовые булочки», «Персиковая хризантема», «Румяна красавицы», «Махровый бутон». Сортов было много, и все они были редкими и потому очень ценными. Я помню, как Мэйчжуан стояла среди многочисленных цветов, похожих на разноцветные облака, и стыдливо улыбалась. Так, как улыбается жена, только что вошедшая в дом мужа. Она была счастлива и не могла скрыть этого.
– Его Величество уделяет мне столько внимания.
В этот момент она была ярче и красивее любого цветка.
Однако счастье длилось недолго, всего лишь год. Хризантемы завяли, вместо них выросли и распустились новые, но зал Цуньцзюйтан уже не мог похвастаться былой красотой.
На мне были туфли служанки на тонкой подошве. Когда я ступала по опавшей листве и сорным травам, мне казалось, что я ступаю по разбросанной мозаике. Это было необычное ощущение. Наступала осень, и деревья стали сбрасывать листву, которая подгнивала у их подножия. Вокруг распространялся неприятный запах увядания. Вскоре мои туфли намокли от влаги, скопившейся на траве. Судя по заброшенному виду двора и царившему вокруг запустению, слуги перестали за ним ухаживать, потому что Мэйчжуан оказалась в опале. Двор зарос сорняками, а декоративные цветы и кустарники увяли. Единственным украшением осталась яркая луна, освещавшая заросли сорной травы.
Мэйчжуан ждала в дверях своей спальни. Стоило ей увидеть нас, как она тут же нетерпеливо протянула руку в мою сторону. У меня в глазах потеплело: это слезы стали проситься наружу. Я бегом преодолела разделявшее нас расстояние и схватила ее за руки, которые неожиданно оказались ледяными.
Мне так много хотелось ей сказать, но я просто не могла, потому что по моим щекам покатились слезы. Я все время всхлипывала и не могла остановиться. Мэйчжуан тоже расплакалась. Она осмотрела меня с ног до головы и через силу улыбнулась.
– Хорошо, все хорошо, – сказала Мэйчжуан. – Когда тетушка Фан Жо приходила, она всегда говорила, что с тобой все хорошо, но я не верила. Но теперь я сама в этом убедилась и могу немного успокоиться.
Я сглотнула слезы и заставила себя улыбнуться:
– Со мной все хорошо, но я очень сильно переживала за тебя.
Пока мы переговаривались, Фан Жо отошла в сторону и следила за тем, чтобы нас никто не увидел. Я оглядела подругу и отметила, что она сильно похудела за то время, что мы не виделись. Но, несмотря на худобу, ее руки оставались сильными. Я ощутила это, когда она схватила меня за запястье и потянула на себя, заставляя зайти в ее покои.
Войдя в комнату, я замерла на месте. Уже с порога чувствовался неприятный запах гнили. Мэйчжуан заметила, как я брезгливо скривилась, и удрученно усмехнулась:
– Это уже не прежний пахнущий цветами Цуньцзюйтан.
Я все понимала, но не могла поверить в увиденное:
– Но у тебя же все равно есть ранг! Ты императорская наложница! Почему слуги довели твои покои до такого состояния? Не слишком ли они обленились?!
Мэйчжуан подошла к красным свечам и стала зажигать их одну за другой.
– У наложницы Хуа много власти. Ты и сама знаешь, что дворцовые слуги всегда выбирают сильнейших. Им они отвешивают льстивые поклоны, а тех, кто лишен власти, унижают, довольно ухмыляясь за спиной. Если бы не помощь тетушки Фан Жо, я могла бы и не дожить до сегодняшнего дня.
По щекам Мэйчжуан побежали крупные слезы. Одна слезинка слетела с ее подбородка и упала прямиком на горящий фитиль. Он тут же погас с громким шипением, и от свечи поднялся едкий белый дым.
Свечи, судя по всему, были наихудшего качества. При горении от них исходил резкий запах гари. Мэйчжуан вдохнула дым и закашлялась. Я подхватила ее под руку и помогла сесть. Краем глаза я заметила грязное постельное белье и потемневшие занавеси кровати. Чайник тоже оказался грязным. Я взяла одну из чашек и тщательно протерла ее носовым платком. Попробовав чай, я порадовалась тому, что хотя он и не вкусный, но его все-таки можно пить без вреда для здоровья.
Мэйчжуан выпила свою чашку залпом и дрожащей рукой поставила ее на стол.
– Не волнуйся, я дождусь подходящего момента, встану на колени перед императором и буду умолять, чтобы он помиловал тебя, – уверенно сказала я, но на самом деле сомневалась, что смогу хоть как-то повлиять на Сюаньлина.
Сердце кольнуло острое чувство вины. Я не умела читать мысли и поэтому не могла предугадать, когда Сюаньлин позволит Мэйчжуан выйти из заточения. Но сейчас для меня важнее всего было успокоить подругу и избавить ее от тяжелых и мрачных мыслей.
Мэйчжуан печально усмехнулась, но ничего не сказала.
За окном виднелся исхудавший лунный серп, от которого света было так же мало, как блеска от мутной жемчужины. Через открытые ставни в комнату проникал воздух, наполненный запахами влажной травы и подгнивающих листьев. Огоньки свечей, будто бы дразня нас, плясали над фитилями, то становясь меньше, то увеличиваясь. Время от времени чувствовался резкий запах расплавленного воска. Красные свечи плакали кровавыми слезами, словно бы от затаенной горькой обиды. Их свет отражался на грязных, покрытых пылью парчовых занавесках, которые когда-то радовали хозяйку красотой и блеском. Атмосфера упадка и заброшенности отражала наше душевное состояние. Мы будто бы заплутали при тусклом свете луны и теперь не могли найти верную дорогу.
Мэйчжуан понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Я терпеливо ждала, пока она не заговорит первой.
– Когда тетушка Фан Жо сказала, что на тебя никак не повлияло то, что со мной произошло, я немного успокоилась. А теперь и Линжун, к счастью, вышла из тени. Хорошо, что у тебя будет подмога, ведь одной ладонью в ладоши не похлопаешь [55]. – Она замолчала и повернулась к окну. Там виднелись силуэты засохших хризантем, за которыми никто не ухаживал. Мэйчжуан словно бы потерялась в своих мыслях, но спустя пару минут она вздрогнула и посмотрела на меня. – Линжун очень сильно нравится императору? – спросила она.
Вопрос был очень неожиданным, и поэтому я слегка растерялась.
– Я бы не сказала, что очень сильно, но гораздо больше, чем цзеюй Цао и те, кто находится в похожем положении.
– А-а, – равнодушно протянула Мэйчжуан. – Но это все равно лучше, чем ничего. Вот только Линжун труслива и благосклонность императора не изменит ее характер. Если что-то случится, тебе самой придется принимать решения и давать указания.
Я кивнула и вновь обратила внимание на то, как сильно подруга похудела. Сердце сжалось от жалости.
– Не злись на нее, побереги свое здоровье. Она всего лишь рабыня императора, как и мы все. Кстати, ты слышала, чем закончился скандал, который устроила Хуа у вас во дворе? Надеюсь, что это хотя бы немного тебя порадовало.
– Слышала. Но не думаю, что с ней удастся так легко справиться.
– Мне придется действовать шаг за шагом, и это был только первый.
Мой взгляд скользил все ниже и ниже, пока не остановился на плоском животе подруги. Я не смогла удержаться и спросила:
– Ты можешь объяснить, что случилось с твоей беременностью?
Мэйчжуан, услышав вопрос, разочарованно усмехнулась.
– Все вокруг твердят, что я притворялась беременной, чтобы добиться благосклонности императора. Неужели ты тоже так думаешь? – Она неосознанно начала поглаживать низ живота. – Но в те дни император и так меня любил. Зачем мне было обманывать его и врать, что я ношу его ребенка?
– В этом нет никакого смысла. Император души в тебе не чаял, и рано или поздно ты обязательно забеременела бы. Ты могла спокойно жить и наслаждаться его любовью.