Но я сдержалась и не проронила ни слезинки. Я протянула руки и обняла его за тонкую и горячую шею.
Может, я и правда для него особенная? Если в его сердце есть хотя бы капелька любви, то это окупит все мои страдания.
Дождавшись глубокой ночи, когда на улице чувствовался мороз, а по земле стелился густой туман, я накинула халат и поднялась с кровати. Выглянув в окно, я увидела черное-черное небо, покрытое бесчисленными звездами. Оно напоминало мне темный бархат, по которому рассыпали сверкающие бриллианты. Именно такими ночами люди выглядывали в окна и восхищенно вздыхали. Сюаньлин подошел и обнял меня сзади. Настало время «очистить фитилек свечи у западного окна» [72].
– В столице все небо усыпано звездами, а вот в Шу, судя по письму шестого брата, идут дожди и такой красоты не увидеть. Но, к счастью, в том месте у горы Башань, где он остановился, даже дождливой ночью очень красивые пейзажи. Для него это хоть какое-то утешение во время тяжелого путешествия.
Я улыбнулась, но не стала ему отвечать. Я прислонилась к его теплой груди и задумалась. Я уже настроилась «почистить фитилек», но он заговорил про дождливые ночи у горы Башань. Вот и встретились случайно две фразы из одного стихотворения. Сюаньлин молча наклонился и прижался щекой к моей щеке. Наши тени слились воедино, будто бы мы стали одним человеком. В этот момент мое сердце наполнилось нежностью. Мне больше не хотелось думать о человеке, чья одежда пропиталась запахом поллии, которому одиноко сейчас под дождем у горы Башань. На душе сразу стало так спокойно, что я подумала: «А может, Сюаньлин на самом деле меня любит?»
Зима в этом году запаздывала. Лишь в двенадцатом месяце прошли первые сильные снегопады и вслед за ними наступили морозы. Однажды снегопад длился несколько дней подряд. С неба падали хлопья, напоминающие гусиные перья. Я тогда стояла у окна и любовалась заснеженным пейзажем. Из-за валящихся с неба снежинок у меня закружилась голова, поэтому я отвернулась от окна и посмотрела на Сюаньлина, который сидел за столиком и переписывал стихи.
– Сылан, вы говорили, что хотите посадить в саду Танли несколько белых слив, но боюсь, их цветы будут сливаться со снегом и мы не сможем любоваться цветением [73].
Сюаньлин ответил не задумываясь:
– Если тебе больше нравятся красные сливы, то я прикажу пересадить парочку из сада Имэй. – Он перестал писать и поднял голову. – Ай-ай-ай! Ты ведь сама сказала, что не будешь меня отвлекать, а теперь мешаешь мне странными разговорами.
Я рассмеялась и в шутку сказала:
– Бывают же бессовестные люди, которые сами не могут сосредоточиться и винят в этом других!
– Не стоило мне вчера играть с тобой в шахматы. Проиграл аж целых три раза, а теперь еще и расплачиваюсь за это.
– Сылан, вы ведь всегда держите свое слово. Неужели вы готовы нарушить обещание? – Я присела рядом и ласково улыбнулась. – Я вот свое не нарушаю и шью для вас кое-что, что хочу подарить на Дунчжи [74].
Император нежно погладил меня по щеке и сказал:
– Я бы мог забрать свое слово, но ты так искренне хотела сшить для меня что-нибудь, что теперь я не могу отступить. Я готов хоть целый день переписывать стихи, если тебя это пора-дует.
Я хихикнула и посмотрела на Сюаньлина.
– Вы сами это сказали. Смотрите, потом на пожалейте.
В тот день император послушно и терпеливо переписывал стихи различных эпох, в которых упоминались цветы сливы, а я тихонько сидела рядом и шила для него теплый ночной халат.
За окном с неба падали похожие на кусочки ваты снежные хлопья, а мы сидели в теплом зале совершенно одни и вдыхали приятный аромат. Слуг мы заранее отослали, но они успели наполнить позолоченную курительницу благовониями, которые назывались «Сто ароматов». У них был мягкий, не резкий запах, который распространялся по комнате постепенно. В состав «Ста ароматов» входили масла алойного и гвоздичного дерева, более двадцати специй, вино и мед. Их использовали только зимой. Опьяняющий теплый аромат был настолько тонким, что надо было принюхаться, чтобы его почувствовать. Но благодаря теплу, исходящему от горячей печки, создавалось ощущение, что я вновь стою в наполненном запахами весеннем саду Шан-линь.
«Сто ароматов» начали использовать еще во времена Троецарствия. Со временем точный рецепт был утерян, и сейчас эти благовония было очень сложно найти даже в столице. Те, что я использовала в Танли, мне подарила Линжун. Ее отец, Ань Бихуай, до того, как стал чиновником, был торговцем благовониями. В его библиотеке хранилось много секретных рецептов. Линжун знала, что я люблю их, поэтому, когда она приходила ко мне в гости, мы часто разговаривали о благовониях. И вот так, за разговорами, мы решили воссоздать рецепт «Ста ароматов». Спустя несколько попыток у нас получилось.
В зимнем зале, где мы сидели вместе с Сюаньлином, было большое окно на южной стороне. Оно было заклеено светлой бумагой, но даже так в этой комнате света было больше, чем в главном зале. Каждый занимался своим делом, поэтому вокруг нас царила тишина, лишь изредка слышалось потрескивание угля в жаровне и то, как сквозь него наружу просачивались струи горячего воздуха. Было так тихо, что при желании можно было расслышать звук падающего снега за окном.
Кан [75] под нами очень хорошо нагрелся, и мне стало жарко. Игла стала выскальзывать из влажных и уставших после долгого шитья пальцев. Когда со лба покатилась очередная капелька пота, я кликнула Цзинцин и велела ей принести воду, чтобы я вымыла руки. Мне не хотелось потом испачкать ярко-желтую атласную ткань [76].
– Сылан, – я позвала Сюаньлина, склонившегося над столом, – мне очень хочется сделать вам красивый подарок. Я подумала, что халат я смогу сшить сама, а вот вышить свернувшегося дракона, который просто обязан быть на вашем одеянии, я не решусь. К сожалению, ваша Хуаньхуань не такая умелая вышивальщица, как мэйжэнь Ань. Вы не против, если я попрошу ее вышить дракона?
– Тогда получится, что ты не сдержала свое слово, – строго ответил император. – Ты сказала, что сама сошьешь мне халат, но получится, что ты выполнишь только половину работы, а вторую вынудишь выполнять другого человека. Я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, прикасался к моему подарку.
Я тихонько рассмеялась:
– Тогда давайте договоримся, что, если стежки получатся слишком толстыми или кривыми, вы не будете ругать меня и мои неумелые руки.
Цзинцин принесла тазик с теплой водой и полотенце. Я вымыла руки и насухо их вытерла. Заметив, что Сюаньлин тоже вспотел, я смочила и выжала полотенце и протянула ему, чтобы он протер лицо. Но он даже руки в мою сторону не протянул. Вместо этого задорно улыбнулся и сказал:
– Давай сама.
– Хорошо, – я подошла поближе. – Если Ваше Величество так желает, сегодня я сыграю роль вашей служанки.
– Шутница, – сказал он и довольно прищурился.
За то время, что он переписывал стихи, у него на лбу, около волос, выступило много пота. Я осторожно промокнула его и сказала:
– Может, вам переодеться? Мне кажется, в этом плотном халате вам слишком жарко.
Сюаньлин взял меня за руку и заглянул в глаза.
– Я так старательно переписывал для тебя стихи, что даже не заметил, как вспотел.
Я почувствовала, как у меня запылали уши. Покосившись на Цзинцин, я смущенно сказала:
– Мы же не одни. Вы меня смущаете.
У служанки подрагивали уголки губ, потому что она очень старалась не улыбнуться. Потом она и вовсе отвернулась, сделав вид, что ничего не слышит и не видит.
Император лишь ухмыльнулся, довольный тем, что вогнал меня в краску, и ушел вместе с Сяо Юнем в спальню, чтобы переодеться.
Я подошла к столу и начала складывать в аккуратную стопочку листы со стихами, которые переписывал Сюаньлин. Некоторые листы задерживались у меня в руках, когда я видела знакомые строки. От чтения меня отвлек раздавшийся за дверями заливистый смех, похожий на звон колокольчика.
Только я хотела выйти и посмотреть, что происходит, как тяжелая парчовая занавеска на двери приподнялась, и в зал вместе со звонким хохотом ворвался холодный поток воздуха. Виновницей переполоха оказалась Чунь. Она держала в руках охапку сливовых ветвей. Яркий румянец на щеках и счастливый блеск в глазах делали ее еще очаровательнее, чем обычно. Она протянула мне букет из веток и очень радостно, с нескрываемой гордостью заявила:
– Сестрица Чжэнь, я ходила в сад Имэй и собрала для тебя букет. Тебе нравится?
Вслед за ворвавшейся в зал вместе с морозным ветром Чунь вбежала побледневшая Цзиньси. Но моя гостья ничего не замечала. Она топнула ногой и сердито воскликнула:
– У тебя тут так тепло! А на улице так холодно, что можно уши отморозить!
Я не успела подать ей знак, чтобы она замолчала. В комнату вошел Сюаньлин, переодевшийся в более легкий халат. Увидев императора, Чунь вздрогнула от неожиданности, но не испугалась. Она широко раскрыла свои черные, размером с косточку абрикоса, и блестящие, словно расплавленный металл, глаза, вежливо поклонилась и с улыбкой обратилась к государю:
– Ваше Величество, посмотрите, какие красивые цветы я принесла сестрице. Вам нравится?
Чунь часто бывала в моем дворце, поэтому ничего не стеснялась. Она вела себя по-детски непринужденно и искренне. Сюаньлин не разозлился на нее за такую дерзость, а наоборот рассмеялся.
– Какая ты заботливая! – похвалил он Чунь. – Твоя сестра совсем недавно говорила о красных сливах, и вот ты их принесла. Как удачно совпало! – Он пригляделся к смущенной наложнице и добавил: – Чанцзай Чунь, кажется, ты подросла.
– Ваше Величество, вы запамятовали, что после Нового года мне исполнится пятнадцать?
– Твоя правда. – Сюаньлин улыбнулся. – Твоей сестрице Чжэнь тоже было пятнадцать, когда она впервые вошла во дворец.