– Ваше Величество, – я улыбнулась и слегка отодвинулась от императора, – наложница Ду сегодня очень сильно испугалась. Вам следует сходить к ней и проверить, как она себя чувствует.
Сюаньлин задумался, но почти сразу же ответил:
– Хорошо. Тогда я приду к тебе завтра.
Сумерки сгущались все сильнее. К вечеру зарядил дождь, но ближе к ночи он закончился и тучи разошлись, открывая взору смутный полумесяц нарастающей луны. Его края были размыты, словно он был покрыт слоем разлитого молока или дымовой завесой. Я приказала, чтобы в задней части Иньсинтана не зажигали свечи, поэтому он освещался только блеклым светом луны, проникающим сквозь полупрозрачную оконную сетку и создающим на моей одежде узоры из светлых и темных пятен. В сиянии ночного светила виднелись смутные очертания недавно распустившихся груш. Сквозь сетку на приоткрытом окне проникал насыщенный аромат пышно цветущих пионов «Яохуан». Вся комната была наполнена благоуханием цветов.
В третьем лунном месяце весенние пейзажи и ароматы цветов ночью были так же прекрасны, как и днем.
Мы с Цзиньси сидели в задней комнате при свете одной-единственной свечи.
– Матушка, как вы и приказали, я велела оставить боковые двери открытыми. Но вы уверены, что матушка Дуань придет? – спросила меня Цзиньси.
– Если бы, – ответила я устало. – Я вовсе не уверена. Это всего лишь мои догадки. Если она не придет, – я поглядела на служанку и улыбнулась, – мы с тобой просто полюбуемся луной.
– Кажется, у вас хорошее настроение, госпожа.
– Меня повысили до гуйпинь и теперь в моем распоряжении целый дворец. Тебя как мою ближайшую служанку тоже повысили до пятого класса. Разве мы не должны радоваться?
– Мое счастье полностью зависит от госпожи и ее сына-принца.
– Я же беременна чуть больше месяца. Почему ты уверена, что у меня будет не принцесса, а принц?
– Хотя император и не говорит об этом вслух, но в глубине души он хочет еще одного сына, потому что старший… – Цзиньси замолчала на полуслове и посмотрела на меня. – Госпожа, когда вы сегодня бросились на выручку госпоже лянъюань, у меня сердце в пятки ушло от страха. Вы рисковали своим здоровьем, а ведь вы даже не в приятельских отношениях.
В ее голосе звучали сомнения, и я прекрасно понимала почему. Я не спешила с ответом. Поглаживая юбку с мудреной вышивкой, я размышляла, стоит ли говорить правду. И все же я решилась:
– Если я скажу, что меня кто-то толкнул, ты поверишь? Я думаю, тот, кто это сделал, планировал, что я упаду прямо на живот лянъюань Ду и у нее случится выкидыш, и виновной в этом окажусь я. – Я презрительно усмехнулась. – Они хотели одной стрелой подстрелить двух ястребов.
Цзиньси совершенно не удивилась. Видимо, она ожидала чего-то подобного.
– В бесконечной войне внутри гарема любая забеременевшая наложница становится мишенью. Сегодня это была наложница Ду, а завтра мишенью можете стать вы, госпожа.
Поглаживая блестящий в свете луны браслет из белого нефрита, я с грустью улыбнулась:
– Наверное, сегодня ночью многие не смогут уснуть из-за новостей о моей беременности.
– Даже если бы вы не были беременны, они страдали бы от бессонницы из-за наложницы Ду, – то ли в шутку, то ли серьезно сказала Цзиньси.
И тут снаружи донесся шепот Сяо Юня:
– Матушка, к вам гостья.
Я взглянула на Цзиньси. Она поднялась и пошла открывать. Когда дверь отворилась с тихим скрипом, внутрь проскользнули две женские фигуры в темно-зеленых накидках. Их лица были прикрыты черной вуалью вэймао, колышущейся на ветру [117]. Сначала я подумала, что это служанки, которым приказали тайком выполнить поручение, но потом разглядела, что висок одной из женщин украшала веточка ракитника, выполненная из драгоценных камней.
– Матушка Дуань пришла, как и обещала, – сказала я, с улыбкой обращаясь к гостье.
Женщина откинула вуаль, позволяя разглядеть измученное болезнью лицо.
– Я уже ни на что не гожусь, – гостья грустно улыбнулась. – От Писяндяня до твоего дворца совсем недалеко, но мы шли целую вечность.
Я поспешила усадить ее и приказала Сяо Юню встать снаружи и следить, чтобы нас никто не увидел.
Наложница Дуань, заметив, что я до сих пор не смыла макияж и не переоделась, посмотрела на меня с одобрением.
– Гуйпинь, ты очень умная, раз поняла мои намеки.
– Я просто догадалась. Матушка сначала показала один палец, а потом указала на обруч в форме полумесяца, поэтому я и подумала, что ты придешь во время первой стражи, когда на небе появится луна [118]. – Я подождала, пока фэй Дуань выпьет чаю и немного отдохнет, а потом спросила: – Матушка, ты пришла под покровом темноты, потому что хочешь поговорить о том, что случилось днем?
Наложница Дуань поджала губы и мельком взглянула на Цзиньси. Я поняла, что она не хочет разговаривать в ее присутствии.
– Те, кто сейчас находится рядом с нами, верны не только мне, но и тебе, матушка, – с уверенностью заявила я. – Ты можешь говорить без опаски.
Фэй Дуань ненадолго задумалась, а потом положила на стол две крупные жемчужные бусины, нанизанные на тонкую белоснежную шелковую нить.
– Гуйпинь, посмотри, пожалуйста, на это внимательно.
Я не понимала, на что она намекает, поэтому послушно подняла шелковую нить и присмотрелась к ней в слабом свете свечи.
– Кажется, это нить от ожерелья наложницы Хуа, которое сегодня порвалось, – сказала я, хотя все же немного сомневалась.
Стоило мне произнести эти слова вслух, как у меня внутри все похолодело. Я наконец-то поняла. Обычно для жемчужных ожерелий используют нити в восемь или десять сложений. Только так они смогут выдержать вес тяжелых бусин. А на наложнице Хуа сегодня было ожерелье из очень крупного жемчуга. Для такого украшения надо было использовать нить в шестнадцать сложений, но у меня в руках была тонкая нить в четыре сложения. Меня поразило это открытие.
– Матушка, эту нить нашли во дворце императрицы?
– Именно, – ответила наложница Дуань, чуть заметно усмехнувшись. – Пока все были заняты лянъюань Ду и тобой, я подняла это с земли. – Она выпила еще немного чая и добавила: – Фэй Хуа славится своей предусмотрительностью, и тут такой промах.
– Так вот почему ожерелье фэй Хуа порвалось, просто зацепившись за ветку, – сказала я, скрывая свои эмоции. – А ведь она всегда так внимательна к мелочам.
Жемчужины, оставшиеся на шелковой нити, тускло поблескивали, отражая слабый свет свечи. Я наконец полностью осознала, какая опасность грозила всем нам сегодня. Если бы наложница Ду поскользнулась на рассыпавшемся жемчуге и упала, последствия были бы настолько страшными, что я боялась их даже представить… Я неосознанно положила руку на низ живота. Сейчас вот здесь, во мне, живет и дышит маленькое существо. Когда я представила, что со мной могло произойти то же, что коварные злодеи уготовили для наложницы Ду, мое сердце сжалось от страха…
– Большое спасибо за предупреждение, матушка Дуань. – Я была искренне благодарна старшей наложнице за заботу и внимание.
Фэй Дуань посмотрела на мой живот, и ее глаза наполнились теплым светом. Она тяжело вздохнула и сказала:
– Я пришла не только потому, что хотела предупредить тебя… Но и потому, что дитя в твоем лоне ни в чем не виновато. Любой ребенок – это проявление всего лучшего, что есть в его матери. Я не могла оставаться в стороне, поэтому считай, что совершила доброе дело ради этого дитя.
Ее слова тронули мое сердце. Наложница Дуань всегда держалась в стороне от суматохи гарема и ни к чему не проявляла интерес, но она всем сердцем любила детей императора. Несмотря на свое отвращение к цзеюй Цао и ей подобным, она никогда не проявляла неприязни к принцессе Вэньи.
Я поднялась и с огромным уважением в сердце поклонилась фэй Дуань:
– Большое спасибо, матушка, за заботу о моем ребенке.
У наложницы Дуань слегка покраснели глаза, и она тут же спрятала лицо за носовым платком.
– Раз уж мы об этом заговорили, я должна еще кое-что тебе сообщить. Говорят, что это ожерелье фэй Хуа получила в подарок от цзеюй Цао.
Я немного поразмыслила над этой информацией и поняла, что у меня уже не осталось сил на фальшивые улыбки. Я неосознанно скребла острыми кончиками наперстков по скатерти, а потом начала перебирать бахрому.
– Цао Циньмо намного опаснее фэй Хуа, – мрачно сказала я. – Клинок, которым она атакует, зачастую оказывается невидимым. Я уже несколько раз вступала с ней в бой и каждый раз оказывалась близка к поражению.
– Если фэй Хуа – тигр, то Цао Циньмо – его острые когти. Но ведь, в конце концов, она не смогла тебе сильно навредить? – сказала фэй Дуань с усмешкой. Но уже спустя мгновение моя гостья перестала улыбаться и очень серьезно сказала: – Самое важное – знать, в чьей руке находится клинок. Видимый он или невидимый, можно постараться уклониться от его ударов, хотя боюсь, что ран все равно не удастся избежать. Но, когда ты не знаешь, кто твой враг, это гораздо страшнее.
Фэй Дуань столько сил вложила в свою речь, что ее обычно бледное лицо покрылось красными пятнами. Она начала непрерывно кашлять, и казалось, что еще чуть-чуть, и она задохнется. Ее личная служанка тут же подбежала к ней и помогла принять лекарство.
– Матушка, чем же ты болеешь? – Я не смогла не спросить, увидев ее мучения. – Почему тебе никак не становится лучше? Я знаю одного очень хорошего лекаря, который прекрасно определяет болезни по пульсу. Позволь, я попрошу его осмотреть тебя.
Когда наложница Дуань отдышалась, она махнула рукой и сказала:
– Не стоит утруждаться. Я болею уже давно, и мне не помогают ни лекарства, ни каменные иглы [119]. Единственное, что мне остается делать, это больше отдыхать.
Раз она так сказала, я не стала ее уговаривать. Мы с Цзиньси проводили гостью до боковой двери и пошли в спальню. Какое-то время мы обе молчали, потому что осознавали, что ситуация складывается очень опасная. Со всех сторон шли бои и сверкали острые мечи.