Взволнованный блеск в глазах Линжун погас, и она стала выглядеть спокойнее. Ее лицо просветлело, как небо после ливня, когда темные тучи расходятся и открывают взору голубой небосклон с белыми облачками.
– Вот и славно, – Линжун улыбнулась и поднялась. – Сестрица, ты отдыхай, а я пойду к себе.
После ужина я маялась от скуки, поэтому вынула из корзинки вышивку с весенним пейзажем и взялась за иголку и нитки. Но успела сделать только пару стежков, прежде чем меня прервала принесшая чай Пэй.
– Матушка, вы решили повышивать? – спросила она. – Это же вредно для глаз и душевного спокойствия. Оставьте это мне, я закончу за вас.
Тут в комнату вошла Хуаньби со свежими цветами.
– Госпожа, чаю вам надо пить поменьше, – сказала она. – Тетушка Цзиньси сказала, что чай может плохо повлиять на ребеночка в вашем животе, поэтому пить его стоит пореже. – Она задумалась ненадолго, а потом спросила: – Может, мне приготовить для вас питательный бульон? Или суп с ласточкиными гнездами, медом и чистой росой?
Пэй покраснела, хлопнула себя по лбу и забормотала под нос:
– Какая же я глупая! Совсем забыла наставления тетушки Цзиньси. Она ведь еще говорила, что в еду не нужно добавлять фенхель, острый перец, корицу и ароматную смесь из пяти пряностей [123]. А еще что вам нельзя спиртное и жареное.
Младшая служанка меня насмешила. Я рассмеялась и сказала:
– Цзиньси слишком уж осторожничает. Думаю, ничего страшного не случится, если всего этого будет понемногу.
Хуаньби принесла вместо чая медовую воду и, проверив, чтобы она была не слишком горячая и не слишком холодная, передала ее мне.
– Госпожа, все-таки это огромное счастье, что вы забеременели спустя немногим больше года как вошли во дворец, – сказала она, взволнованно сверкая глазами. – Ваш ребенок – сокровище не только для императора и вдовствующей императрицы. Мы все во дворце будем беречь вас, надеясь, что вы благополучно родите для императора еще одного принца. – Хуаньби с улыбкой посмотрела на незаконченную вышивку. – Госпожа, вам сейчас надо больше отдыхать и набираться душевных сил. И не забывайте, что у вас больная рука. Поэтому оставьте эту вышивку дворцовым служанкам. К тому же не стоит вам заниматься сейчас подобными пейзажами.
Я слушала ее и видела, что говорит она вполне серьезно, от чистого сердца. После выговора она больше не стремилась меня предать. Сяо Лянь, следивший за Хуаньби, тоже говорил, что не замечал в ее поведении ничего подозрительного. Со временем я, успокоившись, снова стала ей доверять и поручать больше серьезных дел.
На самом деле я начинала эту большую вышивку, чтобы научиться приводить свое душевное состояние к абсолютному спокойствию, но сейчас, когда я переживала совсем по другим причинам, эта вышивка стала бесполезной.
– Ничего страшного, если ее никто не будет вышивать. Мне просто стало скучно, вот я за нее и взялась, – отмахнулась я от предложения Хуаньби.
– Госпожа, если вас настолько тяготит безделье, то почему бы вам не сшить маленькую кофточку и штанишки и не украсить их красивой вышивкой? – Хуаньби посмотрела на меня и задорно улыбнулась. – Когда принц родится, у него уже будет нарядная одежда.
Лючжу, стоящая рядом с нами, хихикнула и сказала:
– Да-да! Пора бы уже начинать. А то на седьмом месяце ваш живот станет таким большим и тяжелым, что вам будет очень сложно двигаться.
Меня растрогали их слова. Я тут же приказала сходить на склад и принести самые мягкие ткани, которые там найдутся. Вскоре служанки уселись кружком и начали кроить и шить детскую одежду в свете фонарей, а я сидела рядом и наблюдала за ними.
Проснулась я рано утром под пение иволги. Вскоре пришла Чунь, мы вместе позавтракали, а потом сели друг напротив друга и заговорили о всяких пустяках.
– Сестрица, я слышала, что перед самыми родами матери беременной наложницы дозволено войти во дворец. Это правда? – спросила моя соседка.
– Да, – ответила я. – Через восемь месяцев император дает свое дозволение.
Девушка очень тяжело вздохнула, чем сильно меня удивила: обычно она ни о чем не задумывалась и ни о чем не переживала. Она была взрослым ребенком, который целыми днями веселится и смеется. И тут вдруг начала вздыхать.
– Я так давно не видела маму, – сказала она. – А тебе хорошо. Когда малыш в животе станет совсем большим, ты сможешь встретиться с мамой.
Чунь выглядела столь несчастной, что я просто не могла остаться равнодушной. Ее слова затронули мое сердце, и я вспомнила маму и папу, которые в детстве окружали меня любовью и заботой. Из-за трогательных воспоминаний защипало в носу. Чунь была младше меня на два года и попала во дворец в тринадцать лет, после чего ни разу не виделась с семьей. Не было ничего удивительного в том, что она по ним тоскует.
Цзиньси сразу заметила, как поменялось наше настроение. Испугавшись, что я распереживаюсь, она поспешила успокоить и меня, и мою гостью:
– Госпожа Чунь, лучше подумайте о том, что в будущем, когда вы будете беременны, то тоже сможете увидеться с вашей матушкой, как и наша хозяйка. А еще не забывайте, что ваша матушка сможет спать спокойно, только зная, что у вас во дворце все хорошо. – Цзиньси широко улыбнулась и добавила: – К тому же во дворце так вкусно кормят! За его пределами не найти таких великолепных яств, – сказав это, служанка велела Пинь подать горячее молоко и ароматное кукурузное печенье.
Стоило Чунь увидеть сладости, как она тут же перестала вздыхать и, чуть ли не вытирая слюнки, следила за тем, как вкусности появляются на столе. Как же я завидовала ее простодушию! Ей достаточно было вкусно поесть, чтобы напрочь забыть обо всех своих заботах и переживаниях. В книгах часто упоминались люди с чистым разумом, и я думала, что Чунь-эр прекрасный пример таких людей. Если слишком много думать, то в первую очередь страдать от этого будешь ты сам.
Я улыбнулась, глядя на ее довольное лицо:
– Я узнала от твоей служанки Цуйюй, что тебе нравится кукурузное печенье, поэтому велела нашим поварам его приготовить. А еще попросила добавить в него молоко, чтобы оно стало мягче. Попробуй и скажи, вкусно или нет.
Чунь радостно ответила «Хорошо» и опустошила тарелку так же быстро, как ветер разгоняет остатки туч. Облизывая пальцы, она довольно сказала:
– Это печенье намного вкуснее, чем то, что пекут обычно.
Я посмотрела на нее с особой нежностью и улыбнулась:
– Если оно тебе так сильно понравилось, я прикажу поварам готовить его каждый день. Но при одном условии… Тебе нельзя переедать.
В глазах Чунь сверкнули радостные искорки, и она быстро-быстро закивала. А потом ее взгляд остановился на моем животе. Она осторожно прикоснулась к нему и спросила:
– Сестрица Чжэнь, а в твоем животе правда растет ребеночек?
– Да, но еще совсем крохотный. У него еще ни зубов, ни ручек.
– Такой маленький?! – Чунь удивленно захлопала ресницами и отдернула ладонь.
Когда она начала снимать с пальцев заостренные наперстки, я спросила:
– Зачем это ты?
– Я боюсь, что могу поранить его острыми наперстками, раз малыш настолько маленький.
Чунь меня так насмешила, что я чуть было не выплюнула воду, которую как раз пила в этот момент. Я еле сдержалась и сказала:
– Даже не верится, что ты можешь его поранить, ведь он еще не родился, а ты его уже так любишь. Я даже думаю о том, чтобы предложить тебе стать его тетей.
Длинные ресницы моей соседки затрепетали, а глаза заблестели, как черные жемчужины.
– Правда? Мне можно стать его тетей? – обрадованная Чунь засуетилась и начала снимать с шеи подвеску из чистейшего белого нефрита цвета овечьего жира. – Тогда я заранее оставлю подарок на его день рождения, чтобы он сразу же мог называть меня своей тетей!
– Хорошо, я приму твой подарок. Просто не могу отказаться. – Я дотронулась до живота и сказала: – Малыш, смотри, как сильно тебя обожает твоя тетя. Ты еще не появился на свет, а она уже оставила тебе подарок.
Чунь наклонилась и прикоснулась щекой к моему животу.
– Эй, малыш, – сказала она, – расти поскорее. Когда ты вырастешь, тетя угостит тебя самыми вкусными сладостями: печеньем с бобовой пастой, пирожками с каштанами, двухцветным печеньем и бобовыми рулетами, а еще сладкими личи и персиками, и мармеладом, и печеньем с грецкими орехами, и засахаренными грушами. Это самые вкусные вещи на свете! Тетя отдаст тебе все-все, и никто не станет у тебя их забирать. Ты только ешь и становись пухленьким ребеночком.
– А еще тетя родит для тебя много-много братиков и сестричек, чтобы тебе было с кем играть. – Я решила присоединиться к забаве Чунь-эр. – Малыш, ты рад?
– Сестрица, ты опять меня смущаешь. – Девушка обиженно надула губки и притопнула ногой. – Ты так любишь надо мной шутить, – сказав это, Чунь вскочила и скрылась за дверной занавеской.
Я думала, что она убежала в свои покои, но тут занавеска шевельнулась и из-за нее показалась голова Чунь с пылающими от смущения щеками.
– Сестрица, – зашептала она, – а семь или восемь детей хватит, чтобы твоему малышу было с кем играть в прятки?
Я больше не могла сдерживаться и расхохоталась на всю комнату. Меня так трясло от смеха, что вся медовая вода, что оставалась в пиале, пролилась мне на юбку. Всегда сдержанная Цзиньси тоже улыбнулась и повела меня переодеваться, Сяо Лянь согнулся от смеха и сел на землю, Лючжу хохотала, придерживая живот, а остальные зрители этой сцены хихикали, прикрывая рты руками.
Мне пришлось постараться, чтобы перестать смеяться.
– Ну все, хватит, – сказала я. – Не мы решаем, сколько у нас родится.
Чунь, увидев, как все над ней смеются, поняла, что сказала что-то не то, и покраснела еще сильнее. Она выпустила занавеску из рук и убежала.
Днем было тепло и солнечно. Я лежала на кушетке у окна в западной зимней комнате и коротала время за книгой. Служанки накрыли меня тонким шелковым одеялом светло-зеленого цвета, а под спину положили очень мягкое бархатное покрывало. Над кушеткой на серебряных крючках был закреплен полог из шелка цвета озерной воды, украшенный золотым рисунко