– Мое сердце откликается на твои мысли.
Я подлила масла в огонь, и теперь оставалось только «дождаться подходящего момента».
– Язва должна сначала нагноиться, прежде чем ее можно будет вырезать, – сказала я Мэйчжуан. – Считается, что чем хуже язва, тем глубже ее получится вырезать и тем чище будет рана, а значит, и излечение пройдет быстрее. – Заметив, что Мэйчжуан задумчиво нахмурила брови, я решила сменить тему: – Сестрица, кажется, в последнее время ты слишком холодна по отношению к императору.
– А ты хочешь, чтобы я подхалимничала и старалась ему услужить? – Подруга недовольно усмехнулась. – Я для него не больше чем рабыня, которая явится по первому зову и уйдет, как только станет ненужной.
– Но как же ты хочешь одолеть фужэнь Сихуа без благосклонности императора? – невозмутимо спросила я. – Чем меньше любовь императора, тем больше презрение окружающих. Сестрица, ты ведь испытала это на себе. Неужели мне надо тебе напоминать?
Мэйчжуан внимательно посмотрела на меня и с натянутой улыбкой спросила:
– Тебе очень хочется, чтобы я вернула благосклонность императора?
В конце четвертого месяца погода стояла ветреная, но уже теплая. Повсюду разливался приторно-сладкий аромат цветущих деревьев. Об оконную сетку скреблась веточка розолистной малины с белоснежными цветами. Цветение малиновых кустов означало скорое окончание весны. В комнате стало так тихо, что слышно было, как попугай переступал лапками по золотой цепочке. Я смотрела на чашку в руках Мэйчжуан и думала о том, что изумрудного цвета чай похож на кусочек сверкающей отполированной яшмы. Вопрос подруги меня немного расстроил, но я все-таки ответила:
– А ты думаешь, что мне приятно смотреть на то, как император тобой пренебрегает? – Я вздохнула, стараясь успокоиться. – Сестрица, мне кажется, что в последнее время ты от меня отдалилась. Неужели ты расстроилась из-за моей беременности?
– Ничего подобного, не выдумывай, – сказала Мэйчжуан, покачав головой. – Мы с тобой подруги, как и раньше. Я подумаю над тем, что ты мне сказала.
Я проводила подругу до внутренних ворот и смотрела, как она уходит. Стояла чудесная весенняя погода. Красные стены отбрасывали на землю длинные тени, вовсю раскрывались пионы, а расцветшие азалии напоминали дорогую парчу или закатное небо. Мэйчжуан в своем одеянии багряного цвета с узором из персиковых лепестков в окружении столь великолепного пейзажа смотрелась роскошно. Налетел порыв ветра, я моргнула, а когда снова посмотрела на спину подруги, мне показалось, что ее силуэт окружает аура уныния и одиночества. Ее облик даже в пору всеобщего цветения заставлял сердце сжиматься от грусти.
Обычно в пятый лунный месяц весь императорский двор уезжал на лето в загородную резиденцию Тайпин, а обратно возвращался только к Празднику середины осени. Но в этом году традицию пришлось нарушить, потому что среди простого народа еще оставалось очень много больных и советники императора боялись, что могут начаться беспорядки. К тому же после победы на юго-западе требовалось срочно решить много государственных дел. Поэтому император и его приближенные остались в столице, а мы с лянъюнь Ду избежали мук путешествия, чрезвычайно утомительного для беременных.
После смерти Чунь я очень долго была в подавленном состоянии. Из дворца я выходила, только если меня вызывал император или чтобы навестить Мэйчжуан. Линжун тоже большую часть времени проводила в четырех стенах, потому что из-за больного горла не хотела видеться с людьми, но ко мне она все же изредка заходила. А вот фэй Цзин навещала меня часто. Она приходила в гости, и мы подолгу сидели и разговаривали.
Сюаньлин переживал, что из-за угнетенного состояния у меня может пошатнуться здоровье или пострадает наш ребенок, поэтому всеми способами старался меня развеселить. Он постоянно присылал мне новые развлечения, а Министерству двора приказал разыскать для меня белого какаду. Он надеялся, что птица поможет развеять мою тоску. Сюаньлин даже разрешил моему брату и его жене навестить меня через три дня.
Три дня пролетели очень быстро.
Брат и моя новоиспеченная невестка Сюэ Ситао пришли ранним утром. Они знали, что меня недавно повысили до гуйпинь, поэтому, только переступив через порог, они тут же опустились на колени и хором воскликнули:
– Доброго здравия, матушка-гуйпинь!
У меня защипало в глазах. Я быстро отвернулась и промокнула их носовым платком. Широко улыбаясь, я помогла брату и невестке подняться с пола и сказала:
– Мы так редко видимся. Не огорчайте меня ненужными церемониями, словно мы с вами чужие люди. – Я приказала служанкам подать гостям кресла и спросила: – С отцом и матушкой все хорошо?
– С ними все хорошо, – ответил Хэн. – Провожая нас во дворец, они просили передать от них пожелания здоровья матушке-гуйпинь.
Слезы опять начали проситься наружу, но я держала себя в руках:
– У меня во дворце все хорошо. И меня радует, что родители все еще полны сил и здоровы. Когда вернешься домой, передай, что я велела им хорошенько о себе заботиться. Когда у них все хорошо, то и у меня на душе спокойнее.
– Все благодаря вашей удаче, матушка, – подала голос невестка. – Когда родители узнали, что вы беременны и вас повысили до гуйпинь, они так обрадовались, что не знали, как выразить свое счастье. Матушка теперь день и ночь молится, чтобы у вас родился мальчик.
Я окинула жену старшего брата оценивающим взглядом. Так как она вышла замуж на днях, на ней был праздничный наряд персикового цвета с облаками и бабочками, вышитыми золотыми нитями. Ее имя, Ситао, идеально ей подходило, потому что она сама напоминала ярко-красный персиковый цветок. Причем она не была писаной красавицей, но ее окружала атмосфера радости и доброжелательности. Про таких девушек говорили, что они красивы и когда смеются, и когда злятся.
Я слегка кивнула. У Линжун был скрытный характер, и она напоминала мне тихий омут, а вот у невестки оказалась открытая душа, кристально чистая, как горный ручей. Она вела себя достойно, но в то же время непринужденно, она была настоящей девушкой из высшего общества. Я была уверена, что она сможет взять на себя часть хлопот по управлению имением семьи Чжэнь. Сюэ Ситао пришлась мне по душе.
– Дорогая невестка, я знаю, что у твоего отца, господина Сюэ Цуцзяня, хорошая репутация среди придворных чиновников. Ты не думай, что если я провожу все время в гареме, то ничего не знаю. И до меня доходят слухи. Император не раз говорил, что если бы все чиновники равнялись на господина Сюэ, то жизнь при дворе была бы спокойной и не возникало бы никаких проблем.
– Его Величество очень добр, – ответила моя невестка. – Отец считает своим долгом трудиться во благо императорского двора.
– А ведь мой брат тоже теперь стал чиновником и получил пост при дворе, – я, хитро прищурив глаза, посмотрела на Хэна. – Я очень надеюсь, что мой уважаемый тесть научит его всему, что нужно.
Брат слегка улыбнулся, не воспринимая мои слова всерьез, а вот невестка сразу повернулась к нему и широко улыбнулась, показывая белоснежные зубы, блестящие, как белый нефрит. Под ее взглядом мой старший брат зарделся, как маленький мальчик.
Честно говоря, с той самой встречи, когда брат пришел ко мне с просьбой выбрать невесту, я очень за него беспокоилась. Боялась, что он не сойдется характерами со своей женой, которую до свадьбы и не видел, и будут они жить не в добром согласии, а в постоянном разладе. Сюэ Ситао я выбрала не только потому, что у ее отца была хорошая репутация, но и потому, что слышала, как про госпожу Сюэ разговаривали в гареме. Благодаря этому я заранее знала, что с ней легко поладить. Но выбирать невесту, даже не видя ее, все равно было очень рискованно. Однако сегодня я поняла, что переживала напрасно. Если жена любит улыбаться и разговаривать, то даже если у мужа поначалу и не было никаких чувств, со временем он заживет с ней душа в душу.
Брат указал на короб для съестного, который они принесли с собой, и сказал:
– Матушка боялась, что во время беременности ты потеряешь аппетит, поэтому приготовила твои любимые блюда, которые ты чаще всего ела дома.
Я приняла короб с благодарной улыбкой и велела Лючжу унести его на кухню.
В этот момент мне доложили, что пришла Цзюйцин. Оказалось, что Линжун послала ее, чтобы передать поздравления и подарки молодоженам. Она преподнесла восемь отрезов дворцовых тканей: здесь был белоснежный тонкий шелк и атлас, расшитый облаками. Все отрезы были перевязаны и опечатаны желтыми бумажными бирками. Дворцовый атлас был густо расшит золотыми и серебряными нитями и потому ослепительно сверкал при солнечном свете. Видимо, Линжун, утратившая благосклонность императора, решила раздать все его подарки, чтобы на душе стало спокойнее.
– Наша молодая хозяйка хотела бы прийти лично, но, к сожалению, нехорошо себя чувствует и поэтому прислала меня, – пояснила Цзюйцин. – Госпожа велела мне передать поздравления господину Чжэню и его жене и пожелать им долгих лет брака и скорого рождения наследника. А еще она просила господина Чжэня передать от нее пожелания здоровья старшему господину Чжэню и матушке Чжэнь.
Хэн и его жена прекрасно понимали, что наложница императора могла послать с поздравлениями только своего доверенного человека, поэтому они подошли к Цзюйцин и помогли ей подняться со словами:
– Что ты! Мы недостойны таких церемоний.
Я же тяжело вздохнула, понимая, что Линжун, которая все еще питала к моему брату теплые чувства, было бы непросто произнести обыденную вежливую фразу «Долгих лет брака и скорого рождения наследника».
– Мэйжэнь Ань заболела? – спросил Хэн у Цзюйцин.
– Госпожа никак не может оправиться от последствий простуды… – тут же выложила служанка, но, заметив мой пристальный взгляд и спокойную улыбку, сразу же поняла намек и добавила: – Но ничего серьезного. Благодарю за беспокойство, господин.
Не зря все-таки она у меня служила.
– Передай своей госпоже, что я желаю ей скорейшего выздоровления, – сказал брат.