Только она замолчала, как в зал вошел еще один евнух. На этот раз это был ближайший помощник наложницы Сихуа – главный евнух дворца Мисю, Чжоу Нинхай. Он спокойно поприветствовал меня, а поднявшись, начал шепотом отчитывать своего подчиненного:
– Бестолочь! Тебя послали пригласить гуйпинь Вань. Что ты тут возишься? Только время попусту тратишь! Если не хочешь отправиться в Управление наказаниями, отвесь себе тридцать пощечин!
Я прекрасно понимала, что вся его ругань предназначалась для моих ушей, а не для несчастного младшего евнуха. В груди начало разгораться пламя гнева, но я не могла позволить показать свои истинные эмоции и поэтому многозначительно посмотрела на Лючжу.
Но только она хотела заговорить, как Чжоу Нинхай вышел вперед, улыбнулся до ушей и почтительно сказал:
– Наша госпожа знает, что гуйпинь Вань в последнее время ощущает упадок сил, и именно поэтому она срочно послала меня к вам, чтобы этот несмышленый евнух не успел оскорбить вас своим поведением. Что же касается того, можете ли вы отказаться и не приходить, то боюсь вас разочаровать. Хотя по положению вы немного уступаете гуйпинь Синь, осмелюсь сказать, что вас уважают больше, чем матушек фэй. Если вы не пойдете, об этом узнают другие наложницы. Как же тогда фужэнь Сихуа выполнять обязанности по управлению гаремом, возложенные на нее государыней? Вы ведь понимаете, что никому не позволено идти против воли матушки-императрицы?
Хотя большая часть его речи была лишь пустыми словами, логика в ней имелась. Я даже не могла ему возразить. Но, видя, что я никак не решусь, евнух Чжоу решил еще раз меня подтолкнуть:
– Пинь Тянь и матушка Дуань не смогут прийти из-за недомогания, но все остальные наложницы уже собрались. Пришла даже мэйжэнь Ань. Все ждут только вас.
Теперь я уже не могла отказаться и не идти. Я знала, что во дворце Мисю меня обязательно прилюдно унизят, но обязана была следовать правилам дворца. К тому же перед отъездом императрица сказала, что мне стоит быть сильной и набраться терпения. С трудом поднявшись и переодевшись, я причесалась и накрасилась. Я должна была хорошо выглядеть, чтобы мои враги не поняли, насколько плохо я себя чувствую. Для меня было непозволительным показывать им свою слабость.
В конце концов я пришла, но опоздала.
Дворец Мисю, в котором жила фужэнь Сихуа, поражал своим великолепием. Позолоченные скаты крыш были украшены фигурками животных, а столбы и балки расписаны ярким праздничным рисунком в виде парящих в небе волшебных синих птиц цинлуань [160]. Птицы выглядели как живые, их яркие перья блестели на солнце. Их величественный вид впечатлял не меньше, чем изображения фениксов.
Цзиньси помогла мне подняться по лестнице и присесть, приветствуя фужэнь Сихуа.
В главном зале возвышалась огромная ледяная скульптура, от которой веяло холодом, как от горной реки, а у стены стоял большой, покрытый золотом треножник в форме лилии, источающий запах неизвестных мне благовоний. Их аромат был сладким, загадочным и нежным. Он кружил голову, как вино, и расслаблял тело и душу, создавая ощущение уюта.
На самом высоком месте стояло кресло, напоминающее трон, и именно в нем сидела фужэнь Сихуа. Она гордо выпрямила спину и смотрела на меня с недовольным прищуром. По обе стороны ее лица свисали большие украшения в виде сетки, сплетенной из жемчуга, а в руках она держала не менее дорогой веер с позолоченной ручкой, на котором были изображены пышные пионы. Она неторопливо обмахивалась веером и осуждающе глядела на меня из-под аккуратно нарисованных высоких бровей, выделяющихся на светлой коже.
Стоило мне войти в зал, я сразу ощутила царящую в нем мрачную атмосферу, а из-за моего прихода она стала еще напряженнее. Я объяснила хозяйке дворца, почему опоздала, а она, на удивление, не стала меня порицать, а пригласила присесть. И это было очень подозрительно.
После непродолжительного разговора подали долгожданные закуски, и гости наконец смогли немного расслабиться.
– Фужэнь, у тебя во дворце так приятно пахнет, – подала голос Линжун, – но я никак не могу понять, что же это за аромат.
Наложница Сихуа приподняла тонкие и аккуратные брови и с нескрываемой гордостью ответила:
– Мэйжэнь Ань, твоему нюху можно только позавидовать! На самом деле, эти благовония мне подарил император. Он приказал создать новый аромат лично для меня и назвал его «Аромат радости». Больше ни у кого нет этих благовоний, поэтому ты их и не узнала.
Фужэнь Сихуа в очередной раз своими словами заставила наложниц почувствовать себя неловко и в то же время позавидовать ей. Но так как она была по положению выше всех нас, никто не посмел учить ее хорошим манерам.
Линжун скромно улыбнулась и склонила голову.
– Я такая глупая, – сказала она, – в отличие от сестрицы фужэнь, которая многое повидала и многое знает.
Мы еще немного поговорили о различных пустяках, а потом в зале вновь наступила тишина, в которой раздавался только голос хозяйки дворца, рассказывающей о насущных проблемах гарема.
Мне потихоньку становилось лучше, я уже не чувствовала себя полностью разбитой. Я внимательно слушала фужэнь, которая говорила о том, что пора навести в гареме порядок.
– Фэй Цюэ покончила с собой, потому что испугалась наказания за то, что погубила ребенка пинь Тянь. Я бы не хотела об этом упоминать, но ее проступок дал понять, что среди нас есть люди со злыми помыслами. В придачу в последнее время участились ссоры и драки между служанками и евнухами. Правила дворца для них пустой звук. Я считаю, что пора навести порядок на территории гарема.
Фэй Цзин, которая тоже имела право управлять делами гарема, не могла вставить ни слова в бесконечный словесный поток фужэнь Сихуа. Наложницы слушали ее и кивали. Наконец она замолчала, посмотрела на свои длинные и гладкие, как листья черемши, ногти и резко сказала:
– Сколько же я повидала беременных наложниц, которые зазнавались, потому что император одаривал их своей благосклонностью. – Сказав это, Сихуа бросила на меня исподлобья неприязненный взгляд и неожиданно язвительно воскликнула: – Гуйпинь Вань, ты ведь понимаешь, в чем провинилась?!
Поначалу я не собиралась обращать внимание на ее издевки, но ее серьезный и сердитый вид удивил меня и немного напугал.
Я поднялась и, склонив голову, ответила:
– Я не знаю, чем могла так сильно разозлить сестрицу фужэнь, но я бы хотела узнать. Пожалуйста, расскажи.
Глаза Сихуа потемнели, словно бы на них набежали грозовые тучи, а слова звучали как оглушительный гром:
– Мы сегодня собрались во дворце Мисю, чтобы обсудить дела, но гуйпинь Вань, урожденная Чжэнь, опоздала без веской на то причины. Ты проявила ко мне неуважение и даже не встала на колени, чтобы извиниться!
Она решила продемонстрировать мне свою власть и припугнуть остальных наложниц. На самом деле, это было ни к чему. Все и так прекрасно понимали, кто обладает самой большой властью в отсутствие императрицы. Все мы помнили, что Сихуа фаворитка императора и что за ней стоит богатая и могущественная семья. То, что она сейчас делала, было излишне. Все, чего она добилась своим поведением, это всеобщая неприязнь.
Я же просто беременная наложница. Я давно уже не служу Сюаньлину по ночам. Зачем ей эта бесконечная борьба?
Во мне начала закипать злость, но я ни на минуту не забывала о том, что мне перед отъездом сказали императрица и Сюаньлин.
«Надо терпеть», – напомнила я себе и покорно опустилась на колени.
Но это не умерило гнев старшей наложницы, наоборот, она стала распыляться еще сильнее:
– Если ты сейчас смотришь свысока на своих сестер, то что же будет, если ты родишь принца?! Ты заставишь весь гарем пресмыкаться перед семьей Чжэнь!
Я бы могла вытерпеть все ее нападки, но понимала, что, если буду постоянно ей уступать, она станет еще заносчивее. К тому же мне не давала покоя странная смерть Чунь. Я должна была наказать виновницу! Война между нами уже началась, поэтому я не могла отвести свои войска на три перехода [161].
Я слегка склонила голову и приняла смиренную позу, после чего заговорила:
– Я понимаю, что фужэнь злится, но не могу промолчать. Я уверена, когда фэй Цюэ была беременна, и государь, и государыня заботились о ней, но делали они это не ради наложницы Цюэ, а ради династии Чжоу и нашего государства. Сегодня я опоздала не без причины. Прошу простить меня, если я кого-нибудь этим оскорбила. Но, пожалуйста, не говори, что весь гарем окажется во власти семьи Чжэнь, когда над нами есть тайхоу, император и императрица, и старший принц, ставший ее воспитанником. Ты говоришь страшные вещи, фужэнь Сихуа.
Очаровательное лицо с идеальным макияжем, обрамленное густыми черными волосами, недовольно вытянулось. На светлой коже выделялись темные брови в форме гор и наполненные гневом глаза, напоминающие взгляд феникса. Сихуа умела выглядеть грозной и внушительной даже без криков. После моих слов у нее участилось дыхание, а потом она неожиданно ударила сложенным веером о подлокотник. Наложницы испуганно вздрогнули и растерянно переглянулись.
– Фужэнь, ты так долго говорила. Тебе наверняка хочется пить. – Фэй Цзин решила отвлечь внимание хозяйки дворца. – Давай ты выпьешь чаю и немного передохнешь. И позволь гуйпинь Вань подняться.
Во время нашего с фужэнь разговора Мэйчжуан все время следила за мной, изредка бросая взгляды на старшую наложницу. В ее глазах затаилась злость, острая и опасная, как спрятанный в рукаве нож. Но фужэнь этого не замечала. Она посмотрела на меня с презрением и на весь зал сказала:
– В женщине больше всего ценится ее добродетель. Гуйпинь Вань, урожденная Чжэнь, красиво говорит и притворяется доброй, но на самом деле не уважает старших. За то, что она посмела мне дерзить… – Сихуа поджала ярко-красные губы и, уже не скрывая своего гнева, заявила: – Я приказываю ей встать на колени перед дворцом Мисю и читать вслух «Наставления женщинам»