Я махнула рукой, отсылая служанок из спальни, и негромко спросила:
– Со мной что-то не так? Я чем-то больна?
Лекарь нахмурился, а потом осторожно поинтересовался:
– Матушка, вы случайно не пользуетесь мускусом?
– Мускусом?! – Его вопрос меня ошарашил. – Лекарь Чжан строго-настрого запретил мне во время беременности пользоваться чем-либо, что содержит мускус. А сейчас у меня совершенно нет желания пользоваться благовониями.
Вэнь Шичу задумался, поджав губы. Через некоторое время он уверенно заговорил:
– Но я вижу симптомы, которые указывают на то, что мускус как-то попал в ваше тело. Возможно, его количество было невелико, поэтому вы могли его не почувствовать. – Он вдруг резко поднял голову и посмотрел на меня горящими глазами. – Матушка?!
Я начала нервничать и судорожно вспоминать, где я могла соприкоснуться с мускусом.
– У меня его точно нет. – Я покачала головой, но стоило мне подумать о запахах, я вспомнила, что за последнее время я только лишь в одном месте ощущала сильный аромат благовоний. Я вызвала Лючжу и сказала: – Ступай в Министерство двора и любыми способами достань мне благовония, которые делаются специально для фэй Мужун. Они называются «Аромат радости».
Когда служанка убежала исполнять мой приказ, лекарь Вэнь спросил:
– Вы давно плохо спите? – Когда я кивнула, он тихонько вздохнул и сказал: – Матушка гуйпинь, на этот раз ваше недомогание – это последствие длительных переживаний. Из-за постоянной грусти в пяти основных органах произошел застой энергии, а из-за злости у вас наблюдается печеночный огонь [168]. Вы уж простите меня за прямоту, но вы сами себя губите.
Я молчала. Вэнь Шичу посмотрел на меня с сочувствием и по-доброму с искренней заботой сказал:
– Принимать много лекарств – вредно для здоровья. Я советую вам пить чай с семенами лотоса. – Он заглянул в мои глаза, проверяя, что я слушаю, и начал подробно объяснять: – У горьких семян лотоса холодная суть, поэтому они отлично помогают пережить жару и вывести из организма вредное тепло. При этом они очищают душу от плохих помыслов и успокаивают нервы, а еще благотворно влияют на селезенку и почки. Как говорится, семена лотоса питают сердце и успокаивают душу, а еще лечат покрасневшие и опухшие глаза.
Я посмотрела на лекаря и через силу улыбнулась:
– Но семена лотоса очень горькие.
– Я очень надеюсь, что горечь, хранящаяся в сердце лотоса, поможет изгнать горечь из вашего сердца.
Я отвернулась. Даже если бы я попробовала объяснить, он бы все равно не понял моих переживаний.
Вдруг я услышала тихое пение:
– Спроси у лотоса в пруду, корней ли много у него? И семена его горчат, впитав страдания кого? И у цветов, что делят стебель на двоих, спроси, не в память о влюбленных ли? [169] – Вэнь Шичу замолчал, ожидая моей реакции, а потом спросил: – Вы помните эту песенку? – Я кивнула, и он продолжил: – Когда вы были еще маленькой, ваш старший брат как-то взял вас кататься на лодке. Я помню, как вы стояли на носу, ваши волосы были убраны в два колечка, в руках вы держали семенные коробочки лотосов и напевали эту песенку. – Погружаясь в приятные воспоминания, он говорил все тише, все ласковее: – В тот день я подумал, что женюсь на вас, как только вы подрастете. Но, повзрослев, вы отрастили крылья феникса, и вам захотелось свободы. Простой придворный лекарь не смог бы удержать вас даже в золотой клетке. – Он посмотрел на меня с жалостью и чуть слышно добавил: – Но сейчас, когда я вижу вас в таком состоянии, я жалею о том, что не связал вас и не запер в клетке. Так было бы лучше.
Поначалу я спокойно его слушала, но чем больше он говорил, тем больше его речи становились неприемлемыми. Вэнь Шичу опять забыл, что он лекарь, а я наложница императора. Яростный гнев охватил меня в мгновение ока. Я взяла шелковый валик, лежащий у кровати, и швырнула его на пол.
Валик упал на пол бесшумно, так что никто за дверью этого не услышал, но зато я привела в чувство забывшегося лекаря.
– Лекарь Вэнь, прекратите, вы уже наговорили лишнего, – я устало вздохнула. – Кем вы себя считаете, что позволяете себе говорить столь неподобающие вещи? Вы придворный лекарь, а я наложница императора. Ни больше ни меньше. Я ценю ваши теплые чувства, но, если я еще хоть раз услышу от вас нечто подобное, я забуду о нашей многолетней дружбе!
Выпалив столь длинную тираду на одном дыхании, я упала на кровать, пытаясь отдышаться. Вэнь Шичу стыдливо отвел глаза и печально вздохнул. Краем глаза я заметила движение за спиной лекаря и приподняла голову. Там, за парчовой занавеской, я увидела стройную фигуру Мэйчжуан. Лицо у нее было таким же белым, как нефритовый браслет на запястье.
Когда я ее увидела, у меня от испуга и стыда закружилась голова. Я никогда и никому не рассказывала о том, что Вэнь Шичу питает ко мне романтические чувства. А после того, как я стала наложницей императора, такие речи и вовсе стали табу. Как же мне было стыдно, что Мэйчжуан, которую я давно считала своей сестрой, услышала об этом вот так, совершенно случайно.
– Сестрица… – сорвалось с моих губ.
Мэйчжуан кашлянула, пытаясь скрыть смущение, но выглядела она при этом неважно. Наверняка тоже не хотела попасть в подобную ситуацию.
– Для тебя сейчас самое важное отдыхать и восстанавливать силы, – сказала она и вышла из спальни.
Я поняла, что она ушла, чтобы не создавать неловкости между мной и лекарем Вэнем, но из-за этого разозлилась еще сильнее. Я пронзила грозным взглядом Вэнь Шичу, стыдливо опустившего голову, и, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, сказала:
– Если вы желаете погубить меня, то, пожалуйста, несите подобную чушь хоть каждый день. Рядом всегда найдутся уши тех, кто в очередь выстроился, чтобы избавиться от меня. Господин Вэнь, я с детства считаю вас своим другом, но теперь я в растерянности. Не понимаю, вы хотите помочь мне или навредить?
Я видела, что он сожалеет о своем поступке и ему стыдно.
– Матушка, вы только не сердитесь. Злость вредит вашему здоровью. Простите меня, я больше не буду говорить о подобном, – виновато сказал Вэнь Шичу и попросил разрешения откланяться.
Мне и до разговора с лекарем было плохо, но после него стало еще хуже. Голову словно ватой набили. Я немного покрутилась на кровати, пытаясь устроиться поудобнее, и вскоре уснула.
Когда я проснулась, за окном уже потемнело, и Лючжу вернулась во дворец. Она помогла мне выпить лекарство и прополоскать рот, а потом доложила:
– Евнух Цзян дал немного благовоний только потому, что их попросили вы. Он сказал, что император лично велел следить за тем, чтобы эти благовония выдавались только во дворец Мисю и никому больше.
Лючжу протянула мне маленькую баночку с «Ароматом радости». После ее доклада мои подозрения усилились. Я открыла баночку, взглянула на содержимое и тут же закрыла.
– Ступай сейчас же к мэйжэнь Ань и попроси ее прийти, – велела я служанке. – Скажи, что мне стало лучше и я хочу немного поболтать.
Лючжу вернулась довольно быстро, но одна, без Линжун.
– Цзюйцин сказала, что госпожа Ань ушла во дворец императрицы, поэтому придет к вам чуть позже.
Такие новости меня удивили.
– Ей стало лучше? В последнее время она редко выходила из дворца.
В вечерней тишине то и дело раздавалось неприятное, режущее слух кваканье лягушек. Я дождалась Линжун и усадила напротив себя. Она открыла баночку с благовониями, поковыряла их ногтем и, закрыв глаза, принюхалась, после чего начала перечислять:
– Я чувствую многоколосник, валериану, люцерну, алойное дерево… белый сандал… гвоздичное дерево… корни кротона… – Она принюхалась еще раз и вдруг вздрогнула, посмотрев на меня с испугом.
– Что там? – нетерпеливо спросила я.
Линжун пару мгновений сомневалась, говорить или нет, но все же ответила:
– Пахнет мускусом.
По моему израненному сердцу нанесли еще один болезненный удар. Я узнала истинную причину того, почему фэй Мужун, будучи много лет фавориткой императора, так и не родила ему ребенка. Оказывается, Сюаньлин давно задался целью уменьшить влияние семьи Мужун и принца Жунаня. Благовония с мускусом были частью его плана.
Скорбь и досада все глубже проникали в мою душу и обволакивали разбитое сердце. Сначала они были подобны полупрозрачной дымке над озером, но постепенно становились все гуще, пока не превратились в плотный туман, в котором мне приходилось блуждать на ощупь. Я много раз задавала себе одни и те же вопросы: почему я почувствовала беспокойство плода во дворце Мисю и почему у меня случился выкидыш после часового стояния на коленях. Я не спорю, что в тот день чувствовала себя плохо с самого утра. Но кто знает, возможно, что выкидыша не случилось бы, если бы я не надышалась «Ароматом радости», который император подарил наложнице Мужун.
Сюаньлин… Сюаньлин… Вы хотели предотвратить возвышение семьи Мужун, но из-за этого погубили нашего ребенка!
Линжун внимательно следила за выражением моего лица, а потом спросила:
– Сестрица, эти благовония принесли из дворца фэй Мужун? Я еще в тот день почувствовала, что с ними что-то не так, но это были лишь мои догадки. К сожалению, я не могла понюхать их так же, как сейчас. Да и если бы я осмелилась заговорить, меня бы никто не послушал, ведь я просто позабытая императором наложница. Я думаю, что в этих благовониях использован дорогой мускус рыжебрюхой кабарги [170], причем молодой особи. Такие кабарги водятся только на северо-западе от Гималаев и считаются очень ценными животными. Их мускус действует гораздо сильнее, чем мускус других видов…
Линжун больше ничего не сказала, но я поняла ее без слов. Лекари издавна предупреждали, что женщинам нельзя долго пользоваться вещами, содержащими мускус. Считалось, что женщины, которые постоянно соприкасаются с этим веществом, не могут забеременеть, а если беременеют, то у них часто происходят выкидыши и даже бывают случаи мертворождения. Поэтому я всегда держалась от мускуса подальше, хотя и люблю возжигать благовония.