Девчонки идут! Таня Фёдорова и Люба Мигунова из их звена. И с ними третья девчонка, незнакомая. Шляпа на ней соломенная с широкими полями, платье синее в белый горошек. Городская какая-то, что ли? Похоже, что на солнце ещё не бывала: лицо совсем белое. Волосы стриженые, русые. «Чего на меня из-под чёлки уставилась?..»
И Света подумала: «Что он меня разглядывает?»
Растянувшись в траве у скамейки и подперев руками взлохмаченную голову, мальчишка не спускал со Светы сонного взгляда.
— Саша ещё не пришёл? — Люба оглянулась по сторонам. — Сенька, не видел Сашу?.. Ну, что ты молчишь?
— Дык что ж говорить? — лениво отозвался Сеня. — Видно, из речки ещё не вылез. Утром я его в речке видел.
Таня засмеялась.
— Дык! Не зря тебя Дыдыком прозвали.
Люба нахмурила тёмные брови:
— Опять Сашка опоздает на дежурство!
На лужайке появилась высокая девочка лет пятнадцати — шестнадцати, в синем платочке, завязанном под подбородком.
— Здравствуйте, ребята! А у меня для вас сюрприз: письмо от Сергея Ивановича!
Таня заплясала от радости.
— От Сергея Ивановича? Это профессор Сергей Иванович, — объяснила она Свете. — Из сельхозинститута. Мы по его заданиям опыты делаем. Глашенька, а это Света! Она из Ленинграда приехала. С бабушкой. На дачу. Света, Глаша наша звеньевая! Она уже комсомолка. В восьмом классе учится. У них практика по птицеводству. А Глаша с нами практику проходит!
Глаша засмеялась:
— Все сразу выложила, тараторка. Одним духом. Не собралось ещё звено? Надо письмо прочесть.
— Я за Витей сбегаю, потороплю его. — Тёмной косой Люба махнула, как лошадка хвостом, и вот уже нет под берёзами ни Любиной косы, ни самой Любы.
А на лужайку примчался велосипед. На велосипеде — загорелый дочерна, кудрявый мальчишка. Глаша с Таней в сторону отскочили.
— Фу, Сашка! — вскрикнула Таня. — Чуть не наехал.
— Люба ещё не пришла? — соскакивая с велосипеда, спросил Саша. — Зануда несчастная! Надо же такую штуку устроить!
— Люба за Витей пошла, — сказала Таня. — Сергей Иванович письмо…
Но Саша её перебил:
— Попадись мне эта Любка! Нет, вы подумайте. На нашей двери рано утром оказалась бумаженция, кнопкой приколотая. На бумажонке печатными буквами разрисовано: «Только дураки опаздывают на работу. Не будь дураком!»
— Батюшки! — всплеснула руками Таня.
— Вот тебе и батюшки! Мой старший брат — тракторист — на работу опаздывал, проспал малость. Выскочил он из избы, прочёл, да с ходу на меня бросился. Хвать за ухо: «Это что за прописи там висят?» А я ничего не понимаю, ещё не видал этой дурьей бумажки!
Таня давилась от смеха. И Глаша засмеялась.
— Вам-то что! — хорохорился Саша. — А у меня ухо так и горит. Ладно, Ванька наш очень торопился, так маленько дёрнул, а то начисто бы ухо оторвал! На свой счёт ведь принял. А это — факт! — Любкины издёвки. Её рук дело.
— Ты своё ухо водичкой холодненькой помочи, — посоветовала с улыбкой Глаша. — Люба ведь о тебе заботится, Саша. Чтобы ты на работу не опаздывал. Не бывало с тобой разве?
— За опоздания мне, а не ей попадёт! — Саша сердито плюхнулся в траву рядом с Сенькой.
Запыхавшаяся Люба его не заметила. Прибежала и заговорила торопливо:
— Витя идёт. А Сашку я не нашла. Наверно, он на тот берег уплыл.
— Он уже утонул! — пробасил Саша, как из подземелья.
Люба вздрогнула, глянула, сделала равнодушное лицо и повернулась к нему спиной.
— Ух-хо полуоторванное его на дно потянуло! — прорычал в траве Саша.
Света фыркнула.
— Здравствуй, Глаша! Здравствуйте, ребята! Говорят, письмо пришло от профессора Щукарева? Очень приятно.
С такими словами Витя не спеша приблизился к скамейке, на которой сидели Глаша и девочки. Походка у него солидная, руки засунуты в карманы брюк. Волосы аккуратно причёсаны на пробор. На ногах — полуботинки с носками, голые пятки не сверкают, как у Саши и Сени.
— Все в сборе? — сказала Глаша и протянула Тане письмо: — Читай!
— А почему Сенька лежит? — недовольно спросил Витя. — Это неуважение к коллективу! Пусть слушает сидя.
Сеня и голову положил на траву:
— А мне и так хорошо!
— Чего ты командуешь? — вступился за него Саша. — Может, он устал или ужарел! Пускай лежит. Что тебе, — жалко?
— Мой отец бригадир, — заявил Витя, — и никогда бы не разрешил на собрании бригады лежать!
— Да ты-то не бригадир! И не звеньевой. И даже не помощник звеньевого.
— Мальчики, перестаньте ссориться! — сказала Глаша. — Таня, читай!
Таня стала звонко читать:
— «Дорогие ребята! Большой привет вам от сотрудников нашего института. Меня очень интересует, как проходят у вас опыты. Даёте ли вы утятам биомицин?» Даём! Даём! — сама себя перебила Таня.
Света очень удивилась и застенчиво сказала:
— А мне тоже как-то давали биомицин, когда я болела. Но разве у ваших утят высокая температура?
— Вообще у птиц выше температура, чем у человека, — сказала Глаша. — Но не в этом дело. Наши утята не больны, у них температура нормальная. Тебе не такой биомицин давали. Тебе — лекарственный, а нашим утятам — кормовой. Он в мешанку добавляется.
— «Даёте ли вы утятам биомицин? — повторила Таня. — Если даёте, то заметны ли результаты?»
— Заметны! — заявила Люба. — Утятки не болеют. И в опытной группе лучше поправились. Вчера взвешивали.
— Поправились! — фыркнул Витя. — Кто так говорит? Что у них, щёки, что ли, потолстели, у наших утят? Прибавили в весе, надо сказать. А главное, насколько прибавили. Цифры нужны.
— Не придирайся! Цифра! — крикнул Саша.
Глаша нахмурилась.
— Вы опять? Отберу письмо. Пусть другие звенья отвечают, а про наше звено я сама напишу: не могли ответить из-за глупых стычек.
— «Устроили ли вы червятник? — прочитала Таня. — Как поживают в нём черви?»
— Че-ер-ви! — протянула Люба с отвращением. — Бр-р-р!
Свету тоже слегка передёрнуло.
— А зачем черви? — спросила она.
— Земляные черви — прекрасный биокорм, — отозвалась Глаша. — Червятником ведает Сеня. Сеня, ну как, развелись черви?
Из травы ответа не услышали. Зато громко вскрикнула Люба: это Саша подобрался сзади и дёрнул её за косу.
— Тихо вы там! — прикрикнул Витя. — Сенька, отвечай, — как с червятником? Разлёгся на собрании и ещё отвечать не желает!
— Сеня! — окликнула Глаша. Она встала, чтобы подойти к нему.
Но Саша её опередил. Подскочил к неподвижно лежавшему Сене, нагнулся над ним и сообщил радостно:
— Дыдык спит!
Таня, Люба и Света со смеху покатились. И Глаша засмеялась. А Витя отчеканил сердито:
— Вот что значит полёживать на собрании!
Глаша сдержала смех и приказала с подчёркнутой строгостью:
— Растолкай его, Саша! Заснуть, можно сказать, на заседании, и правда, никуда не годится.
— Тем более при чтении профессорского письма! — добавил Витя.
Сеня сел, протирая глаза кулаком:
— Дык я всё слышал!
— А слышал, так расскажи про червятник! — велела Глаша.
Сеня посмотрел на неё с недоумением:
— Червятник? А чего про него рассказывать? Червятник как червятник. Черви в ём ползают.
— Не в ём, а в нём. Говори правильно! Ты, Сеня Корнеев, ничего не слышал, а говоришь, что слышал.
Тон у Глаши был учительский, но почему-то Света подумала, что, кажется, Глаша не очень строгая звеньевая.
Сенька в раздумье чесал затылок. Вдруг он сказал глубокомысленным тоном:
— Хватит. Первую порцию, пожалуй, можно брать.
Все очень удивились.
— О чём это ты? — спросила Глаша.
Таня даже встревожилась:
— Ты бредишь, Сенька? Тебе снится сон про какую-то еду?
Сеня пожал плечами.
— Ничего мне не снится. Червей, говорю, хватит. Много уже развелось.
— А-а, — заулыбалась Глаша. — Значит, завтра же мы и возьмём… первую порцию! Для опытной группы. Надо будет только как-нибудь поравномернее скормить угощенье. Чтобы не вышло так: одному утёнку много, а другому ничего.
— Аккуратненько разделим, не беспокойся! — пообещал Саша. — Как в столовке. Тебе, Люба, так и быть, одну порцию оставим. Для храбрости.
Люба руками замахала:
— Фу, гадость какая!
— Таню перебивают всё время… — Витя живо забрал из Таниных рук письмо и ясно, чётко стал читать: — «Напишите, пожалуйста, из чего у вас состоит мешанка для утят? И какую вы даёте зелёную подкормку? Вот пока и все мои к вам вопросы. Жду на них ответа. Желаю вам, дорогие опытники, успехов в работе, погожего лета, интересного досуга, весёлых игр! Ваш С. Щукарев». Всё! Долго ли было прочесть?
— Вот вы на это письмо и ответьте сами, — сказала Глаша. — Напишите, я просмотрю… А теперь живо за работу!
РАСПРИ ПОД ОКНОМ
Девочки играли в «классы». Люба скакала, а Таня, Нюра и Света стояли и смотрели. Белая Единоличница, увязавшаяся за Таней, бродила под стенкой ближней избы, щипала траву.
Люба кидала камешек в клетки, начерченные на земле, и прыгала так ловко, что Света с Нюрой вздыхали от зависти: вот-вот выиграет. С безнадёжным видом Света уселась в тень на завалинку.
Из проулка вылетел на велосипеде Саша. Подкатил к девочкам, соскочил лихо, вытер кулаком пот со лба:
— Ух, жарко! Мы с ребятами на перегонки ездили. До большого сосняка домчали.
Посреди клетки Люба застыла на одной ноге, другую ногу, как журавль, поджала.
— И кто победил в перегонках? — поинтересовалась Таня. — Люба, играй же!
— Петька Кузьмин победил! О-он велосипедист! Я так думаю, что Петька и на всесоюзных каких-нибудь соревнованиях победил бы!
— На всесоюзных! — фыркнула Люба. — Хвастуны эти мальчишки! — И опустила поджатую ногу.
— На черту встала! — закричала Нюра. — Всё! Наконец-то! Выходи из классов! Таня, твоя очередь.
— Это Сашка виноват, — сказала Таня. — Люба вот-вот кончила бы.
Таня стала скакать, а Люба в сторону отошла.
— Письмо-то где? — спросил Саша. — Болтали чего-то, что его подписывать надо.