— Умерли? — ужаснулась Света.
— Нет. Повезло им. Одному только часть ступни оторвало, другому — пальцы на левой руке. Это не в нашей деревне было. Трогать всякие неизвестные штучки никак нельзя!
— А ты тронула бумагу… предупредительную.
— Бумага не мина. Значит, я самую мину не тронула.
— А если бы! Ой, какой страх! Таня, надо о минах сказать… Кому? Глаше?
— Да что Глаша? В военную часть надо сообщить. Там есть минёры. Они разряжают мины. Но здесь нет военной части… — Таня задумалась. Потом воскликнула: — А, знаю! В милицию надо! Вот куда! А из милиции уже дадут знать военным.
— А милиция в Дымове есть?
— Нет. В селе. Где сельсовет. Довольно далеко. А пока не скажем в милиции, никому-никому не говори! И я не скажу. Потому что раз мины, — значит, военное. А раз военное, — значит, тайна. Болтать не надо.
— А вдруг, пока мы скажем, ещё кто-нибудь набредёт на это место? Дети какие-нибудь маленькие…
— Ой, правда! Что же делать?.. Знаешь что? Я сейчас побегу с этой бумажкой в сельсовет, а ты иди на участок и скажи Глаше, что я ушла…
— В милицию? Спросят, почему. Удивятся…
— Нет. Ты, Светочка, скажи, что я побежала… да просто домой. Что у меня… да, ну, живот очень заболел. Вот так!
Таня помчалась во всю прыть, а Света поплелась к утятнику.
Люба встретила её радостной вестью: ещё двух утят нашли: они крякали совсем близко, под обрывом, спустились туда, а наверх взобраться не могли. Теперь только трёх утят не хватало.
— А Таня где же?
— Сейчас я Глаше скажу…
Света нашла Глашу в загоне. Она посыпала пол свежими опилками.
— Долго вы как! На тот берег ходили? А ноги-то у тебя все в глине! На коленках лазили?
— Глаша, Таня домой пошла.
Глаша очень удивилась:
— Это почему? До конца вашей смены ещё часа полтора осталось.
— У неё… у неё вдруг… живот очень сильно заболел.
— Бедняжка! Что же с ней такое? И сильно, говоришь?
Света кивнула, глядя в землю.
— А почему у тебя такой вид испуганный? Напрасно ты Таню не проводила, вы же рядом живёте. — Глаша встревожилась. — Ну, зачем ты её одну отпустила?
— Она захотела одна…
Света стала помогать Сеньке выгружать корм из ящика на колёсах. Этот ящик прикатывали из кормокухни по двум длинным жердинам, уложенным на земле как деревянные рельсы. Из ящика на колёсах корм лопатами накладывали в вёдра и уже вёдрами разносили по кормушкам.
Сеньке и Любе тоже пришлось объяснять, что Таня, кажется, заболела. Было очень неприятно врать несколько раз подряд. К счастью, Саши и Вити на участке не было. Их Глаша тоже отпустила искать утят. Так что хоть им-то врать не пришлось. Каждый ведь непременно расспрашивает в отдельности, хоть и слышал, что Света говорила другим.
ТАЙНА
Солнце уже спустилось к самому лесу, и небо стало оранжевым, когда Таня пришла к Свете, поджидавшей её с нетерпением. Вид у Тани был очень усталый, она даже похудела за один день. Ещё бы — ведь в общей сложности Таня километров шестнадцать отмахала. До села, где находится милиция, от Дымова восемь километров.
Девочки уселись на скамейку в огороде.
— Вот велосипеда-то у меня нет! — сказала Таня. — Хотя я и ездить на нём не умею.
Она подробно рассказала Свете, как всё было.
Прибежала Таня в поселковую милицию и говорит:
— Скажите, пожалуйста, военным, что надо скорей разминировать пещеру, а то дети или утята туда влезут и взорвутся!
Милиционер, молодой и весёлый парень, глаза вытаращил:
— Кто взорвётся? Какая пещера? Садись, девочка, отдышись и расскажи хорошенько, что́ случилось.
Таня протянула милиционеру бумагу, найденную в пещере.
— Мины пишутся через одно «н», — сказал милиционер, рассматривая бумагу. — Где ты нашла это объявление?
К тому времени Таня уже перевела дух и всё-всё объяснила, как они искали утят и спустились в пещеру.
— Ни в Дымове, ни в округе мин нет, — сказал милиционер. — Везде давно и много раз проверено. Это кто-то подшутил. Нарочно такую надпись написал. С грамматической ошибкой написал. А попали вы наверняка в старый блиндаж. От войны блиндаж остался. В этой местности шли бои. Ямы всякие, рытвины возле леса видела? Это от снарядов. Взорваться вы бы не взорвались, а вот завалить, засыпать вас могло. Ведь там всё разрушенное, обветшалое. Так что вы во всякие такие места, в разные «пещеры», не лазайте.
Бумажку с «миннами» милиционер у себя оставил — «на память», говорит, — угостил Таню малосольным огурцом и дал напиться воды из графина. На прощанье он Тане откозырял: встал, вытянулся и приложил руку к фуражке.
— Наверно, мин там и правда нет, — немного смущённо закончила Таня свой рассказ. — Но кто-то в этом старом блиндаже бывает. Может быть, живёт в нём или что-то ценное прячет. Чтобы отпугнуть, если кто туда влезет, как мы с тобой, и положил нарочно страшную бумажку. А мы не побоимся, — верно?
— Ну-у, не знаю, — протянула Света.
— Знаешь, что я придумала, пока обратно шла? Мы с тобой возьмём фонарь «летучую мышь», у нас есть, и пойдём туда. Всё-всё осмотрим! И узнаем, почему нужно отпугивать от этого места.
— Ой, Танечка! Ну, зачем? А если нас засыплет? Ведь сказали тебе, что может обвалиться.
— Не обвалится. Столько лет после войны не обваливалось, а тут сразу и обвалится нам на головы? Мы осторожно будем там ходить. Только ты никому-никому не говори! Ни Любе, ни Нюре — никому! А уж мальчишкам и подавно.
— С чего это я мальчишкам скажу?
— А вдруг просто так проболтаешься? Для интересу. И я тоже никому не скажу. Это будет наша с тобой тайна, поняла? До времени… Мы всё разузнаем, кто там, в этом старом блиндаже, страшные записки оставляет. И тогда уже скажем всем. Может быть, на пионерском сборе даже.
Очень интересно, прямо здорово вдвоём, только со своей подругой, иметь тайну! Но при мысли о том, что опять нужно лезть в непонятную тёмную яму, Свете становилось жутковато.
— Таня, а что, если… если там поселились… шпионы?! Ведь они нас убьют.
Таня не удивилась такому предположению, а почему-то сконфузилась. Помолчала и призналась:
— Насчёт шпионов я милиционеру тоже намекнула. А он стал смеяться. Говорит: «Девочка, а, видно, тоже, как мальчишки, шпионских книжек начиталась. В нашем сельсовете военных объектов нет. Во всех десяти деревнях, что в сельсовет входят, одно сельское хозяйство. Шпионам здесь делать нечего».
— Ну, не шпионы, — сказала Света, — так просто воры. С ними тоже встретиться страшно.
— Мы, Светочка, во-первых, не полезем, если там кто-то засел. Если заметим, что кто-то там притаился, мы переждём, будем следить. Это во-первых. А во-вторых, воров у нас в деревне тоже нет. Двери никто не запирает на замок, только — на палочку. И никогда ничего не пропадает.
Это верно, что двери в Дымове не запирали. Матрёна Ивановна, у которой жили Света с бабушкой, когда уходила, затыкала снаружи в железные дверные скобы палочку. Палочка торчала поперёк двери и как бы говорила: «Никого нет дома». Ведь изнутри в эти скобы палочку не всунешь. А вытащить её каждый ребёнок мог.
Светину бабушку эта палочка сперва очень смущала:
— Как это так — уходим все и дверь у нас на палочке, а не на ключе?
Но Матрёна Ивановна ответила преспокойно:
— Да кто же полезет в избу, когда в ней никого нет? Замок навешиваем, когда в город или куда ещё далеко уезжаем, а каждый день с замком возиться чего это ради?
Да, Таня права: воров в Дымове нет.
— Но ведь воры могут приехать откуда-нибудь, — подумав, сказала Света. — Разве им на железной дороге и на автобусе не продадут билеты?
— Ну, зачем им сюда ехать? — засмеялась Таня. Потом стала серьёзной, задумалась. — Вот ты говоришь, Света, что войны сейчас нет. Это у нас войны нет. И это самое-самое главное, чтобы был мир. Мама всегда говорит. И папа. А вообще война на свете есть. Папа газеты читает по вечерам и всё нам рассказывает. Про разное международное положение. В Лаосе, в Алжире и ещё где-то такое делается… А в Конго-то что было. Бедный Патрис Лумумба!
Обе девочки вздохнули и помолчали.
— У нас Гагарин в космос летал. А там что! — сказала Таня.
— У меня дома из газет все, какие нашлись, снимки с Гагариным вырезаны! У тебя тоже? Мы узнали ещё в школе, когда занятия не кончились. А ты, Таня, тоже в школе? Откуда мальчишки всё узнают сразу? Мы после четвёртого урока уйти не успели, а мальчишки уже кричали: «Гагарин! Гагарин!» — и приставали к учительнице с вопросами.
— А у нас на другой день был в школе митинг…
— Девочки, ужинать идите! — позвала бабушка.
— Ой, как я засиделась! Меня мама тоже с ужином заждалась. До свидания, Светочка, до завтра!
ТАНИНА МАМА
Подбегая к пастбищу, Таня размахивала зажатым в руке конвертом. Но, когда раскинулся перед её глазами зелёный луг, она остановилась, опустила руку с письмом.
Шла дневная дойка.
Смирно стояли коровы, возле которых сидели на низеньких скамеечках доярки в белых халатах. Другие коровы продолжали пастись. Но не все. Многие подошли вплотную к дояркам и, подняв рогатые головы, смотрели на них. Некоторые коровы вытягивали шеи и глухо мычали.
«Нетерпячки какие! — подумала Таня. — Хотят, чтобы поскорее их подоили. А, небось, только к своим дояркам подходят, к чужим не лезут. Узнаю Красотку, Астру, Ромашку… Окружили мою маму!»
Приблизившись потихоньку и встав так, чтобы мать её не видела — зачем же мешать, да и Звёздочка забеспокоится, — Таня любовалась ловкими руками матери.
Как равномерно и проворно нажимают мамины пальцы на коровьи соски. Струйки молока звенят о стенки подойника. Лицо у мамы спокойное, чуть задумчивое. Мама всегда говорит, что приниматься за дойку надо непременно в спокойном и бодром настроении. Раздражённой, злой к корове подходить нельзя. Она почувствует, что ты злишься, взволнуется и даст меньше молока.
Ветерок колеблет концы белого платка на маминой голове. Не надела мама ту цветную шёлковую косынку, что привёз ей вчера папа.