. Ночь не спал, не считая четырех часов дремы на борту, и сейчас свалюсь с ног, если не доберусь до кофе. — Он наклонился за своей гитарой. — Мама по-прежнему вместо кофе варит жидкий асфальт?
Улыбаясь как ненормальная, я подхватила большую сумку, живо вспомнив, как несла его вещи в последний раз.
— Лучше здесь где-нибудь выпьем. Мне еще Дженкса надо подождать, пока он с делами закончит, и я бы хотела с тобой поговорить насчет мамы.
Робби бросил попытки ухватить рюкзак и гитару одной рукой и выпрямился, встревоженно глядя зелеными глазами:
— А что с ней?
Я на миг непонимающе на него вытаращилась, потом поняла, как прозвучали мои слова.
— Ничего. Довольна жизнью, как тролль под платным мостом. Что там у вас было, кстати? Она вернулась загорелая, напевая песенки из телевизионных шоу.
Робби забрал у меня сумку и мы свернули к ближайшей палатке с кофе.
— Это не из-за меня, — признался он. — Это все ее… э-э… спутник.
У меня брови насупились и пульс участился. Таката. Так я и думала. Она ездила на Западное побережье развлечься с дружком студенческих времен, а я не знала, как к нему относиться. То есть я знала, кто он, но не знала его.
Мы молча встали в очередь. Стоя плечом к плечу с Робби, я вдруг заметила, какие мы высокие. Таката нам обоим приходился биологическим отцом — любовник студенческих лет, давший маме детей, которых не мог дать ее муж-человек — лучший друг Такаты, кстати сказать. Таката сбежал, разменяв жизнь на славу и деньги, вплоть до того, что волосы выкрасил и имя сменил. Я не могла о нем думать как об отце. Мой настоящий отец умер, когда мне было тринадцать, и ничто на свете этого не изменит.
И все же, стоя теперь рядом с Робби, я исподволь на него глядела и видела в нем старого рокера. Да чего там, я могла в зеркало посмотреть и увидеть Такату в себе. Мои ноги, руки Робби, мой нос, рост у нас обоих… Мои волосы, без сомнения. Пусть у Такаты они светлые, а у меня рыжие, но завиваются они совершенно одинаково.
Робби отвел взгляд от панели с меню и обнял меня одной рукой.
— Не злись на него, — сказал он, инстинктивно понимая, о чем я думаю. Он это всегда умел, даже в детстве — жутко некстати, если я пыталась что-то скрыть. — Ей с ним хорошо, — добавил Робби, пихая сумку вперед вдоль но очереди. — Она избавляется наконец от чувства вины за папину смерть. Я, э-э… провел с ними какое-то время. — От волнения он говорил очень тихо. — Он ее любит. И она к нему тоже относится по-особому.
— Я на него не злюсь, — сказала я и довольно чувствительно шлепнула его по плечу. — Я на тебя злюсь. Почему ты мне не сказал, что Таката наш отец?
Бизнесмен перед нами быстро оглянулся, и я состроила надменную мину.
Робби продвинулся еще на фут.
— Ага, — хмыкнул он. — Надо было тебе позвонить и сообщить, что наша мама так фанатела от рок-звезды, что завела от него детей.
Я фыркнула:
— Все было не так.
Он посмотрел на меня и сделал большие глаза:
— Так еще хоть немного понятно. Бог ты мой, ты бы со смеху померла, скажи я тебе, что наш настоящий отец — рок-звезда. А потом ты бы стала расспрашивать маму, и она бы… заплакала.
Заплакала, подумала я. Тактично с его стороны не сказать «свихнулась окончательно», потому что именно это бы и произошло. И без того скверно было, когда правда наконец вышла наружу. Я вздохнула и продвинулась вперед к стойке: парень перед нами заказал свой латте как-то-там и отошел.
— Мне, пожалуйста, латте гранде, двойной эспрессо, итальянский, — сказал Робби, глядя в меню. — Пена не обильная, корицы побольше. Можете сделать на цельном молоке?
Бариста кивнул, записывая заказ на бумажном стаканчике.
— Вы вместе? — спросил он, глянув на меня.
— Да. Э-э… Просто нормальную чашку американского кофе, — сказала я ошеломленно. Я не совсем точно помнила, но заказ Робби, мне показалось, прозвучал точно как заказ Миниаса в свое время.
— Добавить что-нибудь? — настаивал продавец. Я покачала головой и успела провести карточкой через кард-ридер раньше Робби.
— Просто черный.
Робби сражался со своими вещами, так что я взяла оба стаканчика, когда их принесли, и вслед за ним прошла к столику — слишком маленькому и липкому, чтобы за ним захотелось засидеться.
— Давай я сумки потащу, — предложила я, глядя, как он под ними шатается.
Робби криво улыбнулся.
— Только не в моем присутствии. Садись.
И я села. Приятно было смотреть, как он суетится вокруг, распихивая вещи и спрашивая пожилую пару, нельзя ли взять у них лишний стул. Я испытала секундный приступ страха, увидев, что брошенная на столе газета развернута на снимке дома Тилсонов; быстро ее схватив, я успела затолкать газету в сумку в ту минуту, когда Робби присоединился ко мне.
Хлопнувшись на стул, он снял крышку с кофе, втянул аромат и сделал хороший глоток.
— О да, — счастливо выдохнул он. Я последовала его примеру. Минуту он помолчал, а потом выжидательно глянул на меня поверх бумажного ободка: — Ну, что с мамой?
Тот бизнесмен, что стоял перед нами, поднялся с пеной на носу и посмотрел на табло отлетов.
— Все в порядке.
Робби молча пощелкал суставами пальцев.
— Так есть у тебя что-нибудь мне сообщить? — спросил он так самодовольно, что я повернулась и уставилась на него.
Перед маминым домом стоит полицейская машина, и ты захочешь знать почему. Я расследую убийство, и последствия могут обрушиться на моих родных. Университет не принимает меня на учебу. Каждую субботу я хожу на свидания в безвременье с Большим Алом. С демоном. И — спасибо папочке Трента Каламака — могу стать прародительницей нового поколения демонов.
— Ну… нет, наверное? — предположила я, и он рассмеялся, поближе подтягивая гитару.
— Ты слиняла из ОВ, — напомнил он, усмехаясь зелеными глазами. — Я тебе говорил, что туда поступать не стоит, но не-е-ет! Моей сестричке надо все сделать по-своему, а потом потрудиться куда тяжелей, чтобы выбраться из последствий. Кстати, ты молодец, что поняла свою ошибку.
А, это. Вздохнув с облегчением, я сняла крышку со своего кофе и подула на его густую черноту, искоса поглядывая на Робби. Я бы это словом «слиняла» не охарактеризовала. «Ушла по-дурацки» было бы верней. Или еще «попыталась совершить самоубийство».
— Спасибо, — выдавила я, хотя вообще-то хотелось начать горячую тираду о том, что поступить туда вовсе не было ошибкой. Видите, я чему-то учусь.
— Они ведь уже на тебя не охотятся? — спросил он, поглядывая по сторонам и нервно ерзая. Я покачала головой. На его длинном лице отразилось облегчение — хотя некоторая настороженность осталась. — Хорошо. — Он глубоко вздохнул. — Слишком опасно на них работать. Случиться может что угодно.
Обычно и случается, подумала я, блаженно закрыв глаза, когда первый горячий глоток скользнул по горлу.
— Можно подумать, то, чем я сейчас занимаюсь, много безопасней, — сказала я, открывая глаза. — Господи, Робби, мне двадцать шесть. Я могу о себе позаботиться. Я не та жалкая девяностофунтовая[4] дохлятина, которой была, когда ты уехал.
Может, реплика и была слегка ребяческой, но мое возмущение его попыткой не пустить меня на службу в ОВ так и не прошло.
— Да я только хотел сказать, что заправляют там лжецы и продажные вампиры! — принялся оправдываться он. — Тебя никогда не стали бы там принимать всерьез, Рэйчел. С ведьмами там никогда не считались. Ты бы стукнулась о невидимую стенку и сидела бы ровно всю оставшуюся жизнь.
Я бы вскинулась, но, оглядываясь на последний год моей работы в ОВ, я признавала его правоту.
— Папа там неплохо продвигался.
— Он был способен на куда большее.
Вообще-то он и делал куда больше. Робби не знал, но наш папа, похоже, работал на две стороны, снабжая информацией и предупреждая об опасности отца Трента. Блин, вдруг озарило меня. Точно как Фрэнсис. Нет, не как Фрэнсис. Фрэнсис за деньги старался. А папа — наверняка ради общего блага. Отчего вставал вопрос: что он такого видел в эльфах, чтобы ценой риска для собственной жизни спасать их от вымирания? Это не было платой за нелегальное лечение и спасение моей жизни — он дружил с отцом Трента еще до того, как я родилась.
— Рэйчел?
Я отпила еще кофе, выглядывая Дженкса в переполненном терминале. Внутреннее беспокойство все усиливалось, и я чуть не поперхнулась, заметив охранника, который стоял на другой стороне зала и внимательно на нас смотрел. Да, чем дальше, тем хлеще.
— Спустись на землю, Рэйчел… Рэйчел, проснись…
Я мысленно встряхнулась и оторвала взгляд от охранника.
— Прости. Что?
Робби оглядел меня с головы до стола.
— Ты вдруг замолчала.
Я заставила себя не смотреть на охранника. К нему еще один подошел.
— Задумалась, — отговорилась я.
Робби опустил глаза на кофе.
— Надо же, ты умеешь! — подколол он.
Охранников было уже трое. С двумя я бы справилась, но трое — многовато. Ты где, Дженкс? Надо было отсюда убираться, и я как бы случайно опрокинула свою чашку.
— Ой! — невинным голосом воскликнула я, и пока Робби вскакивал, чтобы не полилось на него, скорей побежала за салфетками — взглянуть на охранников поближе. Два вервольфа и колдун. Они объединили силы и понемногу продвигались к нам. Черт.
— Ты не сможешь допить на ходу? — спросила я у Робби, вернувшись и промокая кофе. — Надо найти Дженкса и валить отсюда.
— Что, из-за копов? — спросил он. Я от неожиданности остановилась. — Не надо было хороший продукт портить, я бы и так пошел.
— Ты заметил?
Он скривился, в зеленых глазах мелькнула откровенная злость.
— Они меня достают с момента, как я вышел из самолета, — сказал он, едва шевеля губами. Он закрыл свою чашку крышкой и подхватил сумку. — Меня на контроле только что догола не раздели, а в самолете рядом мной, можешь поверить, сидел федеральный воздушный маршал. Что ты натворила, сестричка?