Я была уже на полпути к двери, когда Робби поймал меня за локоть.
— Я принесу, — сказал он, глядя мне за спину в невидимую отсюда гостиную. — Пусть мама не знает, что ты задумала. Скажи ей, что я ищу свою коллекцию крышек от бутылок.
Я кивнула, но фыркнула. Ну да, и потащит пивные пробки к самолете через всю страну.
— Десять минут, — ответила я. — Если не успеешь, я поднимусь за тобой.
— Справедливо. — Он улыбнулся, снял с вешалки посудное полотенце и вытер руки. — Какая же ты у меня милая сестрица. Откуда только берутся грязные слухи?
Я попыталась придумать достойный ответ, но все мысли вышибло, когда он стукнул меня полотенцем и попал.
— Эй, ты! — завопила я.
— Робби, не трогай сестру, — донесся далекий голос матери из гостиной, и в нем была привычная твердость. Мы оба с Робби улыбнулись. Давно уже такого не слышали. Улыбаясь в его невинно раскрытые зеленые глаза, я взяла губку и взвесила ее на руке.
— Рэйчел! — донесся снова мамин голос.
Робби швырнул в меня полотенцем и неспешно вышел из кухни, излучая уверенность. Почти сразу послышался стук открываемого чердачного люка и лестницы, опущенной на ковер коридора возле спальни. Убежденная, что сегодня я увезу домой все, что мне нужно, я вытерла раковину и повесила полотенце.
— Кофе! — прошептала я, принюхиваясь к кофеварке и надеясь, что мама сдержится в присутствии гостя.
С тихим шарканьем подошв по линолеуму вошла мама:
— А что Робби делает на чердаке?
Я отвернулась от все еще капающей кофеварки.
— Ищет свою коллекцию пивных крышек.
Да, я солгала родной матери. Но можно ручаться, что Робби что-нибудь да найдет. Так что это даже не совсем вранье.
Мама хмыкнула, доставая из буфета четыре белые чашки и ставя их на поднос. Этот сервиз она держала для самых дорогих гостей, и я подумала, что бы это могло значить.
— Хорошо, когда вы оба дома, — сказала она тихо, и меня отпустило напряжение.
Хорошо, что Робби здесь, и можно ненадолго притвориться, будто ничего не изменилось.
Мама засуетилась возле подноса, пока кофеварка выдавала последние капли, и снова я отметила, какие у нее молодые руки. Колдуны живут почти два столетия, и мы с мамой могли бы сойти за сестер — особенно с тех пор, как она перестала одеваться как уборщица.
— Синди прелесть, — сказала мама ни с того ни с сего, и я дернулась, вернулась к реальности, когда она упомянула подругу Робби. — Он ее дразнит, как тебя. — Мама улыбалась, и я пошла достать из холодильника сливки. — Тебе она понравится, — добавила мама, глядя на задний двор, освещенный фонарем соседей. — Она работает в университете, доучивается до диплома.
Не дура, значит, подумала я, не удивляясь. Во время разговора за ужином эта тема не поднималась. Интересно, почему.
— А что она изучает?
Мама поджала губы, задумалась.
— Криминологию.
Совсем не дура. Слишком умная, может?
— Ей остался год, — сказала мама, раскладывая ложечки по салфеткам. — Они так мило вместе смотрятся — она уравновешивает Робби. Он витает в облаках, а она так хорошо стоит на земле. И красавица невозможная. Детки у них будут — загляденье.
Она умиленно улыбнулась, и я улыбнулась с ней, поняв, что Робби, осев на земле, взлетел на совершенно новый уровень маминых надежд. На меня она рукой махнула, а вот Робби сейчас получит полную порцию. О, как жаль…
— А скажи мне, — спросила она обманчиво ласковым голосом, — как там у тебя с Маршалом?
Я перестала улыбаться. М-да, кажется, она не махнула на меня рукой.
— Нормально. Отлично ладим, — ответила я несколько нервозно. Именно мама мне говорила, что у нас с Маршалом просто утешительный роман после разрыва, но, услышав сегодня за ужином, как Маршал вытаскивал Тома из-под моей кухни, она могла изменить мнение.
— Робби он понравился. А мне приятно знать, что рядом с тобой есть мужчина, который может за тобой присмотреть. И залезть к тебе в подпол убивать змей, если можно так выразиться.
— Мама… — Вдруг я оказалась в канкане. — Я сама могу убивать своих змей. Мы с Маршалом друзья, и этого нам хватает. Ну почему у меня не может быть друг-мужчина, а? Каждый раз, как я добиваюсь чего-то большего, сама все порчу. И вообще ты мне говорила, что он — не долговременное решение, а кратковременное развлечение.
Голос у меня был жалобный. Мама поставила сахарницу и повернулась ко мне.
— Милая моя, — сказала она, погладив меня по лицу. — Я же тебе не говорю, чтобы выходила за него замуж. Я тебе говорю, чтобы держала линии открытыми. И пусть он понимает, что происходит.
У меня в животе, полном мяса и подливы, свернулся ком.
— Пусть, — согласилась я. — Потому что мы с ним не встречаемся и не происходит ничего. А все, с кем я встречаюсь, либо погибают, либо падают с моста.
Она чуть скривилась, взяла стеклянную посудину из-под кофеварки и перелила кофе в свой лучший серебряный кофейник.
— Это не так, — сказала она мне укоризненно. — Маршал мне нравится, и он тебе подошел бы, но он слишком… как бы это сказать… безопасен, чтобы надолго привлечь твой интерес, а я хочу, чтобы он не думал, будто в ваших отношениях есть больше того, что есть. Слишком он хороший парень, чтобы так водить его за нос, и если ты как-нибудь ему покажешь…
— Он знает, что мы просто друзья, — перебила я. О господи, что это на нее нашло?
— Друзья — это хорошо, — твердо сказала она. — И приятно знать, что он явится в трудную минуту. Как вот, например, с этим Бансеном было. Я буду спокойнее спать, зная, что есть кому прийти к тебе на помощь, если не вообще быть рядом. Я за тебя тревожусь, милая.
Я стиснула зубы и почувствовала, что у меня растет давление. Не та тема, которую мне хотелось бы обсуждать.
— Если у меня найдутся еще змеи под полом, я знаю, кого позвать.
И тут я засомневалась. А если ее не будет рядом?
— Мам, — спросила я, пока она возилась с подносом. — А ты сама-то как?
Она засмеялась, и я смогла опустить зажатые плечи.
— У меня все хорошо!
Не до конца все же убежденная, я поставила серебряный кофейник на поднос; не очень понимая, что все это значит. Она считала Маршала случайным приятелем, а не будущим зятем, и почему-то я была слегка разочарована, хотя и понимала, что это лучший вариант.
Мое внимание привлек глухой стук на чердаке. Потом еще один, и я засуетилась, взяла поднос, и тут отчетливо захлопнулся люк на чердак. Робби спускался вниз.
— Я сама отнесу, — быстро сказала мама, взяв поднос у меня из рук и кивнув в сторону коридора. — Бедный Маршал там заскучал один. Посмотри, не нужно ли там помочь Робби тащить то, что он там нашел. Пивные крышки! Я думала, я все их выбросила.
— Мама, спасибо.
Мне не терпелось наложить руки на эту книгу. Я вышла за мамой, грустно улыбнулась на радостное замечание Маршала о красивом кофейнике и пошла в другую сторону, где чуть не налетела на Робби. Я ахнула, он удержал меня двумя руками. Я прищурилась. Двумя?
— Где книга? — прошептала я.
Робби смотрел несчастными глазами. В коридоре, холодном теперь от чердачного воздуха, стоял зеленый полумрак.
— Ее там не было.
— Как? — завопила я и тут же понизила голос, подавшись к нему. — То есть как это не было?
— Не было там, где я ее оставил. Нет той коробки.
Не зная, верить ему или нет, я обошла его, желая посмотреть сама.
— Как она выглядит, эта коробка? — спросила я, берясь за шнур. Мама ее нашла или Робби просто не говорит правды, чтобы я не добралась до книги?
Робби поймал меня за плечо, повернул к себе:
— Не спеши. Она должна там быть. Я еще раз посмотрю Утром, когда она ляжет спать.
Я прищурилась в сомнении. Из гостиной донесся мамин голос:
— Робби, ты нашел свои ржавые крышки? Мне они на чердаке не нужны!
Робби чуть сильнее сжал мне плечо, потом отпустил.
— Нашел, мам. Сейчас приду. У меня тут есть кое-что для тебя и Рэйчел.
— Подарки? — Мама вдруг оказалась в коридоре, с сияющей улыбкой взяла меня под руку. — Робби, ты же знаешь, что это не нужно. Твой приезд — уже достаточный подарок.
Робби улыбнулся в ответ, подмигнул мне, а я скрипнула зубами. Теперь мне не залезть на чердак и не проверить, не «пропустил» ли он чего. Черт побери, он это нарочно!
Но мама была счастлива, и я пошла за ней в гостиную, а Робби остался копаться в своих чемоданах. Маршал был явно рад моему появлению, и я шлепнулась к нему на обитый коричневым гобеленом диван. Приземлилась почти на Маршала и не стала отодвигаться: так и осталась сидеть, касаясь его бедром.
— Ты у меня в долгу, — сказал он тихо, и губы его искривились улыбкой чуть досадливой, но веселой и хитрой. — В большом долгу.
Я посмотрела на толстый альбом с моими и Робби детскими фотографиями.
— Два билета на ближайший матч по реслингу в «Колизее», — шепнула я в ответ. — В первый ряд.
— Пожалуй, это покроет, — засмеялся он в ответ.
Мама, почти напевая, села и стала качать ногой, потом заметила, что я на нее смотрю, и перестала.
— Интересно, что он нам привез? — спросила она, и мое плохое настроение испарилось окончательно. Мне очень нравилось видеть ее такой. — А, вот он!
Глаза ее засияли, когда послышались шаги Робби.
Робби сел напротив и положил на стол два конверта с нашими именами, написанными женским почерком. Он радостно подвинул конверты нам — один мне, один маме.
— Мы с Синди купили их для вас, — сказал он, когда мы потянулись каждая к своему. — Но использовать их нельзя будет до июня.
— До июня? — протянула я.
— До июня, — эхом повторила мама, и вдруг радостно завизжала так, что я вздрогнула: — Вы женитесь! — Она бросилась вокруг стола. — Ох, Робби! — у нее полились слезы. — Синди такая хорошая, я знаю, что вы будете счастливы! Я так рада за вас обоих! Вы уже выбрали церковь? А какие будут приглашения?
Я отодвинулась от Маршала и уставилась на два самолетных билета в моем конверте. Когда я подняла глаза, на меня смотрел Робби.