Но я слышала за собой его шаги, и кожу покалывало.
Наконец я поравнялась с Айви возле первой двери. Старуха возле детектора магии встала, держа наготове заполненные пропуска — похоже, она удивилась, увидев нас.
— Айви, — сказала я. Пока мы поджидали отставшего Милтеста, она стояла молча, наклонив голову. — Прости меня.
Ее стоическая маска дала трещину. Когда Айви повернулась ко мне, в глазах у нее стояли слезы.
— Я не знала, что она так себя поведет, — сказала она. — Спасибо, что меня двинула, я… я не могла бы сказать «нет», черт побери. Не смогла бы. Я думала…
Она замолчала, когда Милтест отодвинул стеклянную дверь. Не сказать, чтобы воздух там был особенно свеж, но я, переходя в промежуточную зону, вдохнула его полной грудью, чтобы избавиться от накопившихся вампирских феромонов. Вздохнув, я подняла руку к шее, тут же уронила ее.
— Ты же не всерьез говорила, что отказалась от крови? — спросила я, отдавая Милтесту карточку-пропуск.
Айви отодрала от себя бейджик с именем и тоже отдала его Милтесту.
— Я об этом думала, — сказала она ровным голосом. Даже Милтест понимал, что это была неудачная мысль, и разглядывал меня пристально, пока мы подписывали бланки еще раз и направлялись к выходу. Если она сядет на диету, жить с ней станет куда труднее.
— Только время зря потеряли, — тихо сказала Айви, проходя мимо детектора, где женщина отдала нам наше имущество.
Нет, не зря. У меня зачастил пульс — я вспомнила. Я многое вспомнила.
Хотя колени дрожали, я замотала шарфом шею, сунула сумку под мышку и двинулась к входным двустворчатым стеклянным дверям навстречу холоду. Малтост, как назвала его Айви, со своей подругой и так уже слишком многое узнали о наших сложностях.
— На самом деле, — ответила я, натягивая перчатки, пока Айви держала для меня дверь, — не потеряли. Я, когда видела тебя и Стриж… вспомнила одну вещь.
Айви остановилась как вкопанная, и я с ней — в островке света. За тот час, что мы провели внутри, стало холоднее, ночной воздух резал легкие как ножом, прочищая мысли после жаркого смятения за стеклянными стенами. Я втянула в себя сухую ночь, пахнущую снегом и выхлопными газами, втянула полной грудью, и яснее стали видны моменты прошлого.
— У него… — начала я, чувствуя, как горят щеки, как я краснею, и закрыла глаза, чтобы не выступили слезы. Может, легче будет сказать, не видя Айви. — У убийцы Кистена сухие руки, — сказала я. — Шершавые. От него пахло сырым цементом, а пальцы его на вкус — как холодное железо.
Я это знала: эти пальцы были у меня во рту. Боже мой, я же умоляла его меня укусить.
Заметив, что зубы у меня стиснуты, я заставила себя разжать челюсти.
— Кистей был мертв, — сказала я. На черную одежду Айви падал белый снег. — Я думаю, это вышло случайно. Его убийца даже не притронулся к его крови, и по этому поводу жутко злился. И он решил вместо того сделать меня своей тенью. Он… он меня заставлял об этом умолять. — Я судорожно вздохнула, но нет — если я сейчас не скажу, потом уже не получится. — Он теребил мой шрам, чтобы я умоляла его укусить. Кистен ему помешал. Кистен знал, что это может кончиться второй смертью — и все равно встал у него на пути.
Айви опустила голову, потерла лоб.
— Прости меня, — сказала я, не зная, за что прошу прощения. — Он пошел на вторую смерть, потому что любил меня.
Айви подняла голову — свет блеснул на полных слезами глазах.
— Но он не мог вспомнить, почему он тебя любит?
Я покачала головой, вспомнив эту сердечную боль.
— Нет. Не мог.
Айви выслушала, ничего не сказав. Глубоко в затененных глазах я видела ее скрытую надежду: что я смогу избавить ее от такой судьбы.
— Я не хочу жить, не помня, почему я люблю, — сказала она наконец. Она была бледна от мыслей о неизбежной смерти собственной души.
— Прости меня, Айви, — шепнула я, шагая рядом с ней к моей машине.
— Мы такие, как мы есть, — ответила она стоически. Но именно такой она и не хотела быть.
Глава двадцать вторая
Мы с Айви шли через парковку к моей машине, стоящей под далеким фонарем. Айви задумалась, опустив голову. Снег укрыл все, кроме теплых крыш машин, и мир стал черно-белым.
— Прости меня, что я тебя втянула, — сказала она, не обернувшись. — Из-за меня ты могла погибнуть.
Я еще раз вдохнула полной грудью холодный воздух, пытаясь прочистить мозги.
— Нормально. Не погибла же.
— Могла ведь. — Она замедлила шаг, пропуская меня вперед между двумя машинами. Лицо ее было обманчиво спокойным. — У тебя аура повреждена, и ты не можешь поставить круг. Прости меня. Просить тебя в этом участвовать, когда ты нездорова — это было ошибкой. Они все ждали, что ты там погибнешь, если не хуже.
Я переплела с ней руки, потащила ее за собой, направляясь к моей машине самым коротким путем. Ярко-красный лак казался серым в свете уличного фонаря, и снег прилипал только к прохладной крыше.
— А мы обманули их ожидания, ай-ай. — Айви остановилась, но я не выпустила ее в этом узком проходе. Без моего прикосновения она не поверит, что стоит того эмоционального багажа, который внесла в свою и в мою жизнь. Я стала серьезной: — Все у меня в порядке. Я тоже хотела знать, кто убил Кистена. Теперь мы знаем больше. — Хоть досталось это знание совсем не так, как мне бы хотелось. — И ты себя не грызи.
Как и можно было ожидать, Айви высвободила руку, когда мы миновали узкое место между машинами, оглянулась через плечо на видимое сквозь падающий снег здание.
— Я такой больше не буду. — У меня глаза на лоб полезли, когда она вытерла глаза тыльной стороной ладони и я увидела блеснувшие под фонарем слезы. — Я больше не могу, — прошептала она, явно потрясенная до глубины своего существа. — Рэйчел, прости меня. Я понимаю, что никогда мне тебя не укусить, я прошу прошения, что пыталась. Ты лучше меня, а я тебя тяну вниз, как гиря.
— Я никого не знаю сильнее тебя! — возразила я с жаром, но она лишь покачала головой, снова вытирая глаза. Она была совершенно раздавлена — Стриж потрясла ее до основания.
— Никто из тех, кого я называла своим другом, не смог бы сделать того, что ты там сделала, — сказала она, и подбородок у нее дрожал. — А если бы и оттащил нас друг от друга, то лишь чтобы занять место Стриж. Я больше такой не хочу быть — и не буду. Не притронусь больше к крови. Никогда.
Я вытаращила глаза — и мне стало страшно. Айви учуяла этот страх, стиснула зубы и зашагала прочь.
— Айви, подожди! — стала говорить я ей вслед. — Это может быть не так уж хорошо…
— Пискари больше нет, и я могу быть кем хочу, — бросила она через плечо.
— Но ты же вампир! — продолжала я спорить на ходу. — Ты же не можешь им не быть!
Она обернулась, уставившись на меня, и я остановилась по другую сторону какой-то машины.
— Нет, я же не говорю, будто хочу, чтобы ты меня кусала, — продолжала я, жестикулируя. — Но я жила с тобой, когда ты воздерживалась от крови, и чем дольше это длится, тем сильнее ты мечешься и тем труднее с тобой жить.
Айви открыла рот — в глазах ее было такое выражение, будто ее предали.
— Абстиненция — это все, что мне осталось, Рэйчел.
Она повернулась и припустила к машине почти бегом — черная тень среди серо-белого снегопада.
— Ну ты и молодец, Рэйчел! — сказала я себе, думая, что говорить надо было как-то по-другому.
Сунув руки в карманы, я медленно пошла дальше. Поездка домой обещала быть просто супер. Картонная елка настоящей не заменит, как ни старайся. Айви при воздержании от крови — не сахар, но вполне имеет право на меня злиться. Как я могу не поддержать ее желание быть такой, какой она хочет быть? Нет, я поддерживаю, но воздержание — тоже не ответ. Ей нужно разорвать порочный круг, полностью избавиться от этого пристрастия. Должно быть что-то на эту тему у Ала в книгах. Или у Трента…
Я зацепила сумкой хвостовой фонарь чьей-то машины, идя по следам Айви на замерзшей слякоти проезда. Потом подняла голову на звук отъехавшей дверцы белого минивэна рядом с Айви. Оттуда вывалился какой-то мужчина, но Айви не обращала внимания. Она шла, опустив голову, и казалась беззащитной. Черт побери.
— Айви! — крикнула я, испуганная блеском ствола в его руке, но было поздно. Ее толкнули, прижали к боку стоящего рядом джипа.
— Эй! — крикнула я, но тут же резко обернулась на звук сминаемого под ногой снега, инстинктивно пригнулась — и оказалась лицом к лицу с Миа.
— Ах ты ведьма! — сказала она синими от холода губами и выбросила вперед руку.
В приливе адреналина я метнулась назад, налетела на бампер машины, которую только что миновала, правая нога поскользнулась, и я свалилась, размахивая руками, сумка выпала. Баньши схватила меня за руку между перчаткой и рукавом, и я застыла перед ней на земле. Ее ребенок чуть меня не убил. Черт, черт, вот черт!
Миа сбросила капюшон, глаза ее в свете прожекторов парковки казались едва голубоватыми. Держа меня холодными пальцами, она наклонилась ближе.
— С кем ты сегодня говорила? — спросила она отчетливо и злобно.
Чувствуя, как стучит сердце, я глянула ей за спину. Айви стояла, лицом вжатая в джип, с заведенной за спину рукой и с прижатым к голове дулом. В открытую дверцу видно было детское сиденье, оттуда доносился счастливый лепет. И какого черта я пейнтбольный пистолет не захватила?
— Тебя разыскивают для допроса, — сказала я, думая, что один быстрый удар ногой — и она от меня отстанет. — Если ты явишься сама, это произведет хорошее впечатление.
Я сама услышала, как глупо прозвучала эта фраза. Миа прищурилась, кожа возле глаз натянулась.
— Ты думаешь, мне это интересно? — спросила она свысока. — С кем ты говорила сегодня?
Я напряглась, чтобы ее ударить, и глаза Миа, почти белые в тусклом свете, вдруг расширились, превратились в черные зрачки. Кровь заиграла во мне искрами, поднимаясь по руке, и за ней хлынул холод, ощущение, будто меня выворачивают наизнанку. Как марионетка с обрезанными нитями, я свалилась, и только рука торчала вверх, зажатая в пальцах Миа.