– Василий Степанович, дорогой, мне же больше всех азиатов подкинули. Хорошие ребята, только ни хрена по-русски не понимают. Танк для них «шайтан-арба», я им: «Вперед!», они стоят. Крикнешь: «Алга!» – бегут. Винтовка – «мылтык». «Бегом» – «чуркоо»…
– Видишь, как ты по-ихнему шпрехаешь! Насобачился, однако!
– Я-то насобачился, слава богу, с басмачами воевал. Набасмачился… А что делать желторотым лейтенантам? Ни построить, ни залечь, ни огонь открыть… Им бы курс молодого бойца пройти, а не границу стеречь. Ни одной боевой команды не знают. Только и усвоили, что «обед» да «отбой»… Была полноценная боевая дивизия. За три месяца превратили ее в табор… Или вот еще пополнение – бывшие польские солдаты. С ними как в бой идти? Их же переучивать надо – и на другие уставы, и на другое оружие, и на другую политику!
– Зачем ты мне все это говоришь?!
– Докладываю как положено, по команде: сорок девятая дивизия временно небоеспособна. Доклад закончен.
– Спасибо за информацию! Все это я уже не раз докладывал в штаб армии. Думаешь, Коробков[13] не знает? Знает и каждую неделю теребит Минск. Да и Павлов, уверен, знает и не меньше твоего колготится. А что он может сделать, если без ведома Москвы ни я, ни Коробков, ни Павлов – никто из нас ни одну дивизию переместить не может?! А перемещать надо: стоим к немцам задницей под штыки… Единственное, чем могу объяснить этот бардак… – Попов, яростно, как гадюку, раздавил в пепельнице папиросу, и она задымила, как сбитый самолет. – Понимаю так: Москва хочет увеличить приграничную группировку так, чтобы немцы не сказали, что мы проводим мобилизацию. За счет деления, пополнения стоящих здесь соединений… Не говори, что за счет качества. Сам понимаю. Но ничего поделать не могу.
Полковник согласно закивал ему, но не удержался от очередного риторического вопроса.
– Ну ладно – узбеки-киргизы, обучим, в строй поставим. Но позавчера пришло распоряжение сдать топографические карты на армейские склады. Это-то зачем?
– Ты сводку привез?
– Так точно.
– Отдай начальнику штаба.
– Есть.
«Секретно.
Сводка по личному и конскому составу, по вооружению и моторизации 49-й стрелковой дивизии.
На 22 июня 1941 года
Начсостав – 1122 человека
младший начсостав – 1403 человека
рядовой состав – 9938 штыков.
Всего – 12 463 штыка.
Лошадей: строевых – 815 голов, артиллерийских – 1019 голов, обозных – 1263 головы.
Всего – 3097 голов.
Автомашин:
легковых – 12, грузовых – 326, специальных – 131, Всего – 469.
Мотоциклов – 8,
Тракторов – 72,
Прицепов – 45.
Личное оружие:
автоматических винтовок СВТ – 28 штук, трехлинейных винтовок системы Мосина – 8143 шт., револьверов системы «Наган» – 2200 шт.
Пулеметов: ручных – 452, станковых – 130, зенитных счетверенных -19.
Всего – 601 ед.
Артиллерийских орудий: пушки 45-мм – 63, 76-мм – 42, 76-мм зенитные – 4,
Гаубиц 122-мм – 19, 152-мм – 12.
Всего артиллерии без минометов – 140 стволов.
Минометов: 50-мм – 81, 82-мм – 61, 120-мм – 4, всего – 146 стволов.
Танков Т-37 – машин. Т-38 —16 машин.
Бронеавтомобилей – 10 машин.
Радиостанций и аппаратов связи – 139 единиц.
Кухонь – 79.
Все это так, все это, действительно, значилось за ним, за полковником Васильцовым, висело на нем. Но только значилось и висело, ибо списочный состав – это не фактическая наличность, 49-я стрелковая дивизия была практически полностью укомплектована всем необходимым, кроме повозок для батальонных минометов, биноклей и малокалиберных орудий ПВО.
Дивизия – это пять полков: три стрелковых и два артиллерийских, а в придачу к ним пять отдельных батальонов и дивизионов:
Разведывательный
Саперный,
Связи,
Автобат
Медсанбат
Два отдельных дивизиона: противотанковый и противовоздушный.
Считалось, что этого достаточно, чтобы обеспечить живучесть дивизии, ее боевую устойчивость в полной изоляции (окружении).
Дивизия – это армия в миниатюре. Это зерно армии. Добавь людей и техники, и из дивизии вырастет сначала корпус, а потом и армия.
Васильцов любил свою дивизию. Но сейчас его 49-ю резко обкорнали. Временно забрали гаубичный артполк, временно увели на стройработы саперный батальон и один стрелковый. Вот и повоюй тут…
СПРАВКА ИСТОРИКА
В Советско-финскую войну 49-я стрелковая дивизия стала Краснознаменной, а за ратные подвиги многие командиры и бойцы получили боевые ордена. Кроме того, двенадцать красноармейцев стали Героями Советского Союза. К июню 1941 года от спаянной боями на Карельском перешейке дивизии остались одни воспоминания. Ни одну дивизию Западного Особого Военного Округа не ослабляли настолько бездумно, как это делали с 49-й Красно-знаменной стрелковой дивизией. Возможно, в том был злой умысел. Кроме гаубичного артполка из ее состава был исключен под предлогом создавать новые части для механизированных войск 391-й отдельный танковый батальон.
Одновременно произошло значительное ухудшение качества подготовленных бойцов.
В ноябре 1940 года 2335 старослужащих 49-й стрелковой дивизии, в том числе 786 младших командиров, демобилизуют или переводят в части Прибалтийского военного округа. Из дивизии переводят в другие части семь командиров батальонов и артиллерийских дивизионов, а также двадцать семь командиров рот и артиллерийских батарей. Фактически произошло одномоментное обезглавливание среднего командирского звена.
Такая активная ротация была бы оправдана в дивизии, расположенной в тыловых округах, но для 49-й, позиции которой находились в семистах метрах от противника, такое ослабление необъяснимо.
Все это и пытался втолковать полковник Васильцов своему непосредственному начальнику. Но генерал Попов и без его увещеваний знал обстановку в войсках четвертой (да только ли четвертой?) армии.
– А до противника – рукой дотянуться: семьсот метров, – донимал его Васильцов, но стук в дверь прервал его доводы. В кабинет вошел командир 42-й стрелковой дивизии рослый бравый генерал-майор с орденами за Испанию – Иван Сидорович Лазаренко. Все трое обменялись крепкими рукопожатиями.
– Ну, господа хорошие, порешаем наши проблемы втроем! – Потапов сел и навалился на стол всей массой огромного тела. – Вот тут Федорыч плачется, что в его дивизию мулла требуется и что они в Высоком уже мечеть строят, так я говорю?
– Почти так, – невесело усмехнулся Васильцов. – Потому и предложение имею к Сидоровичу: давай распределим призывников поровну – тебе тыщу аратов и мне тыщу.
Лазаренко заерзал на стуле:
– Ну уж нет, как карта легла, так и пусть лежит.
– В карты люди играют. И играют с умом и рассудком. Мы с тобой в одной паре. Так давай козыри поделим!
Лазаренко сделал непроницаемое лицо. Тогда вмешался Попов:
– Федорыч прав. Поделись своими сержантами или хотя бы бойцами, которые год прослужили. Военкоматам дела нет – призвали, уложились в норму, а там хоть трава не расти.
– У меня чеченцев много, – отреагировал Лазаренко. – Те еще абреки, в бой рвутся. Могу чеченцами поделиться.
– Хохлов своих бережешь, Сидорыч. Можешь их себе оставить. А Васильцову дай то, что он просит. Он на самой границе стоит.
– А я что? У меня до немцев палкой докинуть!
– Ты в крепости стоишь. У тебе стены есть, казематы.
– А он бункеры строит. У него целый укрепрайон.
– Пока что это только стройплощадка. Дай на время хотя бы – на пару месяцев. Пусть азиатов стрелять научат, а потом к тебе вернутся, – хитрил Попов.
– Хрен они вернутся. Что с возу упало…
Спорили долго, пока Попов не положил на стол «козырную карту» – распоряжение командующего 4-й армией о переводе части старослужащих красноармейцев из 42-й дивизии в 49-ую.
– Видал, Сидорыч! Если тебе этого мало, куркуль ты испанский, такая же бумага придет и из Округа.
Крыть Лазаренко было нечем. Согласился скрипя зубами.
СПРАВКА ИСТОРИКА
Части 42-й стрелковой дивизии вместе с полками 6-й дивизии, стоявшей в старой цитадели, героически обороняли Брестскую крепость. Те, кому удалось вырваться из кирпичной западни, отходили вместе с 4-й армией с одного оборонительного рубежа на другой. Генерал-майор Иван Лазаренко достаточно грамотно использовал ограниченные силы своего отряда при прорывах из окружения на Восток. Однако большинство рубежей стрелковые части 42-й без должного количества артиллерии удержать не смогли.
4 июля 1941 года генерал-майор Иван Лазаренко был арестован в штабе четвертой армии.
Существуют свидетельства, что фамилии Лазаренко не было в первоначальном списке арестованных, который отправлялся в Москву, и Лев Мехлис лично дописал его. Всё дело в том, что Лазаренко на 4 июля 1941 года был единственный из командиров стрелковых дивизий четвертой армии РККА, с которым была связь и которому можно было вручить ордер на арест. Но Лазаренко в отличие от его высокопоставленных начальников судили позже – только в сентябре 1941 года, и приговорили к расстрелу. Бывший генерал-майор подал прошение о помиловании. И о чудо! Через две недели, рассмотрев его обращение, Верховный Совет СССР заменяет ему расстрел на 10 лет строгого режима.
В октябре 1941 года бывшего командира 42-й дивизии отправляют на лесоповал в поселок Кожва Коми АССР. Через год его досрочно освобождают из лагеря, и уже 3 ноября 1942 года он находится в распоряжении командования Западным фронтом. Его внёс в реабилитационный список лично Маршал Советского Союза Борис Шапошников, который питал симпатию к генералу Лазаренко как к храб-рому фронтовику и полному георгиевскому кавалеру в годы Первой мировой войны. В 1942 году назначен командиром 369-й стрелковой дивизии, которая успешно действует в ходе операции «Багратион». Но 25 июня 1944 года комдив погибает от прямого попадания немецкого снаряда в автомобиль неподалеку от деревни Чаусы. Генерал-майору Лазаренко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.