Часовой у въезда на мост первым заметил подозрительное копошение под рельсовым настилом. Пригляделся – сомнений не было: с той стороны ползли диверсанты. Красноармеец вскинул винтовку, прицелился, нажал спуск. Он попал в того, кто полз первым, – раненый лейтенант полетел с пятнадцатиметровой высоты в воду. Вслед за ним, словно лягушки с кладки, попрыгали и остальные. Один был убит, плюхнулся в воду, Буг унес его тело непонятно к какому берегу. Остальные минеры-разведчики переплыли на свою сторону и притащили раненого командира.
Лейтенант Юрий Черкашин, встревоженный стрельбой часового, поднял в ружье пограничников, и те залегли на своей половине моста, перегородили рельсы толстым бревном.
Так закончился первый бой Великой Отечественной, бой без видимой войны… Война грянула через два часа. На этот раз немецкие солдаты штурмовали мост, уже не крадучись, а в полный рост. На линейную заставу в сорок человек двинулся батальон 461-го пехотного полка. Разумеется, они смяли ее, смяли после тяжелого ближнего боя и тут же образовали вокруг моста нечто вроде плацдарма.
Тактика молниеносной войны обязывала дивизии первого эшелона, не останавливаясь, идти на восток, поэтому в районе Семятичи была оставлена усиленная полковая группа, сил которой явно не хватало на полную зачистку всех дотов. Немецкое командование, вероятно, надеялось на скорую капитуляцию гарнизонов. Но этого не случилось.
О том, что мост через Буг цел и его не взорвали, командир 166-го гаубичного полка майор Поляков успел сообщить командиру дивизии Васильцову. После этого связь оборвалась – телефонный провод перерезали диверсанты. Но все же главное он уяснил: мост цел и теперь по нему пойдут немецкие войска в обхват с севера его дивизии.
– Какая сволочь не взорвала мост?! – вопросил он в пустоту пространства. Пространство ответило мрачным голосом комиссара Потапова:
– Все мосты через Буг охраняли пограничники. С них и спрос.
– Спроси теперь с них… С нас спросят.
– Спросят. Но нам даже задачу такую не ставили – мосты минировать. Минировать пограничный мост в мирное время – это уже акт войны. Сколько я знаю, ни один мост заранее не минировали, чтобы немцев не гневить.
– Ну пусть не минировать, а хотя бы быть готовым к быстрому минированию! – горячился Васильцов, расхаживая по кабинету. – Взрывчатку бы наготове дер-жали.
– Согласен с тобой, Федорыч, на все сто. У Пузырева, в его Укрепрайоне, этой взрывчатки хошь задом ешь. А ведь тоже не дотумкал по ящику бы к мостам подвести.
– Что теперь волосы на ж… рвать? Прорвались через мосты, надо теперь к худшему готовиться!
– Куда уж хуже…
Тем временем на мост въезжал немецкий бронепоезд.
Выдержки из журнала боевых действий немецкого бронепоезда № 29 (командир – обер-лейтенант Винтенберг).
Мой бронепоезд лихорадочно готовится к бою. В 3 часа ночи (по берлинскому времени) к самому началу артналета на приграничье СССР он должен выдвинуться к Мосту и захватить его. В бронепоезде четыре вагона – один ударный, платформа с танками, и два штурмовых (с эйнзатцгруппами). Тянет их тепловоз, наскоро обшитый броневыми листами. Подготовка идет в страшной спешке: бронепоезд № 29 должен подойти к мосту точно к «часу Ч». Едва забросили в вагоны оружие, боеприпасы, снаряжение, как состав тронулся со станции Платерув. Последние солдаты заскакивали в вагоны на ходу. Ехали навстречу первому бою и очень опасались неведомых русских – чем-то и как-то они встретят, несмотря на всю внезапность ночного нападения?
На черепашьей скорости въехали на мост. Хотя саперы-разведчики и утверждали, что мост чист, то есть не заминирован, все опасались подрыва над самым Бугом.
А вот и первый «привет» от русских: «В конце моста русская колея была перекрыта бревном, – вспоминает командир бронепоезда обер-лейтенант Винтенберг. – Я сломал шлагбаум тараном поезда. Я сразу же открыл огонь по таможне справа от железнодорожной насыпи…»
Ему ответили не сразу.
«Артиллеристы вначале приняли его за своего, – вспоминал много лет спустя военврач 166-го гаубичного артполка (входившего в 49-ю стрелковую дивизию) Алексей Иванов. – На бортах – красные полотнища, над паровозом – красное знамя. Когда разглядели в стереотрубы и бинокли, оказалось, что в центре на фоне белого круга – черная фашистская свастика. Немецкий бронепоезд открыл огонь по подразделениям полка, идущего к границе в походном порядке.
Одна из наших батарей, быстро развернувшись, повела по нему огонь прямой наводкой. После нескольких прямых попаданий бронепоезд трусливо ретировался за реку». Но вскоре вернулся и продолжил свой путь в глубину советской территории. Однако через полтора километра от моста бронепоезд снова остановился – путь ему загородил русский товарный состав, груженный лесом, – восемьдесят вагонов. Так просто не сдвинешь, не протолкнешь. Винтенберг надел каску, вооружился карабином и вылез из-за броневой дверцы – решил своими глазами оценить ситуацию. Под насыпью в ложбинке проходило шоссе. Есть ли там русские? Время от времени проносятся грузовики и даже отдельные танки. Обер-лейтенант вернулся в броневагон и приказал машинисту вытолкнуть русский состав. Но тщетно – колеса лесовоза будто приросли к рельсам. Тогда Винтенберг взял охрану и снова выбрался из бронепоезда. Его сопровождали двое автоматчиков и пулеметчик. И не зря: с правой стороны по ним палили советские стрелки. Ползком и перебежками обер-лейтенант достиг хвоста русского состава и вытащил из-под последнего колеса тормозной башмак. Через полчаса бронепоезд № 29 вытолкнул вагоны заграждения и вступил в бой с советскими танками. Несмотря на всю внезапность нападения русские к полудню пришли в себя и показали, на что они способны даже в таком полуоглушенном состоянии. Где-где и кто-кто, а экипаж бронепоезда № 29 делал свои первые километры по советской земле с огромным напряжением и риском. Он вел дуэльную стрельбу с русскими дотами под Семятичами – «Мощена Крулевска», «Анусин», «Слохи Аннопольские», «Крупицы». Оттуда в тепловоз влепили снаряд, был тяжело ранен машинист и убит радист. Из пробитого топливного бака потекло горючее. Бронепоезд, огрызаясь пулемтно-артиллерийским огнем, с трудом оттянулся к мосту и встал там, прикрываясь стальными фермами. Со стороны казалось, будто огнедышащий монстр укрылся в своем гнезде.
На мосту пехотинцы штурмового батальона уже устроили подобие плацдарма. Обер-лейтенант Винтенберг приказал спустить с платформы два своих танка. Сделать это было непросто. Под огнем советских артиллеристов два вагона сошли с рельсов, накренилась и платформа с танками, но все же их удалось поставить на землю, и они тут же ушли в бой, в сторону дотов, где не прекращалась ожесточенная пальба. Но танки вскоре вернулись ни с чем – их отогнали прицельным огнем казематных орудий. Тем временем метким попаданием на мосту был разбит рельс. Путь на базу был отрезан. На мосту расположился КП штурмового батальона, и все распоряжения Винтенберг получал теперь через пехотинцев 461-го пехотного полка, на чью долю выпал штурм опорного узла Семятичи.
Прошло еще несколько суток, в течение которых бронепоезд елозил между своей базой в Платернуве и огневой позицией за мостом. Чтобы ввести в заблуждение полевые войска, над броневагонами БП № 29 поднимали красные флаги и портрет Сталина, но это были слишком примитивные уловки и от них вскоре отказались.
Между русскими бункерами были вкопаны старые советские танки МС-1. Они прикрывали проходы, как неподвижные броневые точки. При всей своей примитивности (это были самые первые советские танки, давно и безнадежно устаревшие) они серьезно осложняли действия подрывных эйнзатцгрупп. По ним и бил в первую очередь немецкий бронепоезд. Но толку было мало. На КП батальона, оседлавшего мост, неистовствовали: несмотря на все уговоры через радиорупоры, русские гарнизоны не сдавались.
Лишь на четвертые сутки, когда сила огня из амбразур заметно упала, танки, спущенные с бронепоезда, пошли на штурм бетонных бункеров. В одном из танков сидел и сам командир БП № 29 обер-лейтенант Винтенберг:
«Мы прошли лес без огня противника. С опушки была проведена атака на первый бункер. Я подъехал на танке на 50 метров к задней двери и разбил ее шестью выстрелами. После этого штурмовая группа бросила в пробоину гранаты, и бункер замолчал. Теперь я прорвался сквозь еловую маскировку и выехал в тыл ко второму бункеру…
Я узнал в нем дот, что очень сильно досаждал нашей пехоте своим огнем… С карабинами и ручными гранатами мы пробились под плотным огнем врага. Мы искали отверстие, чтобы швырнуть туда ручные гранаты. Я кидал их в пробоины, но бункер продолжал стрелять. Наконец, я нашел на его крыше воздушную шахту. Вставил туда дымовые шашки и забил отверстие бумагой. Через некоторое время из всех отверстий повалил дым, и в бункере вспыхнул пожар. Тем не менее противник продолжал вести огонь. По какой-то причине, будто по общему сигналу, все окрестные бункеры и полевые укрепления внезапно обстреляли местность возле «нашего» горящего дота. (Позже я нашел кабель, который связывал командирский дот с остальными, и перебил его.)
Мы поспешили укрыться. Но водитель танка был ранен в поясницу, мне же осколок попал в правое предплечье. Но нам все же удалось вернуться на бронепоезд. Но бои за шоссе продолжались. Их вела одна из наших штурмовых групп»…
Никто ничего ни в Бресте, ни в Минске, ни тем более в Москве не знал об этих боях. Как не знают о них и сегодня… Но все же нам известны имена этих героев: командир 17-го пульбата капитан Постовалов и его начштаба, возглавивший оборону укрепрайона «Семятиче» капитан Иван Миренков.
На высотке у деревни Заенчики один-единственный боец (!) со станковым пулеметом отбил несколько атак пехоты противника и, будучи раненным, захвачен в плен, после чего был забит прикладами немецкими пехотинцами насмерть[16].