Второй денежный поток для большевиков шел через Копенгаген, где действовал еще один ставленник кайзера – некто доктор Гельфонд (в миру Парвус). Сохранилась распис-ка, подписанная им германскому посланнику в Дании: «Мною 29.12. 15 г. получен один миллион рублей в русских банкнотах для поддержания революционного движения в России – от германского посланника в Копенгагене. Др. А. Гельфонд».
Именно на эти и деньги шло агитационное разложение действующей русской армии, стравливание русского общества. Двумя годами позже на подобные денежные подачки большевики нанимали безотказных боевиков-«интернационалистов» – «красных стрелков» из Латвии, нанимали китайцев, мадьяр и прочих ландскнехтов.
1918 год – год главных преступлений гр. Ульянова (Ленина) против России.
1. Сепаратный мир с Германией, который фактически оказался актом капитуляции России перед войсками кайзера.
2. Долг России Франции (по золотому займу 1913 года) Ленин перевел в Германию в качестве контрибуции.
3. По его настоятельному требованию в угоду кайзеровской Германии была затоплена добрая часть Черноморского флота под Новороссийском.
4. Ленин ратовал за оставление Германии кораблей Балтийского флота в Гельсингфорсе и Ревеле (эти планы сорвал адмирал Щастный, организовавший «Ледовый» переход в Кронштадт, за что и был расстрелян).
5. Ленин признал отделение во благо Германии Финляндии, Польши, Латвии, Эстонии, Литвы и Украины. Он это сделал в первые же дни своего пребывание у власти.
6. Спровоцировал сепаратным договором с Германией интервенцию Англии на Севере (под предлогом прикрытия северного фланга) и Франции с союзниками по Антанте в Крыму.
7. В самом начале 1918 года одним из первых своих декретов Ленин и Свердлов начали геноцидную акцию против казаков Дона, развязав тем самым многолетнюю братоубийственную гражданскую войну в России…
8. Сдал Крым в залог Ротшильду под 9 миллионов долларов.
Кайзер Вильгельм II знал о Ленине понаслышке. Ленин никогда не встречался с кайзером. Но это не помешало им устроить самую масштабную авантюру ХХ века.
Ленин пережил кайзера в кресле главы государства. Но не об этом речь.
Они никогда не встречались при жизни и знали друг о друге понаслышке.
Кайзер о таком и мечтать не мог: в самый критичный для Германии год, когда в одном только Вердене были угроблены лучшие дивизии, когда его государство стояло на грани военной катастрофы, в России вдруг объявляется новый правитель, который сразу же подпишет сепаратный договор, сразу же согласится на все условия Германии вплоть до отхода к ней всей Прибалтики, всей Белоруссии, всей Украины.
Мало того, он тут же направит в Германию поезда с продовольствием и нефтью, он откажется платить Франции российский золотой долг, а все золото – тоннами! – направит в качестве контрибуции в берлинские банки.
Кайзер о такой благодати и мечтать не мог. Но такой правитель появился. И звали его – Ленин. Германофил, немецкий язык был для него вторым родным. Предатель России. Предатель Антанты. Спаситель второго рейха. Ни Англия, ни Франция, ни США не ожидали от него такой прыти. Чтобы прикрыть рухнувший Восточный фронт от дальнейшего немецкого вторжения (официальный повод интервенции), Британия высадила свои войска на российском Севере, а Франция на юге. Но сомкнуть их в единый фронт не удалось. Ленин помешал. Да и Германия вскоре запросила мира – не Брестского, но Компьенского…»
Рукой Васильцова было дописано:
«Только в такой захолустной провинции, как Симбирск, мог зародиться злой гений России – Владимир Ульянов. Этот кадавр возник из случайного смешения еврейских, русских, калмыцких и прочих генов. Он возник, как возникают демоны – из исторического небытия, из черной дыры русского самосознания, слабосильной интеллигенции и пассивности народа. Этот яд зародился в глубинной провинции, в убогом захолустье. Но там же рождались и ее лучшие умы – Ломоносов, Пирогов, Циолковский… Там же родится и противоядие…»
В блокнот была вложена и старая открытка. На ней Германия в образе кайзеровского офицера уводила хромающего русского медведя с фронта, на заднем плане Лев Троцкий пересчитывал свои 30 сребреников.
Все это листал, читал, смотрел армейский комиссар 1-го ранга Лев Мехлис…
Глава четвертая. Заключенный номер 5894
Полковника Васильцова с сорванными петлицами, а значит, уже не полковника, судил закрытый военный суд. Причем блокнот с крамольными мыслями никак не фигурировал. Его просто обвинили, без цитат и ссылок, в антисоветской пропаганде. Но вместо расстрела, в котором Васильцов никак не сомневался, трибунал приговорил его к двадцати годам ИТЛ и с поражением в правах на пять лет «за антисоветскую агитацию и преступную нераспорядительность по руководству воинской частью в боевой обстановке». Васильцов машинально вычислил: на свободу он выйдет в 68 лет. Если, конечно, доживет… Но уже было радостно – сегодня он не умрет. И завтра, похоже, тоже…[21]
СПРАВКА ИСТОРИКА
Лагерь был создан 6 июня 1931 года на базе Ухтинской экспедиции ОГПУ (Коми АО) в результате реорганизации Управления северных лагерей ОГПУ особого назначения (УСЕВЛОН, УСЛОН, СЕВЛОН) в 1931 году согласно приказу ГУЛАГа ОГПУ № 25 от 28 мая 1931 года. На протяжении всей истории лагеря его начальником был Яков Моисеевич Мороз, в 1936 году получивший звание старшего майора госбезопасности.
27 октября 1936 года в Ухтпечлаге началась массовая голодовка протеста политзаключённых, осуждённых за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». В течение 132 дней голодающие требовали отделения политзаключённых от уголовников, нормального питания, условий труда в соответствии с КЗоТом, обеспечения действительной медицинской помощи политзаключённым, срочного вывоза тяжело больных в нормальные климатические условия.
С 1 марта 1938 года начались массовые казни политических заключённых Ухтпечлага в районе реки Юн-Яга. Карательной операцией руководил помощник начальника II отделения III отдела ГУЛАГа лейтенант Ефим Иосифович Кашкетин (Хаим-Меир Иосифович Скоморовский; 1905–1940). По данным, основанным на рассекреченных архивных данных, в 1937–1938 годах было расстреляно: в посёлке Чибью – 86 заключённых, в районе реки Ухтарки – 1779. Всего за эти 2 года казнено различными способами (без умерших от голода и болезней) 2519 человек.
Такое большое число заключённых нельзя было быстро уничтожить «обычным способом», и поэтому пошли на хитрость – инсценировали пеший переход в другой лагерь и затем открыли пулемётный огонь из засады. Затем живых добивали из револьверов. Эти события стали известны среди заключённых как «кашкетинские расстрелы».
Заключенный номер 5894 Константин Федорович Васильцов умер 11 октября 1944 года на строительстве Северо-Печорской железнодорожной магистрали от острой сердечной недостаточности.
Он умирал в ясном уме и полной памяти. Мозг отдавал отчет, что происходит с телом.
Естественная смерть – это сумма общей усталости души и тела, которая останавливает сердце, как останавливает часы слишком тяжелый для них маятник.
Тело закопали в безымянной могиле на перегоне Котлас – Воркута. Хоронил его сотоварищ по нарам и путейской бригаде, бывший старшина из соседней по Западному фронту 113-й стрелковой дивизии Иван Макарович Сухотин (по-лагерному – дед Иван). Он же принимал и последний вздох Васильцова, и исповедовал его на правах мирянина «ради страха смертного»:
– В Бога веруешь ай нет?
– Верую.
– Тогда и в Страшный суд должон верить. Веришь, что призовут нас всех на Страшный суд?!
– Верю… – не очень уверенно ответил Васильцов.
– Вот и я верю! Сыграет труба архангела «Большой сбор», и поднимутся все наши бойцы и выйдут из Пущи, встанут в шеренги али вольным строем, а рядом их начальники-командиры из Кобрина, из Минска, из Москвы, и спросит с них Главный Судия в первую очередь: «За что же вы, господа-товарищи, генералы-маршалы их жизни загубили? Сколько из них задаром в землю легли? По вашим просчетам легли, по вашим ошибкам, по вашей глупости, а то и по явной подлости? И что им, генералам-маршалам, ответить? Что скажут? Кто посчитает?
Покаются? Головы понурят? На колени падут? Простите, мол, хлопцы, проморгали, профукали…
«Ладно, – скажет положенное воинство, – ошибки, промашки – с кем не бывает. Только от одних промашек – искры из глаз летят, а от других – глаза вышибает вместе с мозгами. Ладно – там недотумкали, сям проглядели. Но что же вы потом нас сами забыли и другим помнить не велели?! Списали нас всех бессчетным гуртом в невозвратные потери? В беглецы нас зачислили, в “отступанты”. И всех одним чохом в “окруженцы” записали? И пораженцы и прочие разные “женцы” записали».
Ничего, там во всем разберутся. И ты не дрейфь. И с тобой разберутся. Если в чем виновен, так десять раз уже искупил. Верь мне, Костя!
Перекрестил его напоследок дед Иван.
– Верю… – Это было последнее слово, которое вылетело из похолодевших уст Константина Федоровича Васильцова.
Печально сложилась и судьба жены Васильцова – Княженики Николаевны Мезенцевой. Она вышла из окружения вместе со штабом 49-й дивизии, пролила немало слез по пропавшему без вести мужу, убитому, как она полагала, при ночном переходе железной дороги под Барановичами. В тот же месяц – в июле – она добралась через Смоленск и Москву в родной Ленинград, где нашла в родных стенах и дочку и маму. Но в страшную блокадную зиму 1941 года умерла сначала мама, а в апреле второго блокадного года не стало и ее самой. Девочка выжила в приюте для сирот и стала в пятидесятые годы известным композитором. Она написала реквием, посвященный маме – «Беловежская Пуща». Всю жизнь она хранила в своей квартире единственную вещь, доставшуюся ей от матери. Это была репродукция картины Шишкина «Срубленный дуб в Беловежской Пуще».