1550. По словам А. Падалкина, бывшие чины 1-го Юнкерского батальона с восторгом отзывались о Манакине. Недолгий период службы под руководством Манакина военной молодежи, видимо, ярко запомнился. При этом Падалкин дважды называет Манакина донским казаком, что не соответствует действительности, но должно быть признано комплиментом в устах автора. Автор-донец как раз демонстрирует в обширном очерке тесное переплетение ударничества и казачьей военной активности в 1917 г.1551
Несостоявшееся подразделение 1-го Ударного полка, но вполне состоявшаяся самостоятельная часть – 1-й Омский ударный батальон – демонстрирует вполне демократический состав волонтеров. В ноябре 1917 г. в списке офицеров батальона значилось 66 фамилий, не менее 8 из которых вычеркнуты. В батальоне всего один подпоручик в пулеметной команде, остальные – исключительно прапорщики. Батальон включал следующие подразделения: штаб (4 прапорщика), 1—4-я роты, имевшие примерно по 12 офицеров, пулеметную команду, команду разведки, команду гренадер с двумя офицерами, команду связи. Таким образом, многочисленный офицерский кадр батальона действительно состоял из военной молодежи или выслужившихся солдат. В ноябре 1917 г. часть существовала, и большинство офицеров было на месте1552.
Бурная деятельность В.К Манакина по организации ударнического движения вызвала разноречивые мнения о нем, высказанные по большей части постфактум. А.И. Деникин в «Очерках» презрительно пишет о «товарище Манакине», который летом 1917 г. занимался формированием революционных батальонов тыла и к коему настоящие идейные добровольцы «разумеется, не пошли»1553. Это было не так, однако данное мнение не раз будет тиражироваться впоследствии. Действительно, революционные батальоны из волонтеров тыла предполагали наличие комитетов, не боялись выносить само слово «революционный» на свои знамена, предполагали комплектование не служившими ранее в строю. Все эти позиции вызывали отторжение у многих кадровых военных.
Н.В. Шинкаренко, будущий генерал, белый мемуарист и литератор и тоже участник ударнического движения, напротив, уже в 1918-м очень комплиментарно отзывается о Манакине. Он написал не без пафоса: «Были люди, вспомнившие о Карно и о четырнадцати армиях конвента… Подполковника, не забывшего в угаре русской революции о том, как была подготовлена победа армий конвента, звали: Виктор Манакин»1554. Шинкаренко считал, что он был душой применения принципа Карно из эпохи Французской революции: взять лучшее из разлагающихся фронтовых войск (ударные батальоны) и дополнить их волонтерами тыла. Его очерк «Ударники Манакина», посвященный эпопее Отряда ударных частей Ставки в ноябре – декабре 1917 г., дает наиболее подробное изложение соответствующих событий. Отрядом формально командовал инспектор ударных частей VII армии полковник Янкевский. Однако автор обоснованно ставит на место реального главы и души отряда именно подполковника Манакина.
Кавказский гренадер К. Попов встретил Манакина в августе 1919 г. под Камышином: «Я искренно обрадовался этой встрече, и мы расцеловались. Я ценил полковника Манакина за то, что он удивительно быстро оценивал обстановку в очень ответственные моменты в 17-м году и тонко проводил за нос социалистических деятелей, ему доверявших. Он проводил в жизнь принципы революционной инициативы. Никаких препятствий для него не существовало, когда нужно было что-нибудь быстро и неотложно сделать. Не было, кажется, таких героических мер, на которые бы он не решился»1555. Это тот самый дерзкий командир батальона юнкеров, не испугавшийся Бориса Савинкова. Видимо, он как раз и имел в виду стремительное наращивание Манакиным сил под своим командованием.
Один из активных деятелей Союза офицеров С.Н. Ряснянский оставил такую характеристику: Манакин «человек очень энергичный, смелый, умный и несомненно честолюбивый. Я встретился с ним и познакомился гораздо позже, когда он был командиром корпуса в Донской армии. На мой вопрос, почему он, полковник ген. шт., знающий требования военной науки и в то же время, как можно судить по его теперешним действиям, несомненно идейный противник большевизма, начал создавать такие воинские части, которые могли сыграть только на руку большевикам, он мне ответил, что и у него, и его двух-трех друзей была мысль только использовать все внешнее, что было модно с точки зрения „революционной44 армии, и тем самым привлечь благосклонность Вр. П., получить все нужное в изобилии и, кроме того, привлечь в батальоны энергичный элемент, а затем постепенно привести батальоны в нормальный вид ударных батальонов». Сам Ряснянский и в целом Главный комитет Союза офицеров отрицательно отнеслись к проектам формирования волонтерских, офицерских, женских частей. Постфактум с нотками самооправдания Ряснянский написал: «Если бы Главный Комитет обладал даром предвидения», – возможно, согласился бы на создание офицерских частей, ибо через полгода их пришлось-таки формировать1556.
Е.Э. Месснер уже через много лет вспоминал рассказ В.К Манакина о том, что «одновременно с капитаном Нежинцевым он, тогда подполковник, представил Верховному Главнокомандующему генералу Брусилову проект формирования отборных отрядов с учетом революционной обстановки: у Нежинцева строго проводился принцип единого командования, а Манакин предполагал иметь солдатские советы в этих отрядах. Генерал Брусилов утвердил этот проект, но он не был осуществлен. Манакин всю жизнь был немного революционен, и увлечься революционным новшеством – в данном случае советами – ему было легко. И тогда и впоследствии он был антибольшевиком. Но его прельщала мысль большевистским средством – советами – воспротивиться большевистскому развалу армии»1557.
Одна из ведущих донских газет – «Донская волна», уже в 1918 г. много внимания уделяла истории революции и борьбы с большевизмом. 7 октября 1918 г. в 17-м номере появился упомянутый очерк Н.В. Шинкаренко, посвященный эпопее Отряда ударных частей Ставки, который пытался из Могилева пробиться на Дон. Статья Шинкаренко, очевидно, подвигла самого Манакина отозваться на затронутую тему. Вскоре он публиковал в «Донской волне» две большие статьи. Одна посвящена собственно ударничеству, другая – последним дням Ставки.
В статье «Ударные батальоны 1917 года (наброски и воспоминания)»1558 Манакин рассказывал, как он в мае 1917 г., в качестве начальника политического отделения (революционное организационное нововведение) штафронта Юго-Западного, сделал доклад о необходимости наступления. Для этого требовалось широкое формирование ударных частей на фронте и призыв волонтеров тыла. А.А. Брусилов поддержал начинание. Первая Черноморская делегация дала людей для агитации по всей России. Вероятно, в обстановке развала еще одна запоздалая инициатива для многих кадровых офицеров стояла в общем ряду со многими безответственными авантюрами и пустыми обещаниями тех месяцев. Однако дело пошло. Пунктом сбора волонтеров стали Дунаевцы под Каменец-Подольском. Хорошее снабжение обеспечил сочувствовавший начинанию начальник снабжений Юго-Западного фронта генерал Е.Ф. Эльснер.
Когда А.А. Брусилов стал главкомом, 13 июня последовал приказ о распространении формирования на все фронты. Центральный комитет разместился в Ставке. Там же располагался Главный комитет союза офицеров армии и флота, который помогать отказался, считая эти батальоны рассадниками большевизма. Противодействовали и офицеры, и комитеты с темной массой солдат. «Невозможно изобразить ту атмосферу сарказма, ядовитых насмешек, издевательств и злостных сплетен, в которой приходилось работать», – вспоминал Манакин.
Л.Г. Корнилов, став главкомом, почему-то запретил сводить ударные части. Нас распыляли и этим ослабляли, констатировал Манакин. В то же время «здесь я уверовал в русское сердце и в лучших людей», – пишет он. Было много разговоров про поход на Петроград. Но Корнилов не вспомнил про сорок батальонов 27 августа, чем «поставил нас в тупик». «…Он, по-видимому, нас недостаточно понял и не использовал. Мы же были в этот период чрезвычайно сильны своей сплоченностью, дисциплиной, а главное, абсолютно не боялись разложения». Полковник настоятельно просил по команде о созыве съезда командиров ударных частей, но ответа не было. Батальоны остались разбросанными, без связи. Начинание погибло, но автор заявлял о своей вере в возможность дальнейшей борьбы. Л.Г. Корнилов, видимо, не имел внятного мнения об ударниках как едином движении и серьезной силе. Он не востребовал и не собрал их воедино. Хотя известна его мысль по итогам июльских боев о необходимости придать каждой армии по «бригаде смерти»1559.
Осенью, уже с очевидным и безнадежным опозданием, многие начальственные умы задумывались над тем, что делать с разлагавшейся армией, к тому же со все более хаотическим снабжением. Идея сокращения армии за счет опасного балласта и организации боеспособных соединений носилась в воздухе. Осенью 1917 г. про воодушевление можно было уверенно забыть. Потенциал же добровольческой или контрактной, говоря современным языком, службы был. Пример из широко известного источника – дневника А. Будберга демонстрирует, что даже на Северном фронте в октябре опрос комитетов показал, что в коренных дивизиях корпуса – 18-й и 70-й – готовы были оставаться продолжать борьбу 1000 и 1400 солдат соответственно1560.
Последний военный министр Временного правительства А.П. Верховский взялся решительно сокращать армию, стараясь при этом не наносить удара всей военной организации. Стимулом к этой запоздавшей уже деятельности была ситуация не только в армии, но и в тылу. Армию в 10 с лишним миллионов тыл прокормить не мог, в 7 миллионов – мог. Министр признавал комитеты как силу, на которую надо опираться. Однако Верховский поставил вопрос о реорганизации добровольческого движения и приостановил в сентябре формирование ударных частей, имея главной задачей сокращение армии и повышение боеспособности оставшихся сил