1561.
В Ставке, в последние недели ее существования, разрабатывался проект создания Русской народной армии. Над идеей обновленной армии работали и Н.Н. Духонин, и М.К Дитерихс, и П.Н. Врангель. Полковник Манакин оказался причастен к этой разработке, находясь в Могилеве в составе Отряда ударных частей1562. Рукописный черновик программы мероприятий по поднятию боеспособности армии к весне 1918 г. дает представление о логике авторов. С октября 1917 г. до мая 1918 г. предлагались мероприятия по следующим семи основным направлениям:
по реорганизации вооруженных сил;
по поднятию дисциплины;
по установлению положения о комиссарах и комитетах; по поднятию тактической подготовки войск;
по подготовке укомплектований;
по обеспечению продовольствия и транспорта;
по улучшению быта офицеров.
Каждое направление, как раздел программы, было более или менее подробно проработано. Армию предлагалось сократить до 7,5 миллиона человек, из коих 4 миллиона – боевой состав, 500 тысяч – укомплектования и 3 миллиона – тыл и учреждения1563. Планировалось приступить к формированию «прочных» частей – георгиевских, ударных батальонов, штурмовых взводов, партизанских отрядов, учебных команд1564. Декларировалось прекращение партийной агитации в войсках. На черновом варианте стоят подписи начальника штаба Верховного генерал-лейтенанта Н.Н. Духонина, помощника его по гражданской части В.В. Вырубова, генерал-квартирмейстера Ставки генерал-майора М.К Дитерихса. Скрепил начальник Военного кабинета министра-председателя и Верховного главнокомандующего генерал-майор Левицкий.
Сроки реализации указаны начиная с 1 октября, так что документ надо счесть сентябрьским.
М.К Дитерихс позднее предлагал план создания к весне 1918 г. «совершенно новой, здоровой, территориальной армии» численностью до 400 000 штыков. Центральная идея заключалась в создании 50 баз формирования и разворачивании на их основе 176 крепких батальонов, которые путем влития новобранцев непосредственно из мест формирования должны были дать вдвое большее количество солдат и стать костяком возрождаемой армии. «Мысль моя – тесно связать эти новые формирования с землей, для чего, пропорционально населенности и богатству губерний, батальоны будут наполниться преимущественно контингентом определенной каждому губернии. Надо, чтобы губернии выбрали бы от себя надежных представителей земства для образования комитетов по вербовке, снабжению, заботе формируемых своих частей, а главное, для ограждения здоровой пропагандой от политического влияния другой стороны – большевистской», – разъяснял свои соображения генерал1565. Именно территориальный принцип окажется очень значим для формирований Гражданской войны.
П.Н. Врангель имел отношение к другой вариации: разворачивания добровольческих полков и превращения их в Добровольческую революционную армию со сведением остальных в рабочие роты со строгой охраной. Характерно, что сам Врангель рассматривал этот проект не более как возможность связаться с еще не развалившимися частями, и прежде всего ударными батальонами. Эта система даже оказалась утверждена 16 октября 1917 г., но решение уже не имело времени заработать. Батальон Манакина, находившийся в Ставке, он называет образцовой частью1566.
Через месяц после первой статьи в «Донской волне»
В.К Манакин опубликовал еще одну – «Последняя русская ставка (воспоминания)»1567. 4 (17) ноября полк, стоявший на фронте и готовившийся к атаке, получил из штарма-7 телеграмму с требованием поступить на охрану Ставки. 6-го выехали в Могилев. Эшелоны ударников «кажется, под предводительством небезызвестного [подполковника Генерального] штаба Манакина» упоминает в воспоминаниях полковник Г.П. Апрелев1568. Интересно, что Н.Н. Духонин вызвал 1-й Революционный ударный полк на охрану Ставки секретной телеграммой 29 октября (11 ноября) в штаб Юго-Западного фронта, а комполка Манакин получил приказ сниматься с позиций и следовать на погрузку только утром 4(17) ноября. Едва ли не недельная разница взывает к объяснениям. Возможно, в штабе фронта размышляли, стоит ли выполнять приказ главнокомандующего, или же тянули с отправкой надежной и управляемой части. Наскоро сформированный отряд ударных частей готов был защищать Ставку и ждал приказа Н.Н. Духонина, но его не последовало. «В моменты великих потрясений нужны особо сильные и мудрые люди, – чья вина, что их у нас в решительный момент не оказалось, а оказавшиеся сделали ряд ошибок?» – спрашивал автор. В.Б. Станкевич, последний комиссар Ставки Временного правительства, пишет о колебаниях Н.Н. Духонина – покидать Ставку или оставаться? Он упоминает почему-то только две роты ударников, прибывшие в Могилев. Он также передает слова Духонина о бывшей у него ночью депутации ударников, «которые поставили условием их дальнейшего пребывания в Могилеве разоружение георгиевцев, роспуск или даже арест всех комитетов и еще что-то, явно ненужное и неисполнимое… Просто людям хотелось уйти. Духонин пробовал было их уговорить остаться для охраны, чтобы при входе большевиков не разыгрались эксцессы. Но ударники заявили, что для одного человека они не могут жертвовать головами сотен»1569. Станкевич возводит на ударников откровенную напраслину. Сам Манакин через много лет дал следующее описание: «В октябре генерал Духонин, последний главнокомандующий Российской армией, вызвал меня в свой штаб, где больше не было подразделений, которым он мог бы отдавать приказы. Пробиваясь с Юго-Западного фронта через восставшие армии, мы прибыли в Могилев в начале ноября, сразу после большевистского переворота в Петрограде, всего с одним батальоном. Там мы обнаружили еще три батальона ударных отрядов, которые прибыли в Штаб с других фронтов по собственной инициативе. С этими батальонами я сформировал ударный отряд, восстановил порядок в городе и начал готовиться к обороне штаба. В это время мы получили информацию о том, что союзные войска дали генералу Духонину свое согласие на мирные переговоры с Германией, чтобы спасти Русскую армию, и что недавно созданный коммунистический главнокомандующий армиями приближается к Могилеву со своей гвардией моряков Балтийского моря. На специальном совещании, созванном с этой целью в Штабе, я сказал генералу Духонину, что ударники будут выполнять все его приказы как главного начальника и, если кто-то усомнится в этом, мы „объясним“, что это значит. Ответом на это заявление было гробовое молчание. Представители ударных батальонов повторили угрозу. Никто не осмелился произнести ни слова. Это была первая открытая манифестация против коммунистов после того, как они захватили власть в Петрограде. Однако, когда я попросил генерала Духонина отдать нам приказ начать боевые действия для защиты Штаба, он ответил, что не хочет, чтобы мы проливали русскую кровь. „Ваши жизни понадобятся нашей стране“, – сказал он. Ситуация стала запутанной. Если бы мы не осмелились защитить штаб, наше присутствие там было бы бесполезно. Я пошел на телеграф и отправил телеграмму главному командующему советскими войсками, который уже находился в соседнем городе. „Е[рапорщику Крыленко: в случае, если вы приедете в Могилев, вы и все, кто с вами, будете расстреляны на железнодорожном вокзале“ – и подписал мое имя как командира полка ударных войск. Через два часа я получил ответ Революционного комитета Орши с гарантией, что „во избежание кровопролития ни один коммунист не придет в Штаб, пока последний ударник не покинет Могилев“. Это была хорошая демонстрация того, как мы должны разговаривать с коммунистами. Но вскоре я получил приказ от генерал-квартирмейстера покинуть город. Я отдал приказ ударникам собраться на железнодорожной станции и предпринял последнюю попытку спасти жизнь генерала Духонина. Я проследовал в штаб только с двумя своими солдатами. Коммунистическая гвардия не посмела остановить командира полка ударных войск. Я застал генерала Духонина одного и предложил ему присоединиться к нам, чтобы мы с боем пробивались на Юго-Восток, сформировали новую российскую армию, свободную от коммунистов, и попытались спасти Россию. Он сказал мне: „Я не могу дать тебе никакого ответа“, затем закрыл лицо руками и прошептал: „Как ужасно быть куском мяса!“ – и вышел из комнаты. У него было предчувствие грядущих событий, но он был неспособен принять решение»1570.
С.Н. Базанов неточно объявляет находящимися в Ставке все три батальона, включая 1-й Омский, 1-го Ударного полка, а также отряд полковника Янкевского из батальонов 4-го, 8-го и ударного батальона 1 – й Финляндской стрелковой дивизии. Но он отмечает, что из нескольких вариантов возможного поведения (попытка передислокации в Киев, Яссы, защита Могилева или подчинение новой власти) ударники особенно активно выступали за оборону Ставки. Однако победила точка зрения Н.Н. Духонина. Текинский полк ушел в Быхов. Соединения, располагавшиеся под Могилевом, – 35-й армейский корпус, 1-я Финляндская стрелковая дивизия – продемонстрировали нежелание противостоять отрядам Крыленко. В результате ударники покинули город и отправились на юг1571. Уход был наскоро оформлен как отъезд на Кавказский фронт, хотя конечным пунктом наметили Дон. Ничего определенного об А.М. Каледине не знали. «Мы искали лишь уголок родной русской земли, где мы были бы не чужими и где могли бы остановиться, пополниться, организоваться и начать борьбу против тех, которые разрушали Россию», – напишет сам Виктор Манакин.
После ухода отряда параллельно развернулись события в Могилеве и Быхове.
Ситуация с убийством Н.Н. Духонина достаточно выяснена. В том числе и вполне жалкая роль в этом событии главковерха Н.В. Крыленко. Свидетельство рядового крыленковца – архангелогородца, недавнего гвардейца-финляндца, дополняет общую картину расправы. Крыленковский отряд разделился на две части по три сотни человек, которые окружили спящих чинов Георгиевского батальона. 500 георгиевцев сдались. Якобы имела место атака текинцев, которых отогнали пулеметами. На этом захват Ставки можно было считать состоявшимся. Н.Н. Духонин был помещен под арест в вагоне с приставленной стражей. Однако красногвардейцы не верят Крыленко – вдруг генерал убежит? Энтузиасты революции полезли в вагон, часовые им не препятствовали. «Я видел, что первый солдат ударил Духонина в лоб прикладом. Крыленко уговаривал солдат, что Духонина надо доставить Ленину, что у нас смертная казнь отменена и т. д. Когда он оглянулся, то увидел, что Духонина выталкивают уже окровавленного. Крыленко испугался, заплакал: «Что вы меня-то, меня-то!», а тут ему в ответ матом: «Если будешь плакать, то и тебе то же будет!» С площадки Духонина взяли на штыки, бросили, и тут он был растерзан»