К хорошему привыкаешь быстро. Только вставляя ключ в замок, Маред вспомнила, что в кухонных шкафчиках у нее мышь с голоду повесилась. Ругнулась про себя, посмотрев на фониль. Восемь часов — еще вполне приличное время, чтобы выйти на улицу, но идти в лавку не хотелось. Правда, есть запас овсянки, но варить ее на воде и без масла? Избаловались вы, тье Уинни, а ведь когда-то считали жидкую постную кашку вполне приличной едой.
Впрочем, на дне овощной корзины завалялась пара крупных вяловатых картофелин, а на самой нижней полке, прикрытая коробкой с мылом, стояла жестянка говяжьей тушенки — неприкосновенный запас на самый-самый черный день, припрятанный в наивной суеверной надежде, что раз уж Маред к этому дню готова, может, он и не наступит?
До черного дня было куда дальше, чем до обещанной через неделю зарплаты, так что Маред решительно пообещала себе вернуть ставшую талисманом тушенку на место, купив точно такую же банку, а пока сполоснула запылившуюся сковородку и прикинула, что ужин точно есть. А на завтрак… Кстати, у нее же в новой сумке коробочка с тортом! Тильда, невзирая на все отнекивания Маред, завернула ей изрядный кусок с собой, сообщив, что милая тье Уинни за эту неделю так похудела! Нет, конечно, если сравнивать с самой Тильдой, то да — но об этом Маред благоразумно промолчала.
Картофельная кожура ползла из-под ножа тонкой ленточкой, на сковороде шипела разогретая тушенка, а в открытое окно пахло соленой рыбой, керосином и угольной гарью — ветер был от порта. У Монтроза вечерами под окном благоухали только клумбы…
Сполоснув и нарезав картошку крупными кусками, Маред закинула ее в сковороду, досолила, перемешала и накрыла крышкой. Не помешала бы луковица, но чего нет, того нет. Ничего, тье Уинни, это вы и вправду разбаловались. Лука вам не хватает, пахнет не так.
Картошка тушилась, теперь в комнате витал аромат мяса, от которого слюнки текли. Маред спохватилась, что платье, которое она сняла перед готовкой, переодевшись в старенькое домашнее, пропахнет этим вкусным, но очень уж не деловым запахом. Беспомощно огляделась. И повесить-то некуда! Ее простенький гардероб висел на прибитом к стене карнизе, сверху накрытый занавесочкой. Спасет ли она от столь бесцеремонного аромата? Вздохнув, Маред открыла окно посильнее, а платье повесила к остальным, рядом с темно-синим шелком показавшимся совсем жалкими. Нет, обязательно нужно купить сменное! Она, конечно, с вещами очень бережна, но ходить в одном и том же как-то неприлично.
Сняв с плиты картошку с мясом, она выложила ее на тарелку, поставила чайник. Кофе снова закончился, но нашлось немного чая. Это сколько же ему месяцев, если не лет? Красивую банку, белую с золотыми цветами, купил еще Эмильен, когда ухаживал за ней. Он же этот чай и выпил, обижаясь, что Маред не оценила подарок. И ведь прекрасно знал, что она предпочитает кофе, но считал это блажью. Вот отец ее понимал… И даже Монтроз, который кофе, кажется, вовсе не пил, не навязывал никому свой вкус. В его доме каждому подавали то, что ему нравится.
Маред вздохнула. Картошка, даже без лука и специй, все равно пахла чудесно, да и на вкус была хороша. А может, все дело в том, что Маред впервые за долгое время оказалась в одиночестве? Вот этого в доме лэрда ей не хватало. Не было возможности замереть в полном безмолвии и внутренней неподвижности, подумать, что же с ней происходит.
Вот в клинике одиночества хватало. Там она отоспалась, отлежалась, глядя в потолок и за окно, передумала множество всего. Однако каждый прожитый день добавлял новые и новые сложности. Неужели это и есть настоящая взрослая жизнь, когда самое трудное — это не выучить все заданное к сроку, и даже не заработать денег, а решить, как относиться к тому, что в этой жизни случается.
Например, лэрд Монтроз — ей враг? Раньше Маред безусловно сказала бы «да», а теперь? И получается, что он и раньше не был врагом, это Маред изначально следовало вести себя иначе. Но можно ли теперь исправить хоть что-то? В дверь постучали…
Насторожившись, Маред проверила, в порядке ли ее платье и чулки, а подойдя к двери, спросила, кто там.
— Тье Уинни, доброго вечера!
Домохозяйка? Маред растерянно открыла, вспоминая, не задолжала ли квартплату? Нет, все оплачено вовремя и немного вперед. Тогда зачем…
— А я вот решила заглянуть, поинтересоваться, как у вас дела, милая.
Тье Румстронг решительно оттеснила растерявшуюся Маред в комнату, быстро и внимательно огляделась. Особенного внимания удостоилось платье, роскошно поблескивающее с вешалки. Надо было прикрыть его все-таки!
— Смотрю, у вас изменились обстоятельства? — задумчиво сообщила тье Румстронг. — Приехали на кэбе, да и одеваться стали… хм…
Вот уж не ее это дело! Услышав в голосе хозяйки недвусмысленный намек, Маред вспыхнула, собираясь так и заявить, но осеклась. Слухи все равно пойдут. И, главное, несправедливые! Все, на что тье Румстронг намекает, Маред честно заработала сама!
— Да, — сказала она вслух, улыбаясь несколько принужденно, но очень старательно. — У меня ведь практика. Я только на один вечер заехала… Мне так повезло с местом! Хотите взглянуть на мою новую форму?
— Так это форма такая?
Вскинув бровь, тье Румстронг с удовольствием воспользовалась приглашением. Подойдя ближе, разглядела платье в подробностях, погладила шелк, поцокав языком. Маред наблюдала, как подозрительное выражение на лице почтенной тье сменяется вполне одобрительным. Ну да, красивое, но скромное же! Явно дневное, никакого декольте. Воротник стоечкой, кружево на кокетке плотное. Совершенно пристойное платье, не допускающее никаких неуважительных мыслей.
— И в самом деле отличное место, надо полагать, — вынесла тье Румстронг окончательный вердикт с величественностью коронного судьи, и Маред вздохнула с облегчением. — Платят неплохо, значит?
— Очень, — подтвердила она. — А еще вот… У меня вчера день рождения был… Подарили, представляете?
Толстая кожа и солидная форма сумки убедили тье Румстронг окончательно.
— Ну и хвала светлым богиням! — выдохнула она. — Ох, я этим сплетникам… Ведь испугалась, что ты попала в беду, девочка.
— Хотите чаю, тье Румстронг? — предложила Маред, испытывая нечто вроде смущения. — У меня есть торт, очень вкусный.
Вдруг захотелось провести вечер не в одиночестве, хотя еще несколько минут назад Маред была рада ему. Но успеется еще. Разве она не может угостить свою домохозяйку чаем? В первый раз за столько времени, что живет здесь!
Тье Румстронг, не чинясь, уселась за стол, наблюдая, как хлопочет Маред. Вульгарная картошка была отставлена в сторону, нашлась еще одна чашка и пара блюдец, а отсутствие остальной посуды ей милостиво простили — что взять с бедной студентки?
— Я вам подарю сахарницу, чайничек и молочник, — пообещала тье, вкушая ложечкой торт. — Вдруг в гости кого позовете. Подругу, например, или даже…
Она осеклась, но, снизив голос, заговорщицки продолжила:
— Если все прилично, так отчего же нет? Ночевать постороннему мужчине я здесь, конечно, не позволю, у меня дом приличный. Но если с серьезными намерениями, так и незачем ему ночевать. Жениху в гости зайти можно…
— У меня нет жениха, тье Румстронг, — сказала Маред, улыбаясь уже по-настоящему. — И вряд ли будет.
— А вот это, милая, одной Керидвен ведомо! — решительно подняла тье ложечку, как судья — молоток перед ударом по столу. — Я смотрю, вы похорошели… Глазки загорелись, щечки зарумянились, личико посвежело. Уж верно, не в одной службе дело? Служба на женщин так не действует. Наверное, нашелся все-таки кто? Пусть бы и на службе…
— Не знаю… — смутилась Маред, хотя стоило убедительно протестовать.
Ну, в самом деле, не считать же причиной улучшения ее внешности лэрда Монтроза? Вот уж бред… А Оуэн… Считать его кавалером и кандидатом в женихи тем более глупо. Отчаянно глупо!
— Так ведь сразу и не узнаешь, — философски согласилась тье, расправляясь с тортом. — То ли жених, то ли надо гнать его веслом от шлюпки. Ты не торопись, девочка, присматривайся получше. Мужчины-то измельчали совсем. Эх, вот в мое время… Помнится, лет пятнадцать тому сдавала я эту комнату молоденькому стряпчему. Вот везет мне на стряпчих, однако. Ах, какой был юноша! Тоже… глаза горели.
— И что? — из вежливости спросила Маред.
— И ничего. Пожил у меня пару лет да переехал. Ну да я не в обиде: всякий ищет, где ему лучше живется. Что умному человеку делать в Западном районе? А уж как он работал… Ночами сидел, вот точно, как ты. Только не овсянку ел, а все картошку вареную… Я же не слепая, вижу, с чем каждый жилец из лавки приходит. И наверняка выбился ведь в люди. Чтобы такой да не выбился? У старой Румстронг глаз на людей верный.
— Картошку? — переспросила Маред, подозревая, но еще не в силах поверить. — Наверное, овсянку он не любил?
Вспомнилось, как лэрд стряпчий, забирая ее отсюда, недоуменно оглядывался по сторонам, будто пытаясь найти знакомые черты.
— Терпеть не мог, — подтвердила почтенная тье, поднимаясь. — Приютский он был. Говорил, что на всю жизнь там наелся. Ну, удачи тебе, девочка. А подарок я занесу, как в следующий раз приедешь. Не промахнись, главное. Нам, женщинам, нужно прицел иметь вернее, чем любому охотнику. Тому-то оленей да куропаток всегда хватит, а вот женщине ошибка дорого обходится.
«Ошибка дорого обходится, — повторила про себя Маред, закрыв за тье Румстронг дверь. — Как верно. Ошибешься — и не будет работы, о которой ты мечтала. Такой, чтобы трудиться до изнеможения, но видеть результат. Не будет круга общения, которому нужно соответствовать, но которым можно гордиться. Не будет повышений по службе и новых проектов. А еще не будет редких, но таких интересных разговоров с лэрдом стряпчим. Как объяснить ему, что Маред просто хочет работать рядом, наслаждаясь этим больше, чем любой роскошью?