стыдно было в глаза мне смотреть?
– Ну, Василиса! – Ашот замахал руками. – Ты слишком плохо о Леше думаешь!
– Я с этого случая вообще о нем не думаю! – отрубила я. – Так ему и передай, что между нами все кончено! Подарки его отдам!
Тут я схватилась за палец, чтобы снять дешевенькое колечко с синим камушком, и вспомнила, что отдала его вороне Кайзеру, а тот, в свою очередь, подарил его своей невесте. Мне стало смешно.
Капитан Бахчинян понял, что ветер переменился, и прижал руки к сердцу:
– Вася, ну давай поговорим!
– Знаю я тебя! – ворчливо сказала я. – Не первый год! О чем ты хочешь поговорить?
– О чем же я хотел поговорить? – Ашот изобразил приступ забывчивости. – Ах да! У нас тут случайно всплыл один человек. Может, ты или кто-то из твоих друзей, – тут Ашот бросил взгляд на Елену, – может, кто-то из твоих друзей знает этого человека?
– Какой еще человек?
– Жена убитого Воронковского.
– Что?! – в один голос воскликнули мы с Еленой.
– Не было у него никакой жены! – возмущенно добавила она. – Никогда не было!
– Была… – Ашот развел руками, – была законная жена. – Причем на момент его смерти они даже не были разведены. А поскольку в случае убийства мужчины первый подозреваемый – это жена или любовница, то я и хотел узнать…
Я повернулась к Елене:
– Говорила я тебе, что нельзя быть настолько уверенной!
– Не может быть… – повторяла та.
– Да, а как ее зовут? – спохватилась я.
– Александра, – не задумываясь, ответил Ашот, явно ожидавший такого вопроса. – Он достал из кармана листок бумаги и прочел: – Александра Васильевна Воронковская.
– А.! – проговорила я.
– Ну да – А.В.! – подтвердил Ашот. – Так что – вы про эту женщину что-нибудь знаете?
– Мы о ее существовании только что от тебя услышали!
– Ну, если так… – Ашот взглянул на часы и поднялся. – Ох, мне уже пора!
– А как же торт?
– Ну, вы с ним сами управитесь! Василиса, – сказал он, когда мы были в прихожей, – ты на Лешку зря катишь бочку. Он сам понятия не имел, что эта Анна малость сдвинутая на почве поимки преступников. Всех подозревает и сразу арестовывать рвется. Ее из тридцатого отделения к нам перевели, потому что она там какого-то мужика к батарее приковала и допрос с пристрастием устроила. Подозревала, что он одного ворюгу покрывает.
– И что? Нашли того ворюгу? – полюбопытствовала я.
– Не-а. Дежурный номер квартиры перепутал, и мужик этот оказался вообще ни при чем. Доктор наук он, не то по химии, не то по биологии. Сначала-то испугался, а потом так разошелся, такой скандал устроил! У меня, говорит, денег нет, зато связи есть, до большого начальства дошел. В результате все отделение премии лишили. Дежурному тому выговор, а Анну к нам перевели от греха.
– Мало ей! – с сердцем сказала я.
Закрыв за ним дверь, я вернулась в комнату.
Елена сидела на прежнем месте, растерянно уставившись в листок бумаги.
– Ну, надо же! – проговорила она. – Вот так считаешь, что хорошо знаешь человека, а он преподносит такие сюрпризы! Оказывается, Андрей был женат!
– А ты-то считала, что он только о тебе грезит во сне и наяву! – не удержалась я.
– Да уж… – Она и не заметила моей колкости. – А ты знаешь, это ведь еще хуже…
Я заглянула через ее плечо. Это была та самая бумажка, которую принес Ашот. Видимо, он ее забыл, или Елена ее тихонько прихватила, когда он отвлекся.
На бумажке было записано не только имя жены… точнее, вдовы покойного Воронковского, но и ее адрес: Переплетная улица, дом шестнадцать, квартира четыре.
– А ведь я была в этой квартире! – проговорила Елена, словно удивленно вглядываясь в свое прошлое. – Давным-давно, мы еще с Вадимом были не знакомы. Как-то из театра возвращались поздно, решили пройтись, а тут дождь пошел, Андрей и говорит, что вот его дом.
– Может, он нарочно тебя заманить хотел?
– Ага, и с Николаем Угодником заранее договорился, чтобы он дождь послал, – отмахнулась Елена. – Да нет, тогда такой дождина вдруг хлынул, мы промокли. Я и пошла, потому что простудиться боялась.
– И что?
– Да ничего, он чаем напоил, обсушиться дал, а потом такси мне вызвал. Квартирка небольшая, двухкомнатная, он в ней с матерью жил, только она год к тому времени как умерла. Ремонта не было там лет двадцать, обстановка очень скромная. Но с тех пор, наверно, все изменилось. И вроде бы Вадим говорил, что Андрей где-то в другом месте жил, рядом с фирмой квартиру снимал…
– Снимал? А вот смотри… – Я снова листала на экране записи. – Вот: «С А. все кончено. Я просто забрал свои вещи и съехал на съемную квартиру. Я не мог больше ее выносить. Окончательно разобраться нет пока времени. Главное – ее не будет больше рядом. Она безумно, просто безумно меня раздражала. И как я мог так обмануться? Ее сходство с Еленой оказалось фикцией… я взял все документы и кое-какие ценные для меня вещи: мамину фотографию, деревянную шкатулку, где она хранила разные мелочи. Это все, что у меня от нее осталось…» Значит, она так и живет в той квартире… – пробормотала я.
Кое-что стало ясно. А именно: откуда взялась та ненормальная баба, которая приходила к нам, представившись Еленой Сорокиной. Это наверняка жена Андрея, больше и думать не на кого. Она сделала все, чтобы подставить Елену, потому что ее ненавидела. Значит, она своего мужа и убила. Но вот зачем? Неужели из ревности?
– Едем сейчас туда! – сказала я.
– Зачем?
– Затем, что полиция ее допрашивать не будет, им запретили. Как бы она не сбежала.
– Ладно, только машину мою возьмем.
Машина Елены так и стояла на парковке у торгового центра «Вертикаль». Никто нас не остановил, никто не караулил, так что мы спокойно доехали до места. Переплетная улица была тихая, зеленая и малолюдная. Точнее, совсем безлюдная, если не считать существо женского пола и неопределенного возраста, которое копалось в мусорном баке неподалеку от подъезда, да двух уличных кошек, которые за этим наблюдали с чисто спортивным интересом.
Мы припарковались в сторонке от шестнадцатого дома и стали следить за подъездом. Как меня учил дядя Вася, я заранее продумала план оперативного мероприятия и теперь, пользуясь возникшей паузой, мысленно прошлась по нему, отрабатывая детали.
И тут же нашла слабое звено.
Для того, чтобы осуществить задуманное, нужно было столкнуться с Александрой Воронковской лицом к лицу. Или, во всяком случае, хотя бы ненадолго оказаться рядом с ней, на расстоянии вытянутой руки. Но беда в том, что она знала нас обеих в лицо, а женщина она наблюдательная и хитрая, такую на мякине не проведешь. Увидев меня или Елену, она заподозрит неладное, и операция провалится…
Не говоря о том, что ее может вообще не оказаться дома. Ну, на работе женщина или по магазинам пошла.
Но что-то мне подсказывало, что не ходит Анна в данный момент на работу и уж тем более по магазинам не бегает.
Черт, как же я не подумала о маскировке!
Я повернулась к Елене и сказала:
– Сейчас мне нужно будет кое-что сделать, только ничему не удивляйся!
Елена в ответ пожала плечами:
– Ты думаешь, после всего того, что я узнала за последние дни, меня еще чем-то можно удивить?
Я выбралась из машины, подошла к бомжихе, которая рылась в мусоре, и придирчиво оглядела ее наряд.
Он состоял из выцветшей куртки огромного размера и бесформенных штанов, вроде тех, в которых наши бабушки и дедушки катались на лыжах в послевоенные годы. Кроме того, на голове у бомжихи была выгоревшая форменная кепка Китайской народной армии.
Я окликнула бомжиху:
– Эй, тетя!
– Чего тебе, племянница? – отозвалась та, оторвавшись от своего увлекательного занятия.
– Хочешь заработать?
– Само собой. Только смотря сколько и что придется делать. Если ехать куда-то – то я не согласна. Слышала про то, как девушек продают на Восток в сексуальное рабство.
– Это тебе вряд ли грозит!
– Кто знает? Вон Люська Шпатель в прошлый четверг села к каким-то козлам в машину, и больше ее не видели. Где она теперь? Это еще хорошо, если в рабство, а если на органы разберут?..
– Да не бойся, никуда тебе ехать не придется. Я только хочу на время поменяться с тобой одеждой.
– Одеждой? – Бомжиха придирчиво оглядела мой костюм и скривилась: – Ну, не знаю! Мне твои шмотки не пойдут! И вообще, отстой, прошлый сезон! Сейчас такое не носят!
– Не тебе бы говорить!
– А сколько заплатишь?
– Пятьсот рублей.
– Пятьсот? – Она поморщилась. – Не, это не деньги! За пятьсот рублей и не чихну!
– Имей совесть! Всего-то, может, на час поменяемся!
– Мое время дорого стоит! – проговорила она высокопарно. – Меньше чем за тысячу не соглашусь!
– Ладно, бог с тобой! Пусть будет тысяча! – согласилась я, поскольку не было ни настроения, ни времени торговаться.
Бомжиха взглянула на меня разочарованно – видимо, решила, что продешевила, и стала стаскивать с себя выгоревшую и продранную во многих местах куртку.
– Эй, стой! Мы что – прямо посреди улицы будем переодеваться?
– А что такого?
– Нет уж, я так не хочу. Тоже еще, стрип-шоу на всю улицу! Пойдем хоть в машине переоденемся…
– Нет, я же сказала – в машину не сяду! Пойдем тогда вон туда, в подворотню…
Она привела меня в темную подворотню, где мы произвели обмен нарядами. Прежде чем напялить ее шмотки, мне пришлось задержать дыхание – такой аромат они распространяли.
– У тебя зеркальца нет? – спросила я.
– Обижаешь! Как это у женщины может не быть зеркала? – И она протянула мне круглое потертое зеркальце, на обратной стороне которого был портрет Мишель Пфайффер.
Я заглянула в зеркало и чуть не выронила его – так ужасно было то, что я в нем увидела.
– Ну вот, – удовлетворенно проговорила бомжиха, одергивая на себе мою куртку, – договорились на час, значит, на час. Буду тебя здесь ждать. Если за час не уложишься, плати неустойку!
– Ладно, ладно! – отмахнулась я.